Я взял на прицел затылок жрущего мертвяка, придавил спуск и… И промахнулся! Грохнуло в маленькой комнате так, что уши заложило мгновенно, словно по ним молотками ударили, но голова мертвяка с противоестественной скоростью сместилась левее, все его тело вдруг прижалось к полу, каким-то невозможно пластичным прыжком развернулось, и на меня уставилась совершенно невероятная рожа. Вытянутые вперед и широкие, как у орангутанга, челюсти, оскаленная окровавленная пасть, набитая острыми, похожими на шипы зубами, особенно страшная на фоне мертвенно-бледной, синеватой кожи. Маленькие, абсолютно мертвые глаза, как у всех зомби, но окруженные какими-то наростами со всех сторон, как будто выглядывающие из пещер. Шея заметно длиннее и гибче человеческой.
Все это я успел разглядеть в тот момент, когда моя левая рука рванула назад цевье дробовика, вышвыривая пустую гильзу и загоняя в патронник следующий заряд, и, едва затвор завершил свой маслянисто-лязгающий рывок вперед, палец вновь утопил спуск. Грохот, пучок голубоватого пламени из ствола, но картечь впритирку прошла над головой существа, врезаясь в оштукатуренную грязную стену и выбивая из нее облако пыли. Тварь успела пригнуться с потрясающей, почти невидимой глазу быстротой. И ровно в тот момент, пока мои руки перезаряжали ружье, я рванул прочь из комнаты.
И оказался прав. Тварь зашипела, и полуоткрытая дверь загудела, когда в нее врезалась тяжелая туша. Тварь прыгнула с места с невероятной энергией, если бы я пытался ее застрелить, а не убрался с линии прыжка, то мне был бы конец. Она бы меня в куски порвала с такой силищей.
Удар в торец двери для чудовища тоже не прошел бесследно. Налетев на повернутое ребром дверное полотно с такой силой, что петли с треском вывернулись из рамы, тварь упала и откатилась к противоположной стене, дергаясь и скользя в запекшейся крови. Я успел перезарядить ружье и выстрелил в ту часть тела чудовища, которая была мне видна через дверной проем. К моему счастью, весь заряд картечи, все двенадцать кусков свинца, угодили в шею и перебили позвоночник. Тварь издала все то же громкое, но одновременно – какое-то беззвучное шипение, задергалась, но… Позвоночники им тоже необходимы!
Я снова прицелился, уже в верхушку черепа, и опять выстрелил. Картечь проломила голову и выбила содержимое черепной коробки на стену, разбрызгав почти до потолка. Все, кажись. Я судорожно начал вынимать из навесного патронташа толстые патроны двенадцатого калибра и запихивать их в дробовик по одному.
– Что там? – послышалось, причем голосами и Лехи, и Шмеля, но уже просто так, из коридора.
– Хрен его знает, – честно ответил я с глубоким выдохом. – Я такого еще не видел.
За спиной послышался топот, в квартиру ворвался Шмель, с «Сайгой» на изготовку.
– Где? Что?
– Там! – Я показал стволом на мелко дергающуюся, но при этом совсем молчаливую тварь.
– Ни хрена себе… – протянул Шмель, и глаза у него полезли на лоб. – Это что?
– А я знаю? Морф, наверное.
– Морф? – озадачился Мишка. – А по-русски если?
– По-русски это что-то вроде мутанта.
Ответил и медленно пошел в соседнюю комнату, а Шмель направился на лестницу, на свою позицию. И сразу же оттуда послышался его голос: «Куда прешь? Что надо?» Какой-то мужской голос пробормотал что-то, шаги удалились. Я не стал выглядывать, за тыл Шмель ответственный, но спросил, крикнув: «Кто там был?»
– Да еще один сосед, тоже датый, на стрельбу заглянул, – ответил он. – Тут весь дом одни алкаши.
– Понял, – кивнул я и вошел в дверь.
И что же мы имеем? Я медленно придвинулся к лежащей на полу твари, не спуская с нее прицела. Да, неплохо. Как описать? Перво-наперво челюсти. Больше человеческих раза в два по всем параметрам. Пасть набита зубами. Кожа вокруг пасти местами натянута, местами лопнула, похоже, что рост костей происходил почти ураганно. Лоб пониже, видная в расколе черепа лобная кость необычайно толста. Глаза направлены вперед, смотрят из ям. Нос уменьшился, растянулся в стороны, расплылся по всей морде, вывернув ноздри. Шея стала длиннее и очень гибкой, судя по тому, как тварь дважды убирала голову с линии огня. Явно удлинились руки, стали мосластей, с широченными суставами. Пальцы укоротились, а ногти невероятно приросли какими-то роговыми метастазами, охватили пальцы и превратились в неслабые когти. Они были перемазаны запекшейся кровью, тварь рвала свой обед не только зубами, но и когтями.
