– Ага, – удовлетворенно сказал Валера, оглядываясь и убирая ствол в кобуру. – Сдох, как и обещали. А много вас?
В течение примерно часа неспешной езды по городским улицам Валера понял, что мертвяков много, очень много. Похоже было, что теперь именно они определяют ритм городской жизни. А вот следов какой-то организованной борьбы с ними видно не было. Больше было похоже на то, что люди попрятались и ждали, когда «само рассосется».
А вот в то, что ничто само не рассасывается, Валера верил больше, чем в закон всемирного тяготения. Именно поэтому он сделал выводы, определившие всю его дальнейшую судьбу. А решив, что ему делать дальше, он поехал домой. У него по плану была жарка мяса и питье водки. Потому что ему плевать было на судьбу этого мира: подыхает – и хрен с ним, сам он подыхать не собирается.
Сергей Крамцов
21 марта, среда, утро
Мертвяки попадались на улице часто, однако «продуктивных», несущих еще один «калаш» с боекомплектом, больше не попадалось. Этот, видать, один такой был, уникальный. Даже понятно, что с ним случилось, если немного поразмыслить. Судя по сложенному прикладу и загаженному стволу, решил полосовать зомби очередями от пояса, увидел, что пули, попадая в туловище, никакого эффекта не вызывают, запаниковал, бросил пустой магазин, тот, которого не хватало, расстрелял длинными очередями следующий, с тем же успехом, и был изгрызен мертвяками. Дурак, короче. Естественный отбор не прошел, даже с автоматом.
Мы запустили одну из раций в режиме сканера в поиске милицейской волны, быстро ее нашли, но полезной информации так и не слышали. Да и вообще, к моему удивлению, там не так уж много говорили. Похоже, что милиция плюнула на охрану порядка и разбежалась. И видно их на улице не было в отличие от вчерашнего дня. А те, кто на улицах оставался, в наших глазах выглядел настоящим подвижником – все же осталась совесть у кого-то, пытаются город отбивать. Однако они погоды не делали – мы даже проехали мимо отделения, и там все выглядело очень тихо – ни машин на стоянке, ни людей в форме. А это значит, что в городе анархия и надо быть готовым ко всему.
Даже в шмелевский двор мы въехали с какой-то параллельной улицы, через газон, преодолев высокий бордюр, что для нашей машины, впрочем, проблемой не было. Судя по всему, Мишка поджидал нас, потому что мы заметили его стоящим на балконе третьего этажа. Он был одет для улицы, в руках – мобильный. Заметил я несколько лиц в окнах и каких-то людей на балконах. Люди смотрели на улицу, наш приезд привлек внимание. А кое-кто привлек уже мое внимание – очень впечатлил меня мужик с двустволкой и в теплой куртке, сидящий на балконе и попивающий водку стопками, закусывая ее огурцами из банки. Так перепьет и пальбу начнет. Хуже всякого зомби.
Я набрал Мишкин номер с мобильного.
– Здорово, – послышался его хриплый голос в трубке. – Приехали, спасатели?
– Приехали, – ответил я. – Что там у тебя в подъезде?
– Хрен его знает, если честно. Шум был какой-то ночью, орали, но я не проверял. Сидим, вас ждем.
– Правильно сделал. Машина далеко?
– Направо глянь.
Я повернул голову направо. Действительно, машина стояла рядом, но это была не обычная шмелевская «Шеви-Нива», на которой он ездил на работу, а покрашенный в камуфляжные пятна «Патруль», старый, трехдверный, со съемной крышей. Наверняка один из тех, что Мишка для любителей покатушек делал. Разумно вообще-то.
– Ладно, – сказал я. – Поднимаюсь. Много у вас барахла с собой?
– Хватает, – ответил Шмель. – Но двумя ходками справимся. К вам чуток тоже закинуть придется, «Патруль» коротковатый попался. И ствол давай сюда.
– Это как? – опешил я.
– А вот так…
Не выпуская из руки телефона, Мишка сбросил с балкона длинный желтый шнур, заканчивающийся петлей с карабином. Действительно, все гениальное просто. Я собирался тащить «Сайгу» с собой и там ему отдать, а так он еще и прикрыть меня сможет, случись такая надобность.
Вооружившись своей «помпой», я вытащил из машины специально для Шмеля прихваченную подвесную с загруженными уже в нее патронами и «Сайгу». Быстро прищелкнул все к петле на конце шнура, зацепив за ремни, и отпустил. Груз начал частыми рывками подниматься наверх, и через минуту Шмель победно воздел руки – есть контакт!
Я повернулся к Лехе, сказал:
– Оставайся у машин, я пошел в подъезд. Займи позицию так, чтобы тебя издалека подстрелить нельзя было, потому что опасны не только мертвяки. Джипари уже сегодня большая ценность. Кто попытается сунуться с враждебными намерениями – расходуй сразу, в беседу не вступай и даже фамилию не спрашивай. Машину беречь пуще ока!
