В ванной Расим посмотрел на себя в зеркало и не узнал: все лицо было в ссадинах, а левая щека стала похожа на безобразно раздувшуюся волейбольную камеру.
Он вымыл руки, накинул на себя халат, подпоясался таким же махровым поясом и вышел из ванной. Бахадыр показал ему рукой на комнату, где его ждал Эрдемир.
Расим вошел в гостиную. Эрдемир стоял посередине ее, а по бокам его возвышались «быки».
При появлении Расима «быки» что-то произнесли по-каморкански.
— Они просят у тебя прощения, — сказал Эрдемир, — говорят, что в этом не было ничего личного.
— Аллах простит, — вырвалось вдруг у Расима.
— Вот и прекрасно, — произнес Эрдемир и что-то сказал «быкам» по-каморкански.
«Быки» покинули комнату, а Бахадыр вкатил в нее столик, на котором были фрукты, сладости и чай.
Эрдемир пригласил Расима сесть на диван рядом с собой.
— Они, — он кивнул в сторону прихожей, — сейчас уйдут, а мы с тобой поговорим спокойно, как братья.
— В Каморкане принят такой способ братания? — съехидничал Расим.
— Такой способ братания принят в разведке. Ты же понимаешь, что мы не в бирбюльки играем. В случае, если возникают сомнения в надежности источника, всегда нужна проверка.
— Если во всех случаях ваших сомнений проверка будет таковой, то увольте. Работайте сами, — сказал Расим.
— Еще раз приношу извинение за своих сотрудников, — сказал Эрдемир. — А теперь к делу.
Он вытащил из кармана пачку долларов и положил ее на стол.
— Это тебе аванс за карты. Если они будут представлять интерес, получишь еще. Ты останешься здесь с одним из охранников. Его зовут Мансур. Он у нас знаток народных целительных средств, мастер народных способов лечения. Как только следы от побоев сойдут, ты покинешь это заведение. Сегодня я тебя не буду нагружать лишними действиями, но в следующий раз тебе придется писать отчет о выполнении задания и о его результатах. И только потом будет расчет. Тебе понятно?
— Да.
— Мы с тобой переходим на коммерческую основу: ты приносишь мне стоящий товар, я плачу тебе стоящие деньги.
— Надеюсь, ты не поставишь мне задачу…
— Именно такую задачу я, как ты говоришь, тебе и поставлю. Но чуть позже, а пока лечись, наслаждайся жизнью, но в разгул не бросайся. Ибо это может быть подозрительно. И постарайся через неделю быть на банкете в гостинице «Юбилейная». Пей, кушай, присматривайся к людям. Возможно, эти контакты тебе в будущем пригодятся.
— А чей это банкет?
— Узнаешь потом, — сказал Эрдемир и протянул Расиму приглашение. — Да, если случайно встретишь кого-нибудь из наших сотрудников, постарайся не бросаться ему на шею.
— Хорошо.
— Ну, вот и отлично. Сегодня закончились все твои мытарства, и ты прошел, как это говорят в Европе, ритуал инициации. До встречи. Условия те же, но приходить будешь уже только сюда.
Эрдемир покинул квартиру, а вместо него появился Мансур. Он взглянул на лицо Расима, покачал головой и повел его в ванную. Там опустил пластиковый щит на ванную и на эту импровизированную кушетку положил Расима. Потом он принес из холодильника огромную емкость с кусочками льда, высыпал все это в наволочку и положил на лицо Расима.
Так холодом, теплом, какими-то примочками, которые Мансур прикладывал с периодичностью в два часа весь световой день, а иногда и оставлял на ночь, к концу третих суток лицо Расима приобрело облик близкий к тому, что было до прихода на конспиративную квартиру.
— Ночью ничего не будет, — сказал Мансур на ломаном русском языке
Из чего Расима понял, что эта ночь будет последней в его вынужденном заточении.
Так и произошло. Утром Мансур прикатил на столике завтрак, а потом попросил Расима одеться.
После этого он усадил его в кресло, накинул на плечи простыню и принялся доводить до логического конца свое лечение — гримировать Расима.
Закончив эту процедуру, он отошел на несколько шагов, а потом поднял вверх большой палец и произнес: «Во!»
Корбалевич
Собрав материалы в папку, Корбалевич отправился к начальнику управления.
— Ну, — сказал тот с порога, — докладывай, что вы там нарыли.
— Установили ядро резидентуры и «поприсутствовали» с помощью службы слухового контроля на ночном совещании.
— Неплохо для первого шага. А как агент?
— Агента нет.
— О нем говорили на совещании?
— Нет.
— О чем это говорит?
— Совещание проводилось не в связи с похищением агента, а по другому поводу.
