— Что это тебе даст?
— Если это похищение, то оно обеспечивается несколькими сотрудниками. Это, как правило, минимум три спеназовца. Чтобы вывезти тело нужно не менее трех человек, двое несут, а третий осуществляет наблюдение. И, конечно, во всем этом должен участвовать или сам «резак», или один из его сотрудников.
— Ладно, это можно сделать, но не вызовет ли это подозрение? Ведь все было тихо, а как только пропал двойной агент, так все сразу зашевелились.
— Зашевелятся только сотрудники представительства, а они всегда дистанцируются от сотрудников резидентуры, хотя те прикрываются дипломатическим статусом.
— Хорошо, действуй, злодействуй… Но только на один день, день, не сутки. А после — ко мне на доклад.
Весь следующий день Корбалевич и Михно занимались контролем передвижения предполагаемых сотрудников резидентуры, работавшей под крышей представительства Каморканы. Несколько бригад наружного наблюдения взяли сотрудников резидентуры под плотный колпак, водили их по всему городу, фиксируя маршруты передвижения и контакты.
К вечеру у Корбалевича было огромное количество материалов для анализа, но ни одного факта, указывающего на связь пропавшего агента с сотрудниками резидентуры.
Было уже десять вечера, и Корбалевич собирался уходить домой, когда ему позвонили технари.
— Активность на объекте по улице Богдановича, — сказали они.
Леонид спустился в подвал, прошел пост контроля и вошел в одно из помещений технической службы.
— Судя по всему, там совещание, — сказал ему дежурный сотрудник.
— Сколько там человек?
— Предположительно, четыре или пять. Но они говорят на каком-то непонятном языке.
— Они говорят на каморканском, поэтому вам нужно записать все, и утром дать мне перевод.
— А где мы возьмем переводчика, да еще до утра?
— Это не мои проблемы, — сказал Корбалевич. — Было бы неэтично подсказывать вам, где найти переводчика.
Корбалевич покинул помещение службы технического контроля и сразу же позвонил Михно.
— Ты еще не спишь? — спросил он.
— Нет, — ответил тот, — я только приехал, собираюсь ужинать.
— На ночь есть вредно, — сказал Корбалевич, — собирайся на службу, будешь руководить специалистами. На Богдановича ночной шабаш, есть возможность…
— Все понял, — ответил Михно, — еду…
Корбалевич на секунду представил себе возмущение жены Михно по поводу необходимости ночной работы, но уже в следующую секунду переключился на текущие проблемы.
Он позвонил начальнику оперативно-технического отдела и изложил ему свою просьбу. Через полчаса Михно и представитель оперативно-технического отдела сидели у него в кабинете, а еще через пятнадцать минут они уже убыли выбирать позицию для работы.
Помотавшись по кабинету, Корбалевич решил все же домой не ходить. Вдруг возникнет необходимость его личного участия в операции, или Михно понадобится конкретизация задачи. Он погасил свет и уселся в кресло, однако долго не мог заснуть. А когда все-таки заснул, его разбудил звонок Михно.
— Мы закончили, шеф, — сказал тот бесцеремонно.
— Возвращайтесь, — распорядился Корбалевич. — Я в отделе, снимки утром мне в кабинет.
Он проснулся в начале седьмого, побрился в общем туалете-умывальнике перед огромным зеркалом, выпил чашку кофе и был готов к дальнейшей работе.
В восемь явился Михно и принес снимки четырех человек.
Несмотря на то, что они были сделаны ночью, возможности инфракрасной аппаратуры и хорошее разрешение позволяли их будущую идентификацию.
— По-моему, вся резидентура в сборе, — сказал Михно.
— Хорошо бы так, — ответил Корбалевич. — Ты отдыхал?
— Насколько это возможно
— Ладно, занимайся своими делами.
В девять ему позвонил начальник технарей. Он долго и нудно говорил, насколько тяжело было найти переводчика и сделать перевод и распечатку к утру, но Корбалевич слушал это нытье вполуха, только чтобы не оскорбить коллегу невниманием к его проблемам.
— Распечатку тебе уже несут, — сказал начальник технарей в заключение и положил трубку.
Принесли распечатку беседы сотрудников резидентуры на конспиративной квартире по улице Богдановича. Корбалевич разложил фотографии участников «ночного шабаша» на столе и стал внимательно читать перевод. Он пытался понять, кому из сфотографированных принадлежат реплики из распечатки.
