– Это само собой разумеется, господин полковник, – холодно ответила Дина. И, отодвинувшись в глубину кресла, скрестила руки на груди. Бардин выбросил за окно недокуренную папиросу, подошел к Мери.
– Вы так взволнованы, княжна, отчего? – спросил он.
Мери, вымученно улыбнувшись, пожала плечами.
– Вы полагаете, нет причины? Я, признаться, и не думала, что все окажется так сложно! Владимир Николаевич, я просто поверить не могу, что вы… вы в самом деле обвиняете неграмотного цыгана в шпионаже! Кто угодно другой, но не вы! Вы же были нашим соседом в Грузинах и прекрасно знаете, насколько цыгане, даже городские, далеки от разного рода политики, а уж таборные-то…
– Сейчас такое время, Мери… все меняется.
– Все, но только не цыгане, – улыбнулась княжна. – Поверьте, что…
Договорить она не успела: вошедший штабс-капитан, вытянувшись, доложил:
– Арестованный Прохарин по вашему приказу доставлен.
Митька вошел в сопровождении конвойного казака, щурясь на свет лампы и с трудом пряча зевок: видимо, Мардо разбудили для допроса.
– Свободен, – приказал полковник конвойному, и тот шагнул за дверь.
Митька замер у порога, растерянно посмотрел на Инзовского.
– Прохарин, подойди сюда, ближе, – приказал тот.
– Не Прохарин я, ваше благородие… – хрипло отозвался Мардо, делая несколько шагов к столу.
Свет упал на лицо Митьки, и Мери заметила, что оно сильно разбито. Кровь на лбу, которая даже не была смыта, а лишь размазана, запеклась коричневыми сгустками, одного глаза почти не было видно, порванная рубаха тоже оказалась испачкана пятнами крови.
– Как же тебя изволишь называть?
– Смоляковы мы, цыгане, таборные, сколько разов уж говорил, так вы ж не верите… – уныло затянул Митька – и в эту минуту заметил сидящих у стола Мери и Дину.
С минуту он просто смотрел на них – недоверчиво, непонимающе. Затем разбитые губы его дрогнули, словно Мардо собирался заговорить. Но он ничего не сказал. В его широко раскрывшихся глазах метнулся такой смертный ужас и такая тоска, что у Мери похолодело в груди. Митька неловко провел ладонью по лицу, шумно вздохнул, опустил встрепанную голову и замер. В молчании прошла минута, другая. Мери повернулась к полковнику, но тут же, опередив ее, встала с кресла Дина.
– Иван Георгиевич, вы позволите?..
Инзовский, помедлив, кивнул, и Дина, протягивая руки, быстро подошла к Мардо.
– Митька! Ну, Митька! С ума ты сошел, что ли? Да что же такое?! Этого только нам недоставало! Господи, вся морда разбита, да как ты умудрился в комиссары-то здесь попасть? Ай, а наши-то все с ума сходят! – Дина обняла Мардо; тот, еще ничего не понимая, неловко, одной рукой, притянул ее к себе, и Мери заметила, что он дрожит. – Что твоя Копченка устроила, бог мой, ты бы слышал! Ты им говорил, что не большевик, говорил или нет?!.
– Говорил… – послышался сорванный, чуть слышный голос Мардо. – Так ведь что толку, не верят… Что там Юлька моя? Не родила еще? Чаери, палсо ту адай, со камэса?.. Со пхэндян райенгэ?[50]
– Говори по-русски, дурак! – рассердилась Дина. – А то еще вправду подумают, что ты комиссар, а я у тебя в подручных бегаю! Угораздило же тебя, морэ, с такой каторжанской рожей на свет родиться!
– Вот всю жизнь, девочка, через нее терплю, а где другую сыщешь? – наконец взял себя в руки Мардо. – Динка, ну скажи хоть ты ихним благородиям!.. Ведь голос уже сорвал божиться, что никаких таких камисаров в глаза не видел, а вот поди ж ты!..
– Ты знаешь этих дам, Прохарин?
– Да не Прохарин я, ваше благородие, замучали уж! – взвился Мардо. – Знаю, еще б не знать! Это Динка, племянница моя, сестры покойной дочь! Она сейчас в ристаранте на набережной романцы поет! А это… – глядя на Мери, он запнулся. Та, собравшись с силами, улыбнулась ему, и Митька с трудом выговорил: – А это – наша Меришка… Княжна…
Бардин и Инзовский дружно повернулись к Мери.
– Так меня зовут все цыгане, – пояснила она. – Так что же, господин полковник? Наши доказательства исчерпаны…
– Володя, – тихо сказала Дина, отходя от Митьки и в упор глядя на сумрачного Бардина. – Володя, я же вижу, что вы не верите… Не берите греха на душу, умоляю! Вы не можете его расстрелять… хотя бы потому, что он ни в чем не виноват! Поймите, сейчас решается и моя судьба тоже! Если Митька… если вы его… в этом случае табор завтра же уедет из этих мест. Куда – не рискну угадать. И я буду вынуждена ехать с ними, ведь там моя семья, мои дед с бабкой. И… и вряд ли мы с вами встретимся когда-нибудь еще. А я… Мне… Мне это будет, поверьте, тяжело.
Полковник Инзовский чуть заметно усмехнулся, подошел вплотную к Бардину.
– Итак, господин штабс-капитан?
– Право, не знаю… Не знаю, ей-богу, – хрипло, глядя в сторону, произнес тот. – Простите меня, Иван Георгиевич. Еще час назад я был абсолютно уверен… Но сейчас уже не могу поручиться… Черт знает что такое! Простите…
– Володя, все может быть, – кладя руку ему на плечо, мягко отозвался Инзовский. – Для меня, например, все цыгане на одно лицо, как китайцы. Вспомните, вы видели Прохарина больше года назад, в Москве, при дурном освещении, в момент сильного нервного напряжения… Неужели вы можете утверждать, что это именно тот человек?
– Да, да… Вы, должно быть, правы… – Бардин, отвернувшись к стене, мучительно тер кулаком лоб. – Наверное, так.
– Володя, вы еще сможете убедиться. – Дина, подойдя, осторожно тронула его за руку. – Прямо отсюда… если вы, конечно, его отпустите… Митька вернется в табор, к жене. И оттуда не уйдет, за это я ручаюсь! В противном случае можете расстреливать без суда меня и Мери! Приходите в табор, когда вам будет угодно, и убедитесь лично, что ваш «красный комиссар» никуда не делся! Кроме того, отлично проведете время, у нас прекрасные певицы, плясуньи… Ну да что же я вам рассказываю, вы цыганер известный, все понимаете сами!
– А меня вы тоже приглашаете, Надин? – без улыбки спросил Инзовский.
– Иван Георгиевич, как же вам не стыдно! – рассердилась Дина. – Вы-то можете и без церемоний! Ну же, господа, завтра мы вас ждем!
– Нет, позвольте мне пригласить вас самих в офицерский клуб. – Инзовский поочередно поклонился Дине и растерявшейся Мери. – Через два дня поручик Вересов отмечает день ангела, будет полковая музыка, танцы… Вы очень украсите наше собрание!
– Что ж, будем рады. Правда, Мери? – Дина с улыбкой взглянула на княжну. – Я, со своей стороны, могу привести своих музыкантов… если поручик Вересов не станет возражать.
– Что вы, он будет просто счастлив! Так вы приедете?
– Непременно! Благодарю вас, Иван Георгиевич!
– Час уже поздний, господа… – робко вмешалась Мери.