— Ну-ну, — сказал начальник управления, — договаривай.
— Их всполошила наша активность.
— Понятно, наружка как всегда работает так, чтобы не упустить объект, а то, что объект ее расшифровал, никого не интересует. Шпион не диссидент, не побежит на контору жаловаться и в СМИ не напишет.
В это время у Корбалевича зазуммерил мобильный телефон. Леонид вытащил его из кармана и посмотрел на табло. Высветился номер Ухналева.
Корбалевич в нарушении некоего профессионального этикета, не позволяющего говорить по телефону при докладе начальнику, включил связь.
— Здравствуй, Леня, — раздался голос Ухналева. — «Наш друг» отзвонился.
— Все в порядке, — сказал Корбалевич начальнику управления. — Агент нашелся.
— Ну и хорошо! Если будут нестандартные подробности, докладывай. Как у тебя в отделе с плановыми позициями? Квартал на исходе…
Виктор Сергеевич
Расим позвонил утром на четвертый день своего исчезновения.
— Я вернулся, — сказал он. — Шашлык был изумителен.
— Вечерком зайдешь? — спросил Виктор Сергеевич.
— Да, — ответил Расим, — около семи.
Старики тут же позвонили Корбалевичу и договорились встретиться в шесть, за час до прихода Расима. Но Корбалевича задержало начальство, и он появился в шесть сорок пять.
— У нас мало времени, — сказал Ухналев. — Нужно выработать линию поведения, чтобы не потерять лицо перед «нашим другом».
— Поздно что-нибудь вырабатывать, да и неэтично. Любое вранье когда-нибудь выплывет, так что здесь только одна линия — ровного участия во всем, что произошло, — сказал Виктор Сергеевич.
В семь ноль-ноль раздался сигнал домофона. Ухналев пошел открывать дверь и встречать гостя.
Расим вошел в большую комнату квартиры Ухналева в сопровождение хозяина. Его встретили улыбки участия, а Виктор Сергеевич сказал:
— Ну, садись, герой, рассказывай. Мы так переволновались…
— Знаете, а я наоборот, — сказал Расим. — В тот первый день, когда меня колотили и душили, ну, вы знаете, конечно, ведь Леонид Андреевич сказал, что у них все квартиры под контролем, я всегда чувствовал присутствие и поддержку своих. Я знал, что в самый последний момент мне помогут.
Виктор Сергеевич и Ухналев невольно переглянулись, а лицо Корбалевича осталось каменно-неподвижным.
— Я пошел за чаем, — сказал Ухналев.
— Да-да, Валера, принеси чайку! — поддержал его Виктор Сергеевич.
— Ладно, — вмешался в разговор Корбалевич, — все, что мы видели, это взгляд снаружи, а как все было изнутри?
— Изнутри было больно, — криво улыбнулся Расим, — и если бы не ваша поддержка, мне вряд ли удалось бы устоять.
— Не переоценивай нас, — сказал Корбалевич, — здесь основная фигура — это ты. Расскажи все по порядку.
— Ну, в общем, шел я по правой стороне улицы Киселева, и рядом остановился автомобиль. Там был Бахадыр. Он привез меня на квартиру, что находится в большом доме где-то вправо от улицы Захарова. Ну что вам рассказывать, если вы все контролировали…
— Расим, — сказал Корбалевич, — ты не переоценивай технический контроль. Тем более, контроль слуховой, а не визуальный. Рассказывай, а мы потом соотнесем все…с записью.
— Хорошо. Когда я вошел, то увидел двух «быков», то есть спецназовцев. Один из них ударил меня в печень, и я потерял сознание. Когда очнулся, то увидел, что меня раздели, привязали скотчем к стулу.
— А потом?
— А потом стали бить, время от времени спрашивая: на кого я работаю? Все было довольно тупо, потому что этот вопрос повторялся постоянно. А потом пришел Эрдемир, и допрос стал более детальным. Он, в частности, спросил: почему я проверяюсь на улицах, откуда знаю больших чиновников, как мне удалось достать карты. Ответить на все это было несложно, потому что я был готов к ответу. Но его не интересовали мои ответы. Он продолжал так же тупо спрашивать меня: на кого я работаю? А «быки» продолжали меня бить. А потом надели на голову полиэтиленовый мешок. Но я все время помнил, что за мной наблюдают и в последний момент помогут, поэтому паники не было, а после того как я чуть ли не задохнулся, во мне все будто притупилось. Я когда-то читал Юлиуса Фучика. Его «Репортаж с петлей на шее». Он очень верно писал, что угроза избить, всегда страшнее самого избиения. Если уж тебя начали бить, то рано или поздно наступает момент, когда твой мозг отключает рецепторы, и ты чувствуешь боль, но словно эта боль не твоя.
