— Хорошо, тогда объясни мне, почему ты выделил ему четверть от доходов с лесопилки? Я, конечно, не имею твоего опыта, но на мой взгляд, это многовато.
— Во-первых, идея принадлежит ему, и он может предложить ее кому-нибудь другому. Во-вторых, с этой пилорамой наших крестьян еще надо обучить работать. В-третьих, он должен знать, что хотя я и хозяин в этих землях, но обкрадывать тех, кто со мной честен, не собираюсь. И наконец, последнее — я, кажется, нашел способ разобраться с нашей давней зубной болью.
— С какой?
— Кроусмарш. Эти земли уже долгое время принадлежат нам, но мы никак не можем их освоить, а ведь там и леса, и обширные равнины, которые так и просятся под плуг.
— Ты хочешь назначить его управляющим в Кроусмарше?
— Нет. Я хочу предложить ему выкупить Кроусмарш. Но не сейчас. Позже. Пусть сначала встанет крепко на ноги здесь. Пока у него неплохо получается, люди верят ему и идут за ним. Если справится здесь, тогда направлю его туда.
— Но он не то что не благородного рода, он даже не рыцарь.
— Вот далась тебе эта рыцарская цепь! Он может стать рыцарем в любой момент, стоит только ему захотеть.
— А почему нам самим не поднять Кроусмарш?
— Смеешься? Мне опять перечислить тебе все то, что мешает нам самим справиться с этим? Я под неусыпным надзором казначейства его величества, и стоит появиться у меня лишнему цехину, как они тянут к нему свои загребущие лапы. А вот Новака я смогу прикрыть, и от инквизиции в том числе, дать ему подняться на ноги.
— Если он не устоит, то мы снова навлечем на графство большой набег. Он же попросту погибнет.
— Да, это так. Но будем надеяться на лучшее. А что это у тебя такой довольный вид? Ясно. Представил себе Новака в орочьем котле? И что он тебе плохого сделал, хотел бы я знать? Но, что бы там ни было, Новака не трогай. Считай это моей волей, — как и большинство любящих родителей, не чающих души в своих чадах, маркграф не знал о том, что творится на душе у Питера, и что у его сына появилась возлюбленная — а значит, не знал он и о том, что тот был отвергнут, и соперником его, хотя и не по своей воле, оказался именно Новак.
* * *
— Нет, я не понимаю тебя. Вот объясни, что ты творишь?! — обогнавший на пару часов свой караван, Эндрю Бэлтон пылал праведным гневом.
— А что не так-то? — удивился Андрей такой реакции на свой рассказ.
— Да все не так! — хлопнул ладонью по столу купец. — Ты упустил возможность хорошего заработка на лесопилке. Нет, конечно, сэр Свенсон отнесся к тебе весьма щедро, отдавая тебе целую четверть, но ты мог просто закупать у него лес по выгодной цене и продавать уже готовые доски, и тогда он получил бы только четверть, а не ты. Он это прекрасно понимает и потому якобы щедр с тобой, но на деле он просто опасается, что кто-то еще узнает об этом секрете и сам снимет сливки.
— Какая разница, ведь работники все одно разойдутся и разнесут знания о пилораме. Не так уж и сложно ее изготовить.
— А ты думаешь, что все так просто? Вот сказал кто то в таверне за стаканчиком винца о твоем изобретении, и все кинулись это делать? Ага, щаз. Эта твоя пилорама тут же лишит заработка многих плотников, а потому они в первую очередь будут кричать на всех перекрестках, что это брехня. И им будут верить, потому что это мастера, а то просто слухи. И что в этой ситуации делает сэр Свэнсон? А он выставляет на продажу целую кучу этих самых досок, изготовление которых значительно дешевле, по цене обычных, а потребность в этом товаре очень высока. К тому моменту, когда в твое изобретение поверят, он успеет снять сливки, а потом, когда такие станки появятся у других, цена пойдет вниз, потому что товара будет уже много.
— Вот оно как…
— Именно так. Ты знаешь, что многие кузнецы уже начали делать такие же арбалеты, дрели и точильные станки, как у вас?
— Опасаешься конкуренции? — решил подначить друга Андрей.
— Ну чего ты ерничаешь?! Ты понимаешь, что это наши деньги теряются? Ты знаешь, сколько кузнецов сегодня продает наконечники для стрел в Йорке? Нет? Так я тебе скажу. Ни один. Весь этот рынок я подмял под нас. И знаешь, почему? Потому что у меня они в полтора раза дешевле при том же качестве. Кто же станет платить больше, если можно платить меньше?
— А ты знаешь, почему они дешевле?
— Конечно, потому что благодаря твоему изобретению два подмастерья за день могут сделать их столько, сколько не смогут сделать и десяток кузниц, даже если только наконечники и будут делать, да и процесс у них трудоемкий.
