Но когда его пальцы стали ласкать сосок, я почувствовала на своих губах губы Эвана, а его теплую ладонь — на своей спине.
Я оттолкнула мужа.
— Не могу, — сказала я.
Выражение желания на лице Бена быстро сменилось недовольной гримасой.
— Из-за мазка, — объяснила я. — Еще немного кровоточит… Ничего страшного, но все еще побаливает.
— Извини, извини, — торопливо пробормотал он.
Я легла на спину с облегчением и с чувством вины, думая, что фразой «все еще побаливает» проще всего остановить мужское либидо.
— Мне очень жаль, — вздохнула я.
Бен не ответил. Он лег на спину и вскоре захрапел. Я перевернула подушку и попинала одеяло, подыскивая удобное местечко, но не нашла. Посмотрела на часы. Одиннадцать тридцать восемь. Нет, подумала я. Нет. Но все происходило так, словно мой мозг покинул тело и парил где-то под потолком, рядом с итальянской импортной люстрой, выбранной дизайнером. Наблюдая сверху, как мое тело откинуло одеяло, на цыпочках прокралось через комнату и натянуло брюки, так удобно брошенные на кресло рядом с кроватью.
Этого не может быть, думала я, надевая розовую футболку с длинным рукавом и глубоким вырезом — без бюстгальтера. И я на цыпочках спустилась по лестнице.
Просто поговорю с ним, сказала я себе, пока всовывала ноги без носков в сапоги. Накинула овчинную курточку, сняла сигнализацию с входной двери, закрыла за собой дверь, вышла в морозную ночь и двинулась через лужайку. Я просто послушаю, что он мне скажет, а потом попрошу его никогда не приходить. Конечно, если он вообще появится.
Но я не могла заставить свое сердце биться медленнее, когда увидела машину с выключенными фарами, припаркованную в нашем тупике. Не могла заставить себя идти медленнее, а потом не бежать с растрепанными волосами и грудью, прыгающей под грязной курткой.
Я слышала каждый звук — как под моими сапогами хрустел наст, намерзший на снегу, как мое дыхание вырывалось в холодный ночной воздух. Я ощущала, как при приближении к автомобилю течет моя кровь.
Через ветровое стекло я видела лицо Эвана, улыбавшегося мне в слабом свете приборной панели. А над ним я видела каждую звездочку в небе.
Я честно собиралась провести встречу по-деловому. Решила, что начну с лишенного флирта вопроса: «Ну, что у тебя за информация?» И я, конечно же, думала, что, по крайней мере, моя курточка останется на мне. Но Эван открыл дверцу, и лицо его было таким нежным, таким исполненным желания, что когда он притянул меня к себе, оказалось, что куртка у меня уже расстегнута, а суровый вопрос так и не задан.
— Нет! — воскликнула я после первого поцелуя.
— Не надо, — строго сказала я, когда Эван просунул руки мне под рубаху и застонал, нащупав там обнаженную грудь.
— Прекрати, — ухитрилась пробормотать я и вывернулась на безопасное пассажирское место.
— Кейт!
Мы оба тяжело дышали. Стекла засеребрились от конденсата. Я смотрела вниз, чтобы удержаться и не смотреть на Эвана — румянец на щеках, черные волосы, глаза, в которых голубовато-зеленая радужная оболочка почти полностью поглотила зрачки.
И тут я увидела конверт с моим именем. Я с усилием сглотнула раз, потом еще. И наконец смогла хрипло выговорить низким, грубым тоном:
— Ну, что у тебя есть для меня?
— Лекси, — произнес Эван. — Лекси Хагенхольдт. Я навел кое-какие справки и выяснил у смотрителя спортивного клуба Апчерча любопытную информацию. Лекси бегала каждое утро, когда ее сын… — Он вытащил записную книжку из «бардачка».
— Хадли, — подсказала я.
— Да, когда Хадли находился в садике. Она сажала маленького Брирли в коляску и бегала пятнадцать, восемнадцать километров. Но за два месяца до смерти Китти Лекси стала заворачивать к сараю, где хранилось спортивное оборудование. На парковке стояла машина. Голубой «Мерседес», зарегистрированный на имя…
— Филиппа Кавано?
Я представила Лекси и Филиппа, кувыркающихся на свернутых гимнастических матах, окруженных спущенными баскетбольными мячами и порванными волейбольными сетками, пока маленький Брирли дремал в коляске. Лекси наверняка находила весь этот спортивный антураж очень возбуждающим.
— Ну и где сейчас Лекси? В Майами-Бич вместе с Филиппом?
Эван вытер губы тыльной стороной ладони.
— С момента ее исчезновения не было никаких транзакций по ее кредитке. Никаких звонков с ее телефона. Но это еще не все…
— Что?
