— Благодарение Богу.
— Расскажите, что там происходило.
— Стали хромые ходящими, а слепые видящими, больной ребенок очистился, а блуждающий во тьме вернулся на путь истинный.
— Все это было на самом деле?
— Господь милостив.
— И слепой снова начал видеть?
— Там был запойный пьяница, который тут же преобразился. И мужчина, который пожертвовал сто долларов на будущую церковь. И ребенок с псориазом, которого исцелила святая вода. И женщина с артритом, которая излечилась!
— А что насчет слепого?
— Я уверена, если бы там были слепые, они бы прозрели, омыв глаза этой водой.
— Значит, слепых не было.
— Вы бы видели, как женщина с артритом отплясывала румбу!
— И все-таки слепых не было.
— Все старались набрать немножко воды про запас. Представляете, завтра они собираются закрыть территорию. Они хотят поставить там знаки «Проход воспрещен», и доступа к источнику больше не будет.
Она уложила в корзину последние вещи. Том подумал, что, если взять шланг, можно в два счета смыть с ее лица грим сильной струей воды и посмотреть, на кого она похожа на самом деле. Интересно, сколько времени она тратит каждое утро, чтобы сделать себе такое лицо? И ведь каждый вечер его приходится смывать на ночь! Ему пришло в голову, что под толстым слоем косметики прячется чья-то морщинистая бабушка. Он представил, как она сидит на диване с вязанием, собирает в компании подруг лоскутное одеяло и ест с подноса в доме престарелых. Не присматриваясь, можно было принять ее за обыкновенную шлюху лет сорока с лишним, этакую Иезавель у стиральной машины, но стоило приглядеться — и перед вами была старуха, отчаянно стремящаяся помолодеть. Привыкшая маскироваться везде и всюду. С трудом нагнувшись, она подняла корзину, и сказала:
— Я буду молиться за вас.
— Это не повредит, — ответил Том.
Женщина ушла. Том загрузил темные вещи и уселся на машину, слушая, как вращаются барабаны сушилок и полощется белье в стиральных машинах. В прачечной было тепло и уютно, и ему не хотелось уходить. На пороге появилась еще одна женщина, которая стала озираться в поисках свободной машины.
— Ради бога извините, — обратился к ней Том, — что там за история со святой водой?
— Из земли потекла святая вода.
— Это я слышал.
— Это чудо.
— Она кого-нибудь исцелила?
— Очень даже многих.
— Кого именно? От каких болезней?
— Там был мужчина, который раньше ходил, опираясь на трость. Теперь надобность в ней отпала. Я видела своими глазами, как он отшвырнул ее. Еще там была женщина со звоном в ушах. Звон исчез без следа.
Том сидел в прачечной и расспрашивал всех, кто оказывался рядом. Ревматизм правой коленной чашечки. Мигрень. Кишечное расстройство. Зубная боль. Бурсит. Изжога. Воспаление локтевого сустава. Нервное расстройство. Параноидальный бред. Боли в шее. Запор. Женщина в парке с печеночными пятнами на лице заявила, что избавилась от страданий, которые причиняли ей косточки на ногах.
— Но сами косточки остались? — спросил Том.
— Да, они никуда не делись, но болеть перестали.
— Чем вы это объясняете?
— Я не ищу объяснений.
— И они совсем не болят?
— Нисколечко. Я излечилась очень вовремя. Потому что завтра лес закрывается.
Том не поверил ей:
— Разве такое бывает? Скажите честно, может быть, вы просто уговорили себя? Убедили себя, что ваши косточки больше не болят. Просто вам очень хотелось выздороветь.
— Даже если это так, это все равно чудо.
— В каком-то смысле да, — согласился Том. — Пожалуй, вы правы.
— Я думаю именно так, — сказала женщина. — Спасибо Пресвятой Деве. Как ни посмотри, это все равно чудо, верно? Ведь боль-то прошла!
До начала ночной смены еще оставалось время, и он поехал в туристский городок. Оживленные улицы, вызывали у него растущее раздражение, и он вел машину не так спокойно, как обычно, дважды обогнал водителей, которые ехали со скоростью пятьдесят две мили там, где разрешено пятьдесят пять. Поймать что-нибудь по радио мешали помехи, хорошо работала только одна станция, которая когда-то передавала музыку кантри, но теперь переключилась на поп-музыку для подростков, и Том поставил кассету, которая называлась «Легендарный Хэнк Уильямс-старший», просто потому, что эта кассета случайно завалялась в бардачке — кто-то оставил ее там бог знает когда. Музыка вызвала у него недоумение. Тон этих песен был ему чужд и непонятен. Как можно жизнерадостно относиться к печали там, где все время льет дождь, точно кто-то непрерывно мочится с небес тебе на голову. Он пошарил в бардачке, нашел кассету «Дикси Чикс», забытую Элинор, и выбросил ее в окно, испытывая целительную радость. «Моя удочка сломана, ручей полон песка, моя женщина ушла от меня к другому…» Такое ощущение, что у него в горле квакает лягушка.
