Когда Полунин вошел в квартиру, открыв своим ключом, Дуняша в черном тренировочном костюме сидела посреди комнаты на полу в «позе лотоса», выпрямившись и неподвижно глядя перед собой. Последнее время она стала увлекаться какой-то азиатской мистикой — то ли йогой, то ли дзен-буддизмом, Полунин в этом не разбирался. Иногда он заставал ее стоящей на голове.
Проходя мимо, он нагнулся и щекотнул ее под ребро. Дуняша подскочила и зашипела, как рассерженная кошка:
— Но ты просто с ума сошел, я тебе сколько раз объясняла, нельзя так брутально отвлекать человека, когда он погружен в медитацию! Ты хочешь, чтобы со мной получился один шок?
— Извини, я не знал, что это так опасно. Сиди, сиди…
— Ты уже все равно все испортил, — я только что сумела погрузиться наконец в себя, второй раз не получится. — Дуняша встала и попрыгала, разминая ноги. — Будешь ужинать?
— Нет, не хочу, иди спать, уже второй час. Слушай, где у тебя бумага и конверты?
— Где-то на столе, посмотри. Ты еще не ложишься?
— Сейчас, только напишу письмо. Нужно обязательно отправить его завтра утром, это срочно…
Через десять дней он получил каблограмму от Филиппа: «Смета утверждена встречай шестого сентября аэропорт Пистарини рейс Эр-Франс восемь ноль два».
Теперь, когда план похищения Дитмара был продуман во всех подробностях, когда была уже намечена точная дата — суббота десятого сентября, время словно ускорило свой бег, и пустота ожидания вдруг сменилась для Полунина тревожным ощущением неготовности, — так бывало с ним в давние студенческие времена, когда приближалась сессия или последний срок сдачи курсовой работы, а что-то оставалось еще несделанным, невыученным, ненаписанным…
Он понимал, что сейчас уже нельзя сделать ничего сверх того, что уже сделано, и что некоторые слабые места плана, — в частности, остающийся открытым вопрос, где держать Дитмара до прихода «Лярошели», — все это придется решать потом, на месте, в зависимости от обстоятельств. И все же его не переставало тревожить это ощущение невозможности уложиться в сроки, предчувствие неминуемого опоздания; каждое утро начиналось для него с того, что он бросал взгляд на календарь и пересчитывал остающиеся дни. А их делалось все меньше и меньше.
Филипп и Дино прилетают шестого — это вторник. Если седьмого они выедут в Кордову, у них будет там еще три-четыре дня, чтобы осмотреться на месте и все подготовить. Ближайшая суббота — десятое; ждать следующей уже опасно. Если Лагартиха прав в своих прогнозах, семнадцатого в Кордове может быть «слишком жарко». Значит, десятого.
Наступило утро, когда Полунин сорвал с календаря августовский лист. Это был рекламный календарь «Автомобильного клуба», с яркими фотографиями живописных уголков Аргентины; на сентябрьском листе, под надписью «Cordoba — siempre de temporada», жизнерадостная молодая пара любовалась панорамой лесистых холмов, выйдя из остановленного на обочине горной дороги сверкающего голубого «крайслера». Надо же, усмехнулся Полунин, такое совпадение.
— Ну, вот и сентябрь пришел, — сказала Дуняша, тоже посмотрев на картинку. — Ужасно рада, что кончилась эта противная зима, надо и нам с тобой съездить как-нибудь в горы. Ты ведь со своими друзьями туда собираешься?
— Да, возможно…
— А мне нельзя с вами?
— Это неинтересно, Дуня, деловая поездка.
— Опять деловая! Я думала, ваша экспедиция уже совсем кончилась?
— Она-то кончилась, просто они хотят еще кое-что там посмотреть, и я обещал с ними съездить.
— Поезжай, конечно, чего тебе здесь сидеть. Они когда прилетают, шестого? Знаешь что, ты привози их из аэропорта прямо сюда. Я вас угощу настоящим русским обедом, хочешь?
— А что, это неплохая мысль. Заодно и познакомитесь, у тебя с Филиппом найдется о чем поговорить.
— Филипп — это француз? Он что, из Парижа?
— Нет, но жил в Париже. Дино тебе тоже понравится, я уверен, сразу начнет за тобой увиваться.
— О-ля-ля, тогда тем более! В субботу съезжу к Брусиловскому, куплю все, что нужно…
Это было в четверг. На другой день Полунин еще раз позвонил в Монтевидео — секретарь Морено сказал, что дон Хосе еще не вернулся, но будет дома не позже двадцатого. С отсутствием Морено из цепи намеченных действий выпадало очень существенное звено, но времени на пересмотр плана уже не оставалось. Черт с ним, решил Полунин, на месте что-нибудь придумаем…
В понедельник пятого Кривенко позвонил, как обычно, в половине двенадцатого.