— Дельфина Долан, в девичестве Дебби Фабер. У нее есть судимость.
— За что?
— Приставание к мужчинам.
Как только он произнес это слово, я почувствовала, что волосы на затылке встали дыбом.
Вот оно, недостающее звено.
— В Нью-Йорке ее арестовывали три раза. Праздношатание, нарушение общественного порядка, приставание с целью проституции. А еще она занималась издательской деятельностью под своим прежним именем. В некотором смысле.
Эван открыл конверт и сунул мне в руки журнал. Я уставилась на название: «Страстные ребята». Весна 1989 года.
— Ничего себе!
— Страница тридцать семь.
Я открыла соответствующую страницу и увидела там обнаженную Дельфину Долан, позирующую с двумя мускулистыми парнями с большими половыми органами, щеголяющую копной волос в перманенте (в стиле поздних 80-х) и малюсенькой полоской волос на лобке. У джентльмена под ней на предплечье была татуировка в виде скорпиона, а прическа мужчины справа от нее, стриженного под горшок, была красновато-каштанового цвета.
Я перевернула страницу и увидела, что Дельфина засунула два пальца туда, куда хорошо воспитанные леди не имеют привычки совать персты — по крайней мере, когда поблизости находятся фотографы.
— Смотри, смотри, — усмехнулся Эван. — У нее на заднице тату в форме сердечка.
— Господи! И что теперь?
— Отлови ее, когда она одна. Задай ей вопросы.
— Она ведет занятия по пилатесу. Думаю, я могу записаться на частный урок и поговорить по душам.
— Но только не тогда, когда ты будешь прикована к одной из этих машин. Ты должна быть осторожна.
Я закрыла журнал.
— Могу я оставить это себе?
Эван поднял брови.
— Что, супружеская жизнь такая скучная?
— Я… — Я провела пальцами по блестящим словам «Страстные ребята». — Я не хочу говорить о супружеской жизни.
— Ладно, давай не будем.
Его пальцы на моей щеке были теплыми, когда он повернул мое лицо к себе. Я хотела потрогать его всего — уши, подбородок, шелковую кожу шеи. Эван Маккейн…
Вдруг мир сделался кроваво-красного и фиолетово-голубого цвета. Мы услышали короткие, сердитые гудки позади себя. Я посмотрела через запотевшее стекло, но Эван быстрее разобрался в ситуации.
— Копы, — сказал он, одергивая на мне футболку. — Я с ними разберусь.
— Нет, Эван, давай я…
Мы открыли дверцы и выкатились из салона в холодную темноту, моя тонкая футболка была одернута не до конца, а клетчатая рубаха Эвана была расстегнута на три пуговицы ниже общепринятого.
Стэн Берджерон рассматривал нас в свете своего фонарика.
— Добрый вечер, миссис Боровиц!
Я неуверенно кивнула.
— Мистер Маккейн.
— Добрый вечер, офицер, — произнес Эван.
— Стэн, я могу все объяснить, — сказала я.
В этот момент с пассажирского сиденья соскользнул журнал «Страстные ребята» и выпал на дорогу с печальным негромким шлепком. Стэн направил на него фонарик.
— Я и это могу объяснить! — воскликнула я. — Там есть Дельфина Долан.
Стэн посмотрел на журнал.
— Сомневаюсь, что она подходит для этого дела.
Я сделала еще одну попытку:
— Лекси Хагенхольдт была любовницей Филиппа Кавано!
Стэн кивнул. Выражение его лица свидетельствовало о том, что для него это не новость.
— Вы знаете, что Дельфина Долан поменяла имя и у нее был привод за проституцию? — произнесла я.
Стэн выключил свой фонарик.
— А вы знаете, про комендантский час?
— Что?
— Комендантский час. После полуночи никто не должен околачиваться в припаркованных машинах.
Он посветил фонариком на номерной знак машины Эвана.
— В основном это для подростков.
Стэн записал что-то в свой блокнот и снова посветил на нас, оценивая наш внешний вид.
— Миссис Боровиц как раз собиралась домой, — сказал Эван.
— Мы просто разговаривали, — добавила я. — И если вы встретите Бена на заправочной станции, то не говорите ему об этом. И дело не в том, что тут что-то такое было. Я понимаю, как это выглядит, однако…
— Кейт, я провожу тебя до дверей, — сказал Эван.
Стэн покачал головой.
— Нет, сэр. Вы поедете со мной.
Эван с озадаченным видом уставился на него.
— Я просто хочу пожелать ей спокойной ночи.
Стэн снова включил свой фонарик. Я услышала, как что-то звякнуло, потом зазвенело, и сообразила, что он вытащил наручники.
