Пол с признательностью улыбнулся:
— Наконец нашелся человек, с которым можно поговорить о чем-нибудь более серьезном и кто…
Его никто не услышал — все покрывал голос, пылко выговаривавший кому-то:
— Не понимаю, как вообще можно употреблять подобные выражения, генерал. Это просто неприлично!
Молодая женщина, стоявшая между двух окон, говорила по-французски так запальчиво, что гул разговоров, казалось, утих в том месте, где шел спор. Какой голос! Какая горячность! У Пола внезапно вспотели ладони, он пробормотал несколько вежливых слов, прощаясь с полковником-меломаном, и попытался подойти ближе к тому месту, откуда доносился этот голос. Перед собой он видел только плотное кольцо из офицерских спин, в центре которых громогласно высказывался офицер высокого ранга. Пол узнал его, настолько его достойная оперной примадонны спесь была известна всему фронту. Это был Бенедикт Макинтайр, командующий Второй дивизией армии Новой Зеландии, о котором в столовках ходили слухи как о желчном, резком и злом человеке.
— Не могли бы вы повторить то же самое, но на нормальном языке? — рявкнул генерал.
— Я хотела бы использовать наречие, на котором говорят в буше, — прозвучал спокойный женский голос на более чем приличном английском.
— Буш — это в Африке, мэм. Или в Австралии, у аборигенов. Но не у нас.
Полу бросились в глаза ее волосы, и он узнал эту женщину. На аккуратном кителе Французского экспедиционного корпуса было две нашивки. «Тогда я их не заметил», — подумал он. Судя по всему, нашивки придавали ей уверенности.
— Это несущественно, генерал! Позвольте вам напомнить, что существует приказ об охране памятников.
Макинтайр, который не привык, чтобы ему противоречил младший по званию и к тому же женщина, недоверчиво рассматривал ее с высоты своего огромного роста.
— Мы здесь для того, чтобы противопоставить наши гуманистические идеалы нацистскому варварству, — рассудительно продолжала она. — Мы здесь не для того, чтобы…
— Идеалы, черт побери! — перебил ее Макинтайр с издевкой. — Мы здесь для того, чтобы вышвырнуть их пинком под зад, и ни для чего больше. Извините за выражение, мэм.
Генерал явно начинал терять терпение. Всем было известно, что это как раз тот случай, когда никто не решался ему противоречить, и она, казалось, сразу это поняла. «К сожалению, — подумал Пол, — когда тебя понесло, остановиться очень трудно».
— Я выскажу вам свою мысль до конца, мисс Не-знаю-как-вас-называть, — продолжил он. — Мне наплевать на этих уклонистов из генерального штаба в Лондоне с их высокомерием, их поднятыми кверху пальцами и оксфордским выговором. Они могут подписывать все, что им взбредет в голову, и запрещать нам все, что они захотят, но я знаю, что, если мне придется выбирать между жизнью хотя бы одного моего солдата и Пантеоном, я взорву безо всякого сожаления все эти старые камни.
Воцарилось молчание, потом, видимо, вспомнив о ее французском языке, генерал добавил:
— И Шартр, мэм, и Эйфелеву башню, и все остальное, что вы не смогли защитить в сороковом.
Она гневно посмотрела на великана и стоящих вокруг людей.
— Не говорите о том, чего никогда не видели, деревенщина! — звонко крикнула она.
Повисла тишина. «Господи, — подумал Пол, — она, кажется, переусердствовала». Макинтайр наклонился к молодому, но уже начинающему лысеть капитану, судя по всему, своему адъютанту:
— Вы слышали, что она сказала, Брэдшоу?
— Боюсь, да, господин генерал.
Макинтайр снова повернулся к женщине:
— Вы были рады, когда мы в тысяча девятьсот шестнадцатом месили сапогами грязь во Фландрии?
— Мы потеряли полтора миллиона человек, а вы — два, — сухо ответила она. — И вы помогали не нам, а англичанам. Вы находились тогда на территории страны с древней культурой, так же, как и сейчас. Вы не в салуне, помните об этом.
Сухой тон и холодный взгляд таили насмешку. Столь явное оскорбление вызвало ярость офицеров. Воцарилось напряженное молчание. Она, не произнеся больше ни слова, повернулась к ним спиной. Макинтайр заметил, что за их словесным поединком следят окружающие, и попытался разрядить обстановку.
— Вот так штука, в кои-то веки я попал в оперу, а меня обозвали ковбоем! — воскликнул он.
Когда молодая француженка собиралась уйти, адъютант схватил ее за плечо, развернув лицом к себе, и Полу в какой-то момент показалось, что сейчас он отхлестает ее по щекам. Он почувствовал прилив возбуждения, вызванного, возможно, двумя бокалами пива, и готовность вмешаться.
— Идиотка, — прорычал новозеландец. — Пожирательница лягушек! Шлюха!
— Простите? — подошел Пол. — Что за странные слова достигли моих ушей? Повторите-ка мне их, ощипанная птица киви!
— Плевать я на тебя хотел, поганый янки, — сказал капитан, поворачиваясь к новоприбывшему.
— Мне кажется, ты скоро отправишься на землю предков, — ответил Пол.
Он подошел ближе, словно желая рассмотреть собеседника, но, оказавшись перед ним, коротко ударил в печень. Капитан потерял равновесие и упал к его ногам. Когда он поднялся, его покрасневшее лицо приняло угрожающее выражение, а глаза сверкали от ярости.
— Дело принимает дурной оборот, — произнес кто-то.
Толпа зашумела. Некоторые офицеры попытались вмешаться, тогда как новоподошедшие хотели выяснить, из-за чего началась ссора. Пол воспользовался толчеей и приблизился к Макинтайру.
— Это ненормально, когда один из ваших офицеров набрасывается на женщину, к тому же лейтенанта, — сказал он вполголоса.
Генерал, словно не веря своим ушам, наклонился к Полу:
— Не вмешивайтесь в это дело, старина! Прежде всего кто вы такой? Вы портите мне праздник.
— В деле охраны памятников на театре боевых действий следует руководствоваться директивой Эйзенхауэра, господин генерал, — ответил Пол уверенно, словно желая вернуться к теме разговора.
— А где эта директива? Кто ее сочинил?
— Вы спрашиваете у меня, где она, господин генерал? На подписи в генеральном штабе, — не задумываясь ответил Пол. — Кто ее сочинил? Я. По какому праву? По праву офицера Службы охраны памятников, недавно созданного специального подразделения.
— Да, слышал я об этих странных инициативах! Значит, вы на самом деле существуете, не могу в это поверить! Мой бедный друг, вы или поэт, или мечтатель, — язвительно бросил генерал. — Мне хотелось бы знать, с кем мы сражаемся: с фашистами или с яйцеголовыми из Гарварда?
Пол попытался привести свои доводы:
— Посмотрите, господин генерал, на ущерб, нанесенный этому городу нашими бомбардировщиками, как разрушены церкви, дворцы, да и театр тоже… Большинства разрушений можно было бы избежать…