— Перемен никаких? — спросил Полунин. — Тогда слушай внимательно. В четверг утром я буду в Кордове, — можешь подойти к десяти часам на автобусную станцию? Там рядом есть бар, не помню, как называется, но внутри на стенах висят старые афиши коррид — хозяин, верно, испанец. Я тебя там подожду.
— В десять утра? Попробую, — сказал Кривенко. — Но вот если нужно будет куда-нибудь с ним ехать…
— Ладно, не сможешь — так не сможешь, тогда я тебе вечером позвоню домой. Ты все там же? Добро. Значит, утром я Тебя жду в течение часа, и если не придешь — вечером будь у себя. Теперь другое. Он в субботу ездил к своей бабе?
— Ездил, а как же. У немцев все по расписанию, — загоготал Кривенко.
— Ты узнал в гараже, когда он ставит машину?
— По-разному, говорят, когда в час, когда в два. Но обычно не позже трех…
— Ясно. Ключи от машины в одном экземпляре?
— В двух. Он второй заказал на всякий случай — вдруг потеряется. Так что и у него свои, и у меня.
— В котором часу ты его туда привозишь?
— Куда?
— К бабе, едрена мать!
— Ясно, ясно, — заторопился Кривенко. — Туда я его привожу всегда в десять часов. Вечера, то есть.
— Понимаю, что не утра. Машину оставляете возле ее дома?
— Нет, зачем же. Там через одну квадру тупичок есть такой — без фонаря, и деревья густые. Туда и ставим. Она, верно, не хочет, чтобы соседи видели, что у нее гость каждую субботу…
— Немка?
— Немка, яволь, фамилию не знаю, а зовут фрау Клара. Видел я ее раз — баба ничего, видная, есть за что подержаться.
— У меня все, — сказал Полунин. — В четверг увидимся…
… Следующий день — вторник шестого сентября — был каким-то особенно светлым, насквозь пронизанным сиянием весеннего солнца. С утра Дуняша настежь распахнула окна, теплый ветер ходил по комнате, вздувая занавески и шурша бумагами на столе. Все словно расцвело и распустилось за одну ночь — и раскидистые омбу в сквере на площади Либертад, и вязы перед Дворцом трибуналов, и эвкалипты вдоль автострады, ведущей к аэропорту Пистарини. Боясь опоздать, Полунин попросил таксиста ехать быстрее, и машина, непрерывно воя сигналом, шла в крайнем левом ряду у разделительной полосы, хищно припадая на рессорах, словно готовясь взлететь, с ревом разрывая в клочья солнечный и зеленый ветер. В аэропорт они приехали как раз в ту минуту, когда узкий длиннотелый «супер-констеллейшн» шел к земле с выпущенным шасси, нацеливаясь на свою посадочную полосу.
Полунин еще издали увидел их в группе пассажиров — отчаянно жестикулирующего Дино и высокого Филиппа с переброшенным через руку плащом. Он сразу как-то успокоился, напряжение последних недель сменилось вдруг уверенностью, что все будет хорошо. Дино и Филипп тоже были в отличном настроении, в такси они хохотали всю дорогу, вспоминая парагвайские похождения Дино, Кнобльмайера с его квакающим прусским акцентом, поездку в Чако, которая теперь казалась им чуть ли не пикником. С хохотом вывалились из машины на пласа Либертад, с хохотом втискивались в тесную кабинку лифта, — Дуняша встретила их в дверях, услышав веселый гам еще до того, как лифт добрался до пятого этажа.
— Бог мой, — воскликнула она, — я представляла себе вас лысыми и торжественными, — никогда не думала, что этнографы могут производить столько шума, о-о-о, теперь-то я хорошо понимаю, почему Мишелю так нравилось ездить по джунглям! А где же мадемуазель Астреа? Я так жаждала наконец-то ее увидеть…
— Это удовольствие, мадам, от вас не уйдет, — заверил Филипп, целуя ей руку. — Сейчас она просто захотела воспользоваться перерывом в нашей работе, чтобы съездить в Бельгию…
Полунин вышел на кухню открывать консервы. Из комнаты слышались новые взрывы смеха, теперь уже и Дуняшиного, — гости, судя по всему, быстро нашли с хозяйкой общий язык. Он открыл дверь и, перехватив ее взгляд, поманил пальцем.
— Ну как они тебе?
— Все ужасно милые, — с энтузиазмом сказала Дуняша, — а этот Маду — просто эпатантный [63] тип, я хорошо понимаю теперь вашу секретаршу. Бедняжка, как она теперь без него, а впрочем, в Брюсселе ей будет с кем утешиться. Идем — раздвинете там стол, пора накрывать…
— Месье, — торжественно провозгласила она, когда гости уселись, — сегодня вам будет предоставлена уникальная и незабываемая возможность познакомиться с настоящей русской кухней. Русской по рецептам, хочу я сказать, потому что продукты — увы — местные…
