Сознание того, что наподобие Давида он победил своего врага камнем, была недолгим, потому что, когда Камерон перевернулся и посмотрел на свою спортивную сумку, лежащую рядом, он увидел, что она была аккуратно смята, и разрисована колесами. Прослеживая направление их следов, его взгляд остановился на краю моста, где только несколько минут назад он сидел, свесив ноги. Но он отверг скрытый смысл почти так же быстро, как осознал подозрение, потому что, если он на самом деле слышал глухой удар, неважно, какой в нем крылся смысл, почему он не услышал всплеска? Да, невозможно было не услышать такого всплеска. Значит, это была еще одна шутка, которую сыграла с ним чрезмерная жара.
Однако спортивная сумка была несомненно смята автомобилем в нескольких шагах от края моста, и, продвигаясь ползком вперед, Камерон вглядывался в воду и видел на поверхности водоворота, словно впадающего в море, булькающие пузыри. Это должно быть газ — карман со сгнившей растительностью и обитателями морд, лопнувший из-за внезапного смещения ила. Но пузыри — шипение как от взболтанной содовой воды — продолжали ловиться на поверхности, пока, постепенно ослабевая, не стали внезапно вздрагивать со спорадическими всхлипами, будто огромные лешие выбрасывали последний драгоценный запас воздуха.
Итак, автомобиль упал с моста, и глухой удар продолжал еще долго звучать после того, как пузыри замерли. Камерон подождал, пока за пузырями появятся голова и размахивающие руки, в которые он бросит одно из 'бревен, оставленных рабочими. (Да, почему не быть щедрым, особенно если течение слишком быстрое, чтобы плыть против него?)). Но ничего не появилось, и вскоре его схватил ужас ют этих ослабевающих пузырей, которые, наполняя его страхом, стали неопровержимым свидетельством его полной и окончательной победы, но тут же заставили его мысленно погрузиться в слизь и грязь, где он представлял себе торчащие колеса, медленно исчезающие в глубине. Затем, мысленно выбравшись из реки, он услышал над собой грохот вертолета и вдруг осознал, как на этой безлюдной дамбе видно все в мельчайших подробностях.
Вертолет кружил в небе над его головой. Хищник, решил он, подстерегающий, чтобы жертва пошевелилась, но после единственного, украдкой брошенного взгляда, он заставил себя больше не смотреть на него. Постарайся подумать, говорил он себе, постарайся проанализировать ситуацию… Начав с того, что речь идет не о побеге, и поняв это, он сел около компрессора и, как раньше, свесил ноги. Да, он должен был остаться хотя бы потому, что сидящий в вертолете наверняка видел все. Теперь речь шла о том, что говорить полиции. Его история и так выглядела нелепо. В такую историю никто не поверит. Такая история требует усовершенствования. Допустим, он мог сказать, что автомобиль сбил его, когда он пытался его остановить, объясняя таким образом свои телесные повреждения и обвиняя водителя — немножко ослепленного солнцем — в том, что он потерял управление. Есть история и получше, которая не только объяснит телесные повреждения, но также отпечатки колес на спортивной сумке — предательский знак наезда, который могла бы уничтожить только очень тщательная стирка. История получше во всех отношениях. За исключением того, что она не принимала в расчет возможности опровержения пилотом вертолета. Но разве можно полностью исключить, что пилот мог быть занят чем-то еще и не увидеть всего, что происходило? Конечно, вполне возможно, что пилот не заметил, как он бросил камень. Возможно также и то, что пилот не увидел, как машина падала в воду, и потому сейчас кружит здесь, пытаясь разгадать загадку. Во всяком случае автомобиль исчез полностью, если не навсегда; только сейчас Камерон заметил, что течение замедлилось, и что даже во время отлива река оставалась глубокой и угрюмой, чтобы суметь спрятать срои секреты. Сиди спокойно, говорил он себе. Держи свою голову…
Когда он сидел на мосту, создавая образ полицейского, которому будет рассказывать свою историю, Камерон вдруг вспомнил сборщика налога, который может описать его и посеять сомнение даже у самого тупого полисмена. Но кому придет в голову спрашивать у сборщика налога, который, должно быть, все еще парится в своей будке, сосредоточенно рассматривая мелочь и вглядываясь в дорогу — извращенец, всегда готовый получить редкую монету или тайком взглянуть на голую ляжку. Нет, только пилот все еще кружащего вертолета представляет для него опасность, пилот, который уже сейчас, возможно, связывается по радио и докладывает с тревогой и недоверием, что, как это ни невероятно, но черный седан свалился с моста в точке юго-восточнее от…
Если там было радио, думал Камерон так же лениво, как тогда в будке сборщика налога. И, посмотрев в упор на вертолет, помахал рукой, как бы убеждая любого пилота, что то, что он думает, что видел краем глаза этим потрясающе ясным днем, было просто налетевшей тенью, или струйкой пота, или одним из многочисленных пятнышек, которые играют разные шутки с периферическим зрением. Это был жест, который содержал в себе всю магию его самого сокровенного желания, потому что, как только он опустил руку, вертолет взмыл, как стрела, к северу. Либо пилоту надоела загадка пропавшего авто, либо он полетел за помощью, подумал Камерон и, решив, что ему надо подождать хотя бы полчаса, чтобы выяснить это, возобновил свое терпеливое бдение над рекой, которая в наступившем отливе стала гладкой, как стекло.
Когда, к его величайшему облегчению, отведенное им время прошло, и никто не появился, он встал на ноги и поднял свою спортивную сумку, которая все еще лежала там, где по ней прошлась машина. Кроме течения, которое теперь стало более плавным в противоположном направлении, все было таким, как в тот момент, когда он сюда пришел. Камерон ощутил странный и глубокий покой. Если ему повезет, он дойдет до конца дамбы, растворятся в милосердной тени деревьев и направит свои стопы в город, где Ричард Джексон исчезнет, и он, Роберт
Камерон, сможет свободно выбрать себе новое прозвище. Готовый к старту, он снова подумал о ее письме и обрадовался, что не взял его с собой. В конце концов, его новые прозвища отрежут его совсем от прошлого, включая возможность получать письма, так как история, которую он сейчас начал придумывать, вряд ли потребует от него новых закладок для книг. Однако, он не мог не подумаль, что его исчезнувшей антагонист — как легко эти слова пришли ему на ум — может быть, тоже находится в переписке с кем-то, кто беспокоится о его будущем. Камерона бросила в дрожь мысль о том, как должно быть в реке холодно и темно. Он еще некоторое время постоял на краю моста и вдруг увидел газету, засунутую в компрессор — газету, чей ведущий заголовок недельной давности уже казался абсурдным. Возможно, это была газета, оставленная здесь одним из рабочих, не успевшим дочитать спортивную страницу. Камерон пробежал глазами заголовок, содержавший намек на новые бомбардировки как возмездие за недавние провокации, которые., если они будут продолжаться, могут только привести к прекращению переговоров и дальнейшей эскалации. Потом, сложив газету втрое и засунув последний обрез внутрь, как это делают мальчишки-газетчики, выкинул ее в воду.
