Объявляют как артиста в цирковом представлении, но это — правильно. На Востоке очень ценят титулы. В свое время Дикая Дивизия, во главе которой был брат Государя Николая Второго — внесла немалый вклад в то, что Русь не рухнула в бездну.
Две тысячи пар глаз передо мной. Они смотрят на меня, люди другого мира и другой веры. Не составит труда понять, что многие — тайно ненавидят меня. На самом деле я должен не просто сказать пару дежурных фраз и сойти с импровизированной трибуны под аплодисменты. Я должен им сказать, почему они не должны меня убивать. А в моем лице — русских инженеров, военных, учителей и казаков, которые пытаются помочь им построить новую жизнь. Жизнь, где люди не боятся ночного стука в дверь.
Хапнуть незаметно воздуха в грудь — и понеслась.
— Вот это все — я обвел руками массивные серые строения, в тени которых мы находились — все это построено не для нас. Все это — построено за счет вас и для вас. Отсюда — будут выходить дома, в которых вы будете жить…
Не верят. Видно — не верят.
— … многие из вас не верят мне сейчас, потому что я чужой для вас человек. А мулла из исламского комитета, в который вы идете за помощью и правдой — он для вас свой. Человек одной с вами крови, одной веры, одной нации. Он свой — а я чужой! Но если он свой — тогда спросите его, почему он разрушил здесь все? Почему он хочет, чтобы люди были бездомными…
В следующее мгновение мой телохранитель из казаков бесцеремонно столкнул меня с трибуны так, что я едва удержался на ногах. Рации разрывались криком…
— Ракетчик! Ракетчик на два часа!
— Огонь! Всем, кто видит цель, огонь!
— Там резервуар с топливом, резервуар с топливом!
— Кто видит цель? Кто видит цель?!
В таких случаях самое верное — расслабиться и получать удовольствие. Подскочили казаки, весьма невежливо стащили меня с трибуны и потащили куда-то, прикрывая собой, кто-то тащил, кто-то — пытался держать линию, ближний круг, направив пистолеты на все стороны света. Так получилось, что у одного из казаков рация включилась на громкую — и я слышал все, что происходило.
— Третий сектор блокирован!
— Одна цель, одна!
Люди бросились в разные стороны. Страх — он очень живуч, и в такой ситуации диктует только одно — бежать, куда глаза глядят. При покушении на Светлейшего охрана могла запросто открыть огонь по толпе, как не раз бывало…
— Глаз-шесть, отбой, всем отбой!
— Глаз-шесть, повтори!
— Глаз — шесть, отбой, цели нет! Это пацан, повторяю — это пацан! Нет цели!
— Блокировать сектор! Никого не выпускать!
— Господин урядник, на меня тут целая толпа несется, сомнут.
Где-то впереди застучал автомат.
— Главный всем, кто стрелял, запрос — кто стрелял?!
— Цели нет!
— Главный, это двенадцатый. Я стрелял в воздух, стрелял в воздух! У меня здесь человек пятьсот, несутся как стадо!
— Цели нет, это пацан с муляжом, пацан с муляжом!
— Сектор три чист, повышенное внимание!
— Дайте картинку!
— Стоп, стоп, стоп! — мне, наконец, удалось принять нормальное стоячее положение, впереди уже были машины — стоп, целей нет, никого нет, все нормально.
— Господин адмирал, нужно покинуть комплекс, немедленно. Здесь может быть мина или что-то в этом роде. Это может быть отвлекающим маневром.
— Я никуда не поеду, есаул, это будет позором. Извольте сопроводить меня до трибуны. Целей нет, все нормально. Все нормально. И я хочу видеть… того, кто на меня покушался.
Людей было уже не вернуть и митинг по случаю запуска первой очереди восстановленного домостроительного комбината был сорван… все-таки какого то успеха террористы достигли, выставили нас идиотами и доказали местным, что нас можно испугать. Нехорошо, когда мы становимся посмешищем в их глазах, очень нехорошо. Надо было и в самом деле уезжать — но я не хотел покидать это место, не попытавшись хоть частично отыграть все назад.
На том месте, где проходил митинг — как стадо носорогов пробежало, скамейки были перевернуты, кто-то втоптано в асфальт… помойка, в общем. Два казака подвели бачонка — смуглого, в разодранной одежде, помятого. На нем были старые кроссовки, такие старые, что в России их давно бы выбросили. Бачонок смотрел на меня, и его глаза были похожи на маленькие речные голыши, обкатанные быстрой, проточной водой. Черные, блестящие, неподвижные и ненавидящие.