В туристском городке Том оставил грузовик на обочине и пешком пошел туда, где светились костры, газовые лампы и окошки домов на колесах и жилых автоприцепов. Этот вид напомнил ему картину, изображавшую эпоху гражданской войны в Англии, — ее показывали в одной из передач по каналу «История»: толпы людей жмутся к огню, пытаясь согреться, — целая армия людей, которая готовится к ночи и ждет не дождется утра. Рядом с будкой, в которой принимали плату за стоянку, выстроился целый город новеньких биотуалетов, тут же бок о бок стояли две полицейские машины. Офицеры, сняв шляпы и высунув локти в приоткрытые окна, вполуха слушали потрескивание рации, болтали о том о сем, отпускали замечания о женщинах и жевали резинку; все это вместе, само собой, работало на их репутацию не лучшим образом — могли бы приподнять задницы и немного пошевелиться, отрабатывая свою зарплату за счет налогоплательщиков. В глубине души Том чувствовал себя преступником: украл матрас, похитил тент для грузовика, покушался на драгоценные визитки Пина. Он прошел мимо палатки с сувенирами для верующих от Кая, где даже в этот час при ярком свете ламп не прекращалась бойкая торговля. От Кая не отставали лысый продавец из Солт-Лейк-Сити, который прямо из фургона торговал футболками, и кафе на колесах, где заправляли подростки из Мэрисвилла, что привыкли работать на конно-спортивных шоу. Рядом появился ларек с вывеской «Товары для католиков с Северо-Запада», здесь продавались чипсы, конфеты, минеральная вода в бутылках, банки с содовой, наборы для растопки и карманные фонарики. Когда продавец обернулся, оказалось, что это Эдди Уилкинс-младший, в синем фартуке с карманами для мелочи и в надвинутой на лоб трикотажной шапочке, которая делала его похожим на мелкого воришку. Он проворно отсчитывал сдачу, вытаскивая из карманов монеты, не хуже разносчика арахиса во время бейсбольного матча. Одно время Эдди работал на Тома; с тех пор его дважды арестовывали: первый раз за выращивание марихуаны, второй — за то, что воровал кедр. Теперь он отпустил маленькую козлиную бородку и невразумительные бачки. Заметив Тома, он вполголоса произнес:
— Если ты не можешь победить их, присоединись к ним и моли Господа принять тебя. Большую часть этого барахла я купил в Такоме, в «Уол-Март», и теперь просто продаю его с небольшой наценкой.
— Десять прутиков для растопки за пять баксов?
— Я такой же капиталист, как любой другой.
— А как же этика бизнеса?
— А как же спрос и предложение?
— А тебе не нужна лицензия на коммерческую деятельность?
— Лицензию на ларек я получил. — Эдди немного отступил назад, чтобы его не слышали паломники, которые разглядывали пакеты с чипсами. — Но, Том, тебя-то какими судьбами сюда занесло? Могу уступить тебе набор для растопки со скидкой.
— Я турист, — сказал Том. — Осматриваю достопримечательности. В город приехал цирк, и я прохаживаюсь вокруг шатров.
— Господи! — прошептал Эдди. — Продавай им попкорн или — еще лучше — сбегай на реку за водой и продавай им святую воду.
— Они могут сходить за водой сами, я для этого не нужен.
— Продавай ее тем, кому до завтрашнего утра не успеть пройти две мили.
— Займись этим сам. Но подбери нужные бутылки. С наклейками. Позаботься, чтобы на них были нужные наклейки.
— Ты подал мне отличную идею! — обрадовался Эдди. — Просто потрясающую! Можно сделать веб-сайт с рекламой святой воды. Хочешь войти в долю?
— Я ничего не смыслю в компьютерах.
— Это неважно.
— Пока зарабатывай денежки, продавая конфеты.
— Я так и делаю, — сказал Эдди.
Том увидел, что по дороге, которая петляла между стоянками, к нему приближается целый батальон пилигримов с пустыми бутылками и карманными фонариками. Он отошел в сторону, чтобы пропустить их, — вид у них был серьезный и важный, как у детей, — вытащил сигарету и опустился на корточки, прислонившись спиной к дереву. Интересно, если он не явится сегодня на работу, будет ли это последней каплей, которая переполнит чашу терпения? А даже если и так, подумал он, даже если они его уволят? При его долгах пытаться свести концы с концами за счет скудного жалованья тюремного охранника все равно что горстями бросать песок в океан или тщиться струйкой мочи затушить бушующий лесной пожар. Мелочь на карманные расходы. Жалкие гроши. Наверное, лучше всего уехать отсюда и попробовать начать все заново где-нибудь в другом месте, может быть просто поселиться в каком-нибудь захолустье, где всем наплевать, кто ты такой, и жить себе потихоньку, как тысячи других потерпевших крушение и выбившихся из сил. Рвануть на юг. В Модесто или Флэгстафф. Теплые ветра и песчаные пустоши. Найти такую же тупую и бессмысленную работу, обзавестись паршивым телевизором с комнатной антенной, пока не появятся деньги провести кабель. Дрочить по вечерам, взяв упаковку пива «Шлитц» на шесть банок и номер «Пентхауза», обедать сандвичами с мясом, дремать на диване, иногда ездить на рыбалку, если придумать, как обойтись без лицензии. Жить в какой-нибудь дыре, экономя на электричестве, в окружении мексиканцев, которые отворачиваются при встрече, покупать пиво в магазинчиках, работающих допоздна, брать гамбургеры на вынос и быть готовым в любой момент сняться с места. И пусть все катятся к черту. Что у него есть? Он уже ничего не стоит. Если Элинор потребует от него алиментов, он скажет: «Пошарь в моих карманах! Забирай все, что найдешь. Заодно можешь прихватить телевизор, ботинки и корки от тако»[32].