Полуторадесятилетний опыт работы в контрразведке и интуиция подсказывали ему, что это экстренное ночное совещание могло проводиться по двум причинам: резидентуре нужно заметать следы по устранению агента-двойника, либо сотрудники резидентуры зафиксировали особое внимание к ним со стороны спецслужб государства пребывания.
Один из участников вел это совещание и был, по всей видимости, резидентом. Он сказал, что за сотрудником резидентуры было зафиксировано наружное наблюдение, а все остальные выдвигали версии, почему это могло произойти. Двое выражали недоумение, стоило ли так реагировать на факт того, что кто-то из них попал под наружку контрразведки.
Из этого выходило, что операция по устранению агента-двойника была неизвестна присутствующим или некоторым из них. Впрочем, в этом не было ничего не обычного. Законы конспирации они и в Африке законы, и в Каморкане. Об операции знают только двое, ты и твой начальник, то есть резидент. Но если ее проводит сам резидент, то о ней не знают даже сотрудники.
Расим
Увидев перед собой Бахадыра и его «быков», Расим закрыл глаза. Однако привычных уже ударов не последовало. Спустя минуту он услышал какой-то шорох и открыл глаза. Перед ним стоял Эрдемир. Он был в плаще. Эрдемир долго смотрел прямо в глаза Расиму, а потом опять уселся верхом на стул и еще раз спросил:
— На кого ты работаешь?
— Обратись к попугаю, — разбитыми губами произнес Расим, — он тебе скажет.
— Детализируем вопрос: что ты делал в угловом доме по улице Столетова?
— Я ходил туда договариваться насчет квартиры.
— Тебя не устраивает твоя квартира?
— Да.
— Почему ты мне об этом не сказал?
— Я не могу говорить тебе обо всем, у тебя не хватит времени слушать меня, если…
— Ты был там один раз?
— Нет.
— Почему ты ходил туда столько раз?
— Да какое твое дело? Я человек холостой, может, я там любовницу завел.
— Ты ходил к любовнице днем?
— А в Каморкане к любовницам ходят только ночью?
— Да. Каморкана приличная страна с высокими нравственными устоями ее жителей.
— Испытываю искреннюю радость за то, что такие страны существуют.
— Не надо ерничанья. Что это за квартира? Ее номер?
Расим назвал номер квартиры и хотел было продолжить, но что-то толкнуло его изнутри, и он не стал этого делать. Много говорит тот, кто виноват. А он не является виноватым.
— Кто там живет?
— Старушка.
— Как ее зовут
— Агнесса Федоровна.
— Откуда ты ее знаешь.
— Она бывшая учительница.
— Как ты на нее вышел, по объявлению?
— Нет, на нее меня вывели мои коллеги из школы, где я когда-то преподавал.
— Вы не сошлись в цене?
— Первый раз не сошлись, потом она сбросила цену.
— Почему не переселился?
— Она женщина со странностями.
— В чем это выражается?
— Каждый раз в чем-то новом. Например, в требованиях по поводу того, как я должен себя вести, после того, как сниму у нее комнату.
— И ты не согласился?
— Мне придется согласиться.
— Почему?
— Стоимость комнаты на Столетова в два раза ниже, чем на Волоха.
— Логично, — произнес Эрдемир, а потом позвал: — Бахадыр.
В комнату вошел Бахыдыр с ноутбуком в руках.
— Последнее слово компьютерной техники, — сказал Эрдемир, — у вас, скорее всего, этого еще нет.
Он нажал несколько клавиш на клавиатуре, и на экране появилась какая-то информация.
— Смотри, — сказал Эрдемир и приблизил экран к лицу Расима.
На экране был адрес Агнессы Федоровны с указанием улицы, номера квартиры и даже этажа.
— Молодец, — сказал Эрдемир, — я всегда верил в тебя.
Он встал со стула и снова произнес:
— Бахадыр.
Расим вздрогнул. В комнату вошел Бахадыр, через плечо у него был перекинут большой махровый халат, а в правой руке он держал нож.
Бахадыр ловко перерезал скотч и сказал:
— Иди в туалет и в ванную, приведи себя в порядок. Эрдемир ждет тебя для беседы в гостиной.
В ванной Расим посмотрел на себя в зеркало и не узнал: все лицо было в ссадинах, а левая щека стала похожа на безобразно раздувшуюся волейбольную камеру.
Он вымыл руки, накинул на себя халат, подпоясался таким же махровым поясом и вышел из ванной. Бахадыр показал ему рукой на комнату, где его ждал Эрдемир.