— Вот… — хорунжий протянул мне агрегат, из которого этот пацан хотел стрелять — извините, господин адмирал. Очень похоже.
Да уж…
Гранатомет, которым пацан целился в трибуну, с которой я выступал — состоял из черенка от лопаты, полуторалитровой пластиковой бутылки и напяленного на нее черного носка. Смешного тут мало — точно так же выглядят самодельные гранатометы, которые в Афганистане клепают в большом количестве, туда в свое время германцы передали производство фауст-патронов, и они производятся там до сих пор, только подпольно, в пещерах. Эта конструкция меньше по размерам, конечно — но пойди, разберись.
Я присел на колени перед пацаном.
— Это твое оружие?
Пацан упорно молчал. Дети, подростки… они жестче взрослых, проще, однозначнее и жестче. Этот — явно пошел по стопам родственников, или отец, или старший брат стал шахидом, и он теперь мстит. Как может. Конечно, тут и без взрослых не обошлось…
Я отдал пацану его оружие обратно.
— Приди к тем, кто тебя послал и скажи: я, князь Воронцов, наместник Его Величества говорю вам — вы не мужчины, если посылаете меня убить бачонка с палкой и бутылкой. Если вы считаете себя мужчинами, достойными уважения — приходите с настоящим оружием. Понял?
Пацан не ответил, но по глазам я видел — понял. Знает русский. И передаст. И не только тем, кто его послал — слух пойдет по всем окрестностям.
— Отпустите его. И поехали. Завтра запускайте комбинат…
Здание САВАК, секретной полиции при шахиншахе, было сожжено дотла и разрушено при штурме города, в том районе, где оно находилось, шли особенно ожесточенные бои. Специальная служба, которая только организовывалась, называлась "Комитет информации" и располагалась на востоке Тегерана, относительно мало пострадавшем, почти у пятого шоссе, разрезавшего город. Здесь был почти что достроен крупный отель — высотка на двадцать четыре этажа. Последние четыре были отданы под Комитет Информации — о чем я и поведал генералу Кордаве в его кабинете на последнем этаже. Кабинет был роскошным по размерам, но очень плохо обставленным, кое-где даже обоев не было. Здесь должны были быть нумера люкс-класса.
— Комитет информации? Довольно необычное название. Он относится к армии или к жандармерии?
Я широко улыбнулся
— Он относится к аппарату Наместника Его Императорского Величества в Персии. Этот комитет создан исключительно по моему указанию и не подчиняется никому кроме меня. Финансирование — по закрытым статьям, выделяется на интеграцию в целом, я уже распределяю. Отчетность — только передо мной.
— Интересно… Получается, что жандармерия и армия…
— Получается вот что, Нестор Пантелеймонович. Вся информация, которая добыта здесь — здесь же и остается, не уходит наверх. Система "ниппель", сотрудничество — мы сами решаем, с кем и в какой мере сотрудничать. Без исключений. У вас есть уникальный шанс — поставить работу так, как нужно ее поставить.
Кордава почесал подбородок.
— Если служба будет замыкаться на вас, господин тайный советник — я хочу знать, чего вы ждете от нас. Как вы видите работу службы?
— Как я вижу работу службы… Скажу вот что. Полиция, жандармерия, военная разведка — все они имеют свои направления деятельности. Не стоит наступать им на пятки. Они играют против. Я хочу, чтобы вы играли "за".
— Простите, не уловил, сударь — после долгого молчания сказал Кордава.
— "За" — это значит, за "террористов". Основных направлений я вижу два. Первый — здесь была отлаженная система спецслужб, политических доносов. Ее ставили не год и не два. Ваша задача — разобрать архивы, восстановить, насколько это возможно, агентурную сеть, понять, что с осведомителями, которых тут — каждый второй. Вторая задача — это дискредитация. Я уверен, что в исламистском подполье, которое действует сейчас против нас — полно тех, кто сотрудничал с режимом. Я хочу знать про этих людей. Наконец, третье — это провокация.
— Провокация?
— Провокация, сударь, провокация. Я хочу, чтобы были созданы террористические организации, воюющие против русских. Шиитская, суннитская, арабская. Я хочу контролировать подполье, контролировать его лично, знать, что в нем происходит. Провокация — если желаете знать — это медицинский термин. Врач вводит в организм больного что-то, что провоцирует переход болезни из вялотекущей в острую стадию. Тогда — можно лечить.