– Поучи еще, – фыркнул Леха, но присел за стволом дерева возле подъезда, почти потерявшись в кустах. Не потерял навыки занятия толковой позиции.
Я оставил карабин в машине и вооружился помповиком. Дверь в подъезд была открыта нараспашку, несмотря на кодовый замок, свет не горел. Включил фонарь под стволом, обежал лучом пространство перед собой. Пусто. И в подъезде почти тихо, только за одной из дверей первого этажа работает телевизор. Громко. Сверху щелкнула дверь замком, послышался голос Шмеля, отразившийся эхом по всему подъезду:
– Идешь? Тут чисто.
– Иду. Жди! – крикнул я в ответ.
Прислушался к лифту. Стоит на месте, никуда не едет. Хорошо. И пусть так стоит пока, я на нем все равно не поеду. Держа дробовик почти на изготовку, быстро поднялся на первую лестничную площадку. Ничего. Двери заперты, все тот же телевизор орет. Поднялся выше, на промежуточную, глянул наверх. Тоже пусто. Стараясь не топать, поднялся на пролет, огляделся, поводя стволом ружья по сторонам. Одна квартира открыта. Оттуда ни звука вроде как, зато вонью несет неслабо. Запах мертвечины спутать сложно с чем-то еще.
– Мишка, слышишь меня? – спросил я уже негромко. Между нами всего два пролета лестницы, он прямо надо мной должен сейчас быть.
– Слышу, конечно, – ответил он сверху.
– Спускайся на этаж.
– Ага.
Хлопнула дверь его квартиры, затем послышался топот, и Мишка оказался рядом со мной, неся в одной руке сумку с вещами, в другой – дробовик. За спиной выше головы возвышался здоровенный рюкзак. Сумку он бросил на покрытый вытертой «сортирной» плиткой пол, взял ружье поудобней.
– Мог бы и подождать с вещами, пока подъезд проверим. Кто здесь живет? – кивнул я на приоткрытую дверь.
– Витька-алкаш… – Шмель потянул воздух носом. – Подох, что ли?
– Покарауль здесь, проверю, – скомандовал я.
– На хрена? – удивился Мишка так, что его редкие брови уехали под низко надвинутую шэпээску. – Там и без мертвечины любой триппер подхватить запросто можно. В дерьме живут, пьянь подзаборная.
– Мишань… отсюда люди будут сваливать, а тут им с фланга, из двери, тварь мертвая, – пояснил я свою идею. – Короче, держи лестницу, рассуждать еще будешь!
Я аккуратно оттолкнул скрипнувшую дверь в квартиру. Запах усилился. Плохо пахло, причем сильно. И не только мертвечиной, а еще как будто бомжами. В прихожей никого не было. Была открыта дверь в ванную, но и там никого. Лишь какие-то тряпки на полу и треснутое зеркало на обшарпанной стене. Прошел дальше, в гостиную. В глаза бросилась нищета и множество пустых бутылок. Диван с рваной обивкой и пятнами, заваленный каким-то тряпьем, валяющаяся на полу еда, раздавленная и гниющая. Хорошо, что еще для мух не сезон, а то как бак пищевых отходов вывалили. В комнате никого. Еще одна комната правее, планировка здесь смежная, и кухня, прямо передо мной. Чуть сместился вправо, заглядывая на кухню. Никого, но видно не все. И в комнате никого… Сделал несколько быстрых шагов вперед, еще раз заглянул в запомоенную кухню. Мерзость и грязь, бутылки и битая посуда, но безлюдно. Теперь дальняя комната. Квартира двухкомнатная, я эту «хрущевскую» планировку хорошо знаю.
С улицы раскатисто грохнул выстрел, второй, так что в окне зазвенело стекло.
– Леха? – спросил я в микрофон, изогнувшийся от наушника до угла рта.
– Мертвяк, – послышалось в гарнитуре. – Снял.
Ствол я сразу довернул на дверь в соседнюю комнату. А оттуда какие-то звуки, похоже на чавканье. Угадайте с трех раз, кто у нас там? Или пили, а теперь закусывают, или просто закусывают. Кем-то. И вонь оттуда отчаянная.
Тихо-тихо вошел внутрь и оказался за спиной у какого-то мужика в грязной майке, из пройм которой торчали руки уже привычно-мертвецкого цвета, и в растянутых трениках, доедавшего лежащую на полу толстую тетку. У тетки была раскроена голова мощным ударом, поэтому воскресать она не собиралась. Правое плечо, ребра, половина головы и шея уже обглоданы до костей, выедена брюшина, и запах дерьма из разорванных кишок смешивался с запахом мертвецкого разложения. Кровь разлилась по всей комнате, покрыв пол толстым липким бурым ковром. При виде этого всего я почувствовал, как тошнота рванула колючим комом к горлу, а в глазах у меня потемнело.