— Во-о-от. Так же будет и с арбалетами, и с точильными станками, и с дрелями. У меня все готово, чтобы поставить их производство на поток, так что кустарщина нам не конкурент. Только еще людей подтянуть — и порядок.
— Умный, да? Дурак, ты.
— Это еще почему?
— Да потому! Я сразу выставил этот товар по заниженной цене, чтобы стать единственным его поставщиком, потому что он уже был на прилавках. А вот остального не было, поэтому, выставив их на продажу в большом количестве, мы могли бы снять сливки. Потом, когда пошла бы конкуренция и товар стал бы залеживаться на прилавках, мы снизили бы цену, и конкуренты не смогли бы тягаться с нами. Понял ты, дубина?
— Ну, ты это… Полегче. Я ведь все же тебе жизнь спас.
— А зачем?! Чтобы я теперь от сердечного приступа умер, видя, какие деньги мимо проходят? Нет, умный ты человек, но теперь я понимаю, почему ты в своем мире не смог стать деловым человеком.
— Твоя правда, — вздохнув, вынужден был согласиться Андрей. — Так что, момент упущен?
— Пока еще нет. Но только я тебя прошу, перестань хвататься за все подряд! Остановись, наладь одно, потом принимайся за другое.
— А как же стекла?
— Хорошая идея, просто замечательная, и поверь мне, мы на ней озолотимся, но сейчас она не ко времени. И этот твой волочильный стан — не ко времени это все.
— А вот тут ты неправ.
— Почему? — устало вздохнув, спросил купец.
— Насчет арбалетов я с тобой согласен, это оружие и спросом пользоваться будет однозначно, нужно налаживать его выпуск. Что самое привлекательное, так это то, что при наличии имеющихся сил мы можем начать производство обоих видов арбалетов. Я думаю, по два арбалета в день.
— То есть всего четыре.
— Не хами. Всего два, или тех или тех.
— А больше?
— Прибавится людей, так, чтобы можно было сократить операции, проделываемые одними и теми же людьми, то можно и больше.
— Сколько тебе нужно человек?
— Ну, хотя бы десяток.
— Со мной приехали два кузнеца, так, не особые мастера, выжили их из деревень более талантливые, с ними трое сыновей, которые им в кузне помогали, пять подмастерий, двое великовозрастные, у которых четверо сыновей, возрастом как раз в подмастерья отдавать, да кто возьмет от бесталанных родителей. Четверо парнишек из приюта святого Варфоломея, дальше в семинарию отказались, вот я и предложил им ехать сюда, а что им, выбор-то невелик — либо на улицу, либо тут при деле окажутся. Как с таким пополнением?
— А крестьяне есть? — с нескрываемой тоской в голосе поинтересовался Андрей.
— Маран?
— Он, проклятый. Ну, лопухнулся я с этой землей, так он, зараза и сам последние жилы на плуг наматывает, и остальным спуску не дает, да они и не сопротивляются, у самих глаза загребущие.
— Ну, лопухнулся ты, допустим, не только с пашней. Пять молодых семей, вернее, даже просто пары, одна уже тяжелая.
— Пять пахарей — это уже ого-го! Но нет, Маран заклюет, скажет, опять все в кузнечный конец.
— Там, кстати, еще и твой крестник, которого ты едва не покалечил.
— Это кто?
— Верзила каменотес.
— Яков?
— Он.
— И что он собирается здесь делать? Там у него и дом был, и работа. Здесь ему только землю пахать, или вон в кузню, в подмастерья.
— Ну, это вы с ним сами разберетесь. Но, в любом случае, у тебя и без него набирается в общей сложности восемнадцать пар рабочих рук.
— Погоди ты. Посмотрим, кто к чему склонность поимеет, может, на землю кто уйти захочет, а может, и все. С этим еще разобраться нужно.
— Кстати, там тебя еще и сюрприз ждет.
— Какой?
— Увидишь, — загадочно улыбнувшись, заверил Эндрю.
— Слушай, ты у нас семи пядей во лбу, может, ты знаешь, почему насколько маркграф благосклонен ко мне, настолько же его сын меня невзлюбил?
— Знаю, конечно.
— А ну-ка, просвети.
— А чего тут просвещать. Причина в моем караване едет.
— В смысле?
— В смысле, молодой виконт глаз положил на Анну, дочь мэтра Вайли, и вознамерился сделать ее будущей графиней.
— А я-то тут при чем?
— Все, я больше не могу. Отстань.
— Погоди, ты сказал, что причина в твоем караване…
— Отстань, — обреченно махнув рукой на друга, обрубил купец и пошел встречать уже показавшийся караван.
