Я с недоверием глянул на Рауля. Весть о ликвидации команданте Эрнесто он встретил как должное. Я знал, что Рауль весьма отрицательно отзывался о лидере Герильи и вообще воспринимал идею мировой революции как очередную красивую легенду, с помощью которой партизаны промывают мозги своим неопытным бойцам. Но, между тем, чтение досье на Рауля навело меня на мысль о том, что устранение всех крупных шахматных фигур в этом регионе — часть его хитрого плана. Может быть, он манипулирует мной, выполняя поручение колумбийских спецслужб? Да и может он просто чёртов «Парамилитарес»? Пока что рано и некогда было этим заниматься, да и Рауль пока играет на нашей стороне.
— Я могу раздобыть форму герильясов, — посоветовал мне Тони, — если, конечно, ты собираешься проникнуть в комендатуру. Нужно бы решить всё на месте, как считаешь, гринго?
— Да, тут ты прав, — кивнул я, и Тони, преисполненный гордостью поднял было вверх руку с вытянутым большим пальцем, но, видимо, всё ещё ныло раненое плечо, — Нам необходимо съездить в Либертаде Эсперито и самим всё выяснить! Отправляемся на рассвете!
***
В городе, подконтрольным Герильи нас ждало интересное умозаключение. На КПП все машины обыскивались патрулём, оружие, даже пистолеты, изымались. Создавалось такое впечатление, что команданте Эрнесто чувствует угрозу своей жизни, и поэтому, он усилил внешнюю охрану города, а я стал догадываться, что и внутреннюю тоже. Оставив «Хаммер» с Анхелем и Сонни на окраине, наша компания из Рауля, Тони, Каталины и меня решила прогуляться на своих двоих. На шее у Эль Гатто болтался армейский бинокль, и даже за него партизанам пришлось дать на лапу: нашего горе-мошенника приняли за шпиона официалов.
— Вот же псы коммунистические! — выругался Тони, когда мы стояли на вершине туристической площадки на часовне для панорамы города, — Даже обычному туристу не дают спокойно пройти!
— Да уж, — протянул я, — Они действительно усилили патрули, даже мышь не проскочит! Даже пистолет не получится пронести!
— Это не проблема! — вальяжно заявил Эль Гатто, не отрываясь от бинокля, — Приобретём у Эль Греко!
Однако, спустя двадцать минут Эль Гатто вновь помрачнел. Позвонив Эль Гатто «по секретному каналу», как он сам выразился, выяснилось, что ушлый торговец, который может достать всё, залёг на дно, так как к нему приходили с проверкой партизаны.
— Герилья, однако, начинает опасаться за внутренние бунты среди населения! — усмехнулся Рауль.
— Само собой, ведь они пошли на крайние меры, когда решили уничтожить шефа полиции и дона Мануэля, — заметил я, — Так что, теперь у них нет выбора, кроме как закручивать гайки населению Эсперито.
— Но мы всё равно провезём стволы в город! — решительно произнёс Эль Гатто, — Но для этого тебе придётся действовать в одиночку, гринго! Мы не можем идти группой, иначе нас расстреляют, как гусей! А разделившись, мы рискуем кого-нибудь потерять. Так что действовать нужно быстро, иначе мышеловка захлопнется!
Я вздохнул. Да уж, перспектива вырисовывалась туманная. Но, так или иначе, Эль Гатто был прав, и я не видел другого выбора. А как попасть в комендатуру — чтож, придётся импровизировать. И, кажется, в голове созрел глупый и весьма дерзкий план.
***
На городок медленно опустились сумерки. Вечером похолодало: вполне вероятно, что скоро наступит сезон дождей. В тропиках зачастую так назывались долгосрочные тропические ливни, которые могли идти несколько недель. Сонни Медведь хорошо предсказывал погоду, и он предрёк начало дождей со следующей недели. Чтож, посмотрим!
Я вылетел на полном ходу из «Карибской Ночи», едва не растянувшись на брусчатой мостовой. Бутылка испанского рома сделала своё дело: я был сильно пьян. Я весьма осторожно рассчитал дозу, чтобы хорошо вжиться в роль, но и полностью контролировать ситуацию. Я побрёл вперёд, шатаясь и выискивая тех добрых людей, которые проведут меня к команданте. Они нашлись уже за углом: патруль из троих вооружённых партизан.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А вот и солдатики! — дурачливо протянул я по-испански, — Вива ля революция!
