– Рад бы признаться, Иван Георгиевич, но не в чем. – Бардин шагнул навстречу входящим дамам. – Здравствуйте, Дина! Добрый вечер, мадемуазель… Боже мой, Мери?! Мери, ЭТО ВЫ?! В самом деле вы?! Вы живы, вы смогли выбраться из Москвы? Я… я глазам своим не верю! И все это время вы были здесь, в Крыму?!
– Добрый вечер, Владимир Николаевич, – с улыбкой ответила Мери, протягивая ошеломленному Бардину руку в кружевной перчатке для поцелуя. – Я… да… действительно была здесь.
Перчатку по всем правилам хорошего тона следовало снять, но тогда пришлось бы продемонстрировать исцарапанную, со сломанными ногтями и сбитым большим пальцем руку. Пренебрегая общепринятыми приличиями, княжна чувствовала себя очень неуютно. Кроме того, проклятая шляпа грозила вот-вот свалиться на пол, а шпильки, удерживающие косы, немилосердно кололи затылок. Стараясь не обращать на это внимания, Мери отважно продолжала:
– Добрый вечер, господин полковник, простите нас с сестрой за столь поздний визит. Поверьте, причина для этого весьма серьезна.
– Вы – сестры? – опешил Бардин.
Дина посмотрела прямо ему в лицо.
– Летом семнадцатого года я обвенчалась в Москве с кузеном Мери, поручиком Зурабом Дадешкелиани. За день до его отъезда на фронт. Я вдова поручика.
– В-вот как?.. – неопределенно протянул Бардин. Похоже, он хотел добавить что-то, но Инзовский, выйдя из-за стола, поцеловал руки обеим дамам, сказал несколько вежливых слов Мери, упомянув, что знал по службе ее отца, предложил присесть. Когда гостьи устроились в жестких креслах, полковник вернулся за стол.
– Итак, милые дамы, чем я могу быть вам полезен? Может, чаю?
– Благодарю, господин полковник, не стоит. Мы не хотели бы вас задерживать надолго. – Мери взглянула на Дину, и та, улыбнувшись, сказала:
– Дело в том, Иван Георгиевич, что произошло явное недоразумение.
– Что вы имеете в виду, Надин?
– Понимаете, вчера почему-то казаки забрали нашего Митьку… Это один цыган из табора, который стоит сейчас на лимане. Возможно, я упоминала, что эти цыгане – мои родственники, я с ними бежала из красной Москвы. Так вот, вчера Митька болтался, как обычно, по базару… и его, вообразите, внезапно арестовывают ваши орлы! Прямо на глазах у жены! Она рассказала мне, что его приняли за красного комиссара! – Дина снова улыбнулась, и Мери, которая знала, чего стоила подруге эта улыбка, закрыла глаза. – Возможно, наша Юлька что-то перепутала, она ведь совсем неграмотная, дикая цыганка… Но она примчалась ко мне и подняла страшный крик. Когда я узнала, в чем дело, то сначала просто смеялась! Как это возможно?
– Надин, ваша Юлька ничего не перепутала. – Инзовский посмотрел на Бардина, который стоял у окна и переводил испытующий взгляд с Мери на Дину. – Прохарин задержан как красный комиссар и шпион.
Мери художественно фыркнула и скосила глаза на Дину. Та смотрела на полковника с великолепным изумлением на лице.
– Кто комиссар? Митька?! Господь с вами, господин полковник… – Дина пожала плечами. – И давно ли он Прохарин? Мы всю жизнь были Смоляковы, вся мамина таборная семья. Он сын моего деда, тоже Смоляков, весь табор может это подтвердить! Господин полковник, поверьте, я отвечаю за то, что говорю! Я Митьку знаю с детства, это самый обычный таборный цыган! Ну, разумеется, воровал иногда по мелочам, но… политика, шпионаж?! Увольте… Цыгане просто не знают, что и думать! Его мать плачет второй день, у жены с перепугу начались роды! Я даю вам слово, что он не большевик, а просто жулик! Ну нельзя же расстреливать человека за кражу поросенка на рынке!
– Надин, вы… – Инзовский был настолько озадачен, что, глядя в глаза Дины, не сразу нашелся что ответить. – Вы уверены, что ничего не путаете?
– Да нет же, боже мой, что тут можно спутать?! – Дина подпустила в голос нетерпеливого раздражения. – Мери, да подтверди же господам мои слова!
Та поняла, что настал ее выход.
– Господин полковник, Дина говорит чистую правду. Я готова присягнуть в том, что Мардо… что Митька никакого отношения к большевикам иметь не может.
– Мери Давидовна, не подумайте, что я сомневаюсь в вашей искренности, но откуда вам это известно? – вступил в разговор Бардин.
– Мне это известно, Владимир Николаевич, потому что я, как и вы, жила в Грузинах, – светски улыбнувшись, ответила Мери. – Причем жила именно на Живодерке, в семье Дины. И этого Митьку я знаю по меньшей мере четыре года, с тех пор, как знаю саму Дину, ее братьев и родителей. Таборные приезжали в гости к Дмитриевым, и я видела его среди них. Осенью я вместе с Диной бежала из Москвы от большевиков. Бежала с цыганским табором… в котором живу и сейчас. Да, да, Владимир Николаевич, не делайте такого лица, я живу с цыганами уже полгода! Это вовсе не так ужасно, как вам, видимо, представляется! И все это время Митька находился на моих глазах. Поверьте, он просто цыган, лошадник, как все они, в политике ничего не смыслит и, кажется, неграмотен. Налицо явная ошибка, господин полковник. Комиссаром и шпионом этот человек не является. Уж меня-то вы никак не можете заподозрить в сочувствии большевикам… если, конечно, не хотите оскорбить.
Наступила тишина. Инзовский в упор смотрел на Бардина. Тот, нахмурившись, молча барабанил пальцами по столешнице. За окном уже темнело, с набережной слышался женский смех, громкий мужской разговор, стук копыт извозчичьих лошадей. Временами с бульвара ветер приносил обрывки вальса «На сопках Маньчжурии». «Играет оркестр… Значит, уже девять часов», – машинально подумала Мери.
– Владимир Николаевич, – сказала она вслух, глядя через плечо Бардина в синее от сумерек окно. – Вы, вижу, всерьез полагаете, что я могу просить вас за красного комиссара? Они убили мою маму. Убили брата. Я теперь одна на всем свете, все, что у меня осталось, – это Дина, вдова Зурико… и ее родственники, которые спасли меня. Больше никого.
– Мери, вы можете ошибаться, – жестко произнес Бардин.
Мери посмотрела ему прямо в глаза.
– Вы тоже.
– Господа, это, право, смешно, – вздохнув, вмешалась Дина. – Я уж и не представляю, как вас еще убеждать! Хотите, сюда придет отец этого Митьки и поклянется всем святым, что знает сына всю жизнь и никогда бы не пустил его комиссарствовать? Раз уж слов княгини и княжны Дадешкелиани вам недостаточно… – Пожав плечами, она умолкла. Незаметно нашла и стиснула руку Мери. Та ответила слабым пожатием.
– Ну, хорошо… – Инзовский встал из-за стола. Подойдя к двери, бросил несколько слов секретарю и, вернувшись, сообщил: – Сейчас этот ваш Митька будет здесь.
– О, благодарю вас, Иван Георгиевич!..
– Подождите, Надин, – резко перебил ее Инзовский. – У меня есть просьба. Заранее простите меня, но я попросил бы вас не говорить с вашим… родственником по-цыгански. Исключительно по-русски, и только после моего разрешения.