Ноги странно искривились, у меня появилось впечатление, что в них появился дополнительный сустав. Что-то же дало возможность морфу совершить такой мощный прыжок?
Я достал из кармана мобильный и несколько раз сфотографировал труп в разных видах. Когда закончил, увидел Шмеля, разглядывающего мою «добычу». Тот лишь присвистнул и покачал головой. Мы выбежали из квартиры, захлопнув за собой дверь, спустились вниз.
– Это Витька, они с женой бухали не просыхая, – сказал Мишка по пути. – Каждый день пьянки и драки. Сейчас небось тоже орали, но внимания уже никто не обратил.
Мы выбежали из подъезда, огляделись. На балконе стоял, вертя обеспокоенно головой, мужик лет пятидесяти, лысоватый и краснолицый – Степаныч, Шмель-старший.
– Что там у вас? – крикнул он, заметно нервничая.
– Нормально все, бать! – закричал Шмель. – Витька мертвяком стал, с Леркой вместе. Завалили! Давайте к двери, сейчас за вами пойдем.
В дальнем конце двора через густые кусты пытался продраться мертвяк, и Леха уже неторопливо целился в него. Еще один мертвяк лежал у дальнего угла дома напротив. Раскатисто, как доской о доску, ударил выстрел из «Тигра», мертвяк свалился. Я достал со своего сиденья еще одну радиостанцию с гарнитурой, отдал Шмелю. Проверили связь.
Мишка забросил сумки в свою машину, в багажник, захлопнул дверь.
– Блин, еще бы бате не дать его «Волгу» взять… – вздохнул он. – Не может бросить, говорит, что руками на нее заработал. Она к тебе пройдет?
– Если только на тросу, – пожал я плечами. – А где она, кстати?
– В «ракушке», – указал кивком Шмель на сооружение из рифленого металла неподалеку.
– Ладно, попробуем объяснить как-нибудь, – сказал я. – Пошли, хватит время терять.
Поднялись к квартире уже без приключений, даже из дверей никто не высовывался, хоть телевизор на первом этаже продолжал заходиться криком. Дверь распахнулась, едва мы на площадку вышли. Все стояли в дверях: Степаныч, Валентина Ивановна – шмелевская мать, крепкая тетка к пятидесяти, и Катя, сестра, круглолицая и белобрысая девчонка четырнадцати лет, конопатая, как перепелиное яйцо. Все были нагружены сумками и пакетами, в переноске которых пришлось и мне поучаствовать. Риск, конечно, но зато в одну ходку уложились. Подтащили все к Мишкиному «Патрулю», он начал грузить его, а Степаныч решительным шагом направился к «ракушке».
– Бать, да оставь ты эту «Волгу»! – крикнул Мишка. – Не пролезет она туда, куда мы едем. Лучше «Ниву» мою возьми, мы за ней съездим.
– «Нива» твоя баловство одно, – сурово ответил Степаныч, шофер с тридцатилетним стажем. – Я «Волгу» не брошу.
– Степаныч, так она не пройдет по дороге, – попытался урезонить Шмеля-старшего я. – Лучше в «ракушке» оставить, чем в лесу бросить.
– Она у меня где надо, там и пройдет, – сказал, как отрезал, Степаныч и загремел замком.
– Все равно за «уазиками» поедем, – сказал я. – Все лучше «Волги».
– Те «уазики», что Мишка обещал, уже покрали давно, – сказал Степаныч, задирая крышку «ракушки». – Так что на своей поеду.
Я понял, что пытаться его убедить бесполезно. Степаныч всегда имел репутацию мужика шибко хозяйственного, даже жлобоватого, и рассчитывать на то, что он бросит нечто свое кровное, не приходилось. Лучше было проверить, не забыл ли Леха трос, потому что волочения по грязной дороге теперь не избежать.
Пока Леха застрелил еще одного мертвяка, а Степаныч с семейством грузил сумки, я подошел к Шмелю, который завел машину.
– Откуда такую БМП надыбал? – спросил я, постучав по капоту.
Короткая, высоко сидящая машина, опирающаяся на асфальт мощными внедорожными колесами, хоть была старой по типу, но выглядела новой.
– Не поверишь – иранская сборка, – ответил он. – Один человечек к нам через Армению и Грузию затащил. Специально для рейдов. Загнали к нам, мы почти все сделали. Только багажник наверх не встает, пластик не держит. А хозяин возьми да и улети вчера в Ереван, я его только по телефону застал. Я подумал-подумал да и прихватил себе. Ему уже не надо. А все лучше «Нивы», если куда в глушь и грязь.
– А под капотом что? – поинтересовался я.
– То, что надо, – четыре и два литра, со слабым наддувом, – гордо сказал Шмель, хлопнув толстой ладонью по спортивному рулю. – Если турбина и накроется, то ничего страшного. Вечный двигун, миллион без капиталки ходит.