— Гражданский, — недовольно произнёс командир патруля, — иди домой и проспись!
— Ээээ, ты знаешь, кто я такой? — прорычал я, — Ты знаешь….
— Предупреждаю, — рука командира дёрнулась к кобуре пистолета.
В ответ я от души засадил командиру в челюсть, вкладывая в этот удар как можно больше своих сил. Оставалось теперь надеяться, что и эти ребята не подведут и не перегнут палку. Меня любовно огрели прикладом и уложили на асфальт. Лязгнул затвор АКМ, а я почувствовал сталь на своих запястьях.
— Товарищ сержант! — услышал я, зажмурившись от боли, — Может, пристрелить гада ко всем чертям?
— Отставить, солдат! Тащи нарушителя комендантского часа в комендатуру и под замок. Народный суд сам определит ему наказание!
Этого я и добивался. Меня поставили на ноги, а оба солдата схватили меня под руки и потащили вперёд. Я старался, как мог: обмяк и подворачивал ноги, когда как патрульные чертыхались, ставили меня в более устойчивое положение и старались дотащить меня до комендатуры как можно быстрее. Теперь я уже покорно повиновался партизанам, ибо меня вели туда, куда мне было нужно. Адски болело левое ухо, которое поцарапали прикладом автомата, да и голова гудела, но я старался не отключать своё сознание.
Уже на ступеньках комендатуры я заметил, как хорошо приготовились к обороне партизаны. С двух сторон расположили пулемётные точки, а у самого входа стояли целых три охранника. Все они были одеты в тяжёлую броню, а в руках покоились помповые дробовики «Ремингтон».
— Что за фрукт, Омар? — спросил командира патруля один из охранников.
— Да вот, нарушитель комендантского часа! — еле двигая побитой челюстью ответил сержант, — Веду в околоток!
Двойные двери распахнулись, и мы вступили в холл комендатуры. Здесь ничего не изменилось, только по второму этажу расхаживал молодой боец, позёвывая и смотря на часы. Вниз по лестнице мы спустились в подвал. Жирный боров Хосе был на своём месте. Он сидел за своим грязным столом с журналом «Плэйбой»: может читал, а может и мастурбировал — мне это было неинтересно. Сейчас нужно было позволить патрулю оставить меня в камере.
— Принимайте нового жильца, товарищ старшина! — произнёс сержант Омар, подталкивая меня к столу.
Недовольный взгляд Хосе глянул на меня, и боров хитро улыбнулся:
— Вот мы и снова встретились, падаль! Уверен, ночью тебе здесь понравится! Давай его в камеру!
Патруль завёл меня в третью камеру, где с меня сняли наручники и уложили на железную кровать.
— Что с ним? — спросил Хосе, когда патруль закончил.
— Да он вусмерть пьяный! Теперь, наверное, до утра не очухается!
— Всё, свободны! — скомандовал Хосе, и патруль удалился, а когда шаги солдат стихли на лестнице, боров приблизил ко мне своё вонючее рыло, — Подожди немного, ублюдок, у меня остались некоторые дела, но не переживай — скоро приду!
С этими словами Хосе шагнул наружу из камеры, захлопнул за мной дверь, и в замке зазвенели ключи. Несколько секунд я привыкал к полумраку помещения, а затем резко сел на кровати. Алкоголь всё ещё весело гулял по моему организму, но я уже был собран и готов действовать. К сожалению, тут мне пришлось ждать, и это, пожалуй, были самые длинные 10 минут в моей жизни.
— Гринго? Гринго, ты тут? — голова Эль Гатто оказалась в маленьком решётчатом окне.
— Здесь, Тони, — слабо отозвался я.
— План сработал, — улыбнулся Эль Гатто, — Вот, держи и не потеряй!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он скинул мне в камеру тонкую пластинку и струну от рояля. Это безобидный на первый взгляд инструмент способен стать самой страшной удавкой и глубоко врезаться в кожу на шее человека. Недаром её используют итальянские и мексиканские гангстеры. А вот тонкая пластинка — это универсальная отмычка, способная дать мне путь к свободе.
— Давай, удачи! — прошептал Тони, когда я выпрямился, — Ждём тебя под заветным окном!
