Четкое отличение массовых источников от статистики заставляет нас включить в учебное пособие отдельную, хотя и небольшую, главу об учетной документации, которая наряду с актами представляет собой наиболее обширную группу массовых источников. Вернувшись к позиции Б. Г. Литвака, разграничивающего массовые источники и статистику, мы можем сказать, что учетная документация «регистрирует факт», а актовые источники «возникают как часть <…> факта». Вместе с тем учетная документация имеет тенденцию к перерастанию в статистические системы.
2.3. Законодательство
Законодательство – вид исторических источников, объединяющий нормативные документы, санкционированные верховной властью.
История государственной власти и управления в России, а следовательно, и история российского законодательства составляют сердцевину многих исторических и современных социальных и политических проблем. Материалы российского законодательства XVIII–XIX вв. активно используются в исторических и историко-юридических исследованиях, но при этом они остаются почти не изученными как целое, как законодательная система. В исторических исследованиях чаще всего используются законодательные источники, отбираемые тематически в соответствии с проблематикой исследования. Параллельно накапливается опыт изучения отдельных законодательных актов – истории их разработки, обсуждения, принятия, публикации.
Комплексно законодательство изучают, пожалуй, лишь правоведы и историки права, но в качестве источника предмета своей дисциплины. В этом случае именно система права (понятие сформировано в правоведении с помощью обобщенного изучения главным образом европейского права, начиная с римского) выступает как основа отбора исследуемых источников, систематизации законодательных актов и определения критериев их эволюции.
Законодательство относится к тем видам источников, которые не возникают в Новое время, а переходят из предыдущего периода. Однако законодательство в это время приобретает ряд новых черт, рассмотрению которых и уделяется преимущественное внимание в данной главе. Поскольку свойства законодательства Нового времени определяются в России на протяжении XVIII в., этот период рассмотрен более подробно. Сразу же отметим, что законодательство XVIII в. отличается рядом особенностей, которые обусловлены двумя группами причин.
Во-первых, в это время, с одной стороны, возникают и проходят длительный и противоречивый путь становления те его особенности, которые можно определить как черты законодательства Нового времени; а с другой стороны, российское законодательство приобретает ряд характеристик, свойственных законодательству империи и сохраняющихся не только в XIX в., но и на протяжении большей части XX в.
Во-вторых, законодательство XVIII в. обладает целым рядом специфических черт, что обусловливает необходимость его специального изучения.
В XVIII в. распространяется философское направление в законотворчестве, которому свойственна «мысль о возможности произвольно устраивать правовую жизнь посредством новых законов»[236], что способствует значительной активизации законотворчества и расширению сферы законодательного регулирования, а также тематики законодательства.
Активизация законотворчества ведет к противоречию между абсолютистской государственной властью и стремлением к детальной (если не сказать мелочной) регламентации жизни общества и частной жизни подданных, которое особо остро ощущалось в XVIII в., когда еще не была окончательно отработана законодательная процедура.
Нестабильность государственной власти на протяжении значительной части XVIII в. ярко выявляет противоречие между устойчивостью (инертностью) законодательства и его зависимостью от политической конъюнктуры, что позволяет проследить стабилизирующую роль законодательства.
Характерная черта законодательства Нового времени – регламентированная публикация законодательных актов – находит в XVIII в. оригинальное преломление. Если рассмотреть ситуацию XVIII в. в сфере информирования населения, то можно предположить, что при зародышевом состоянии газетного дела законодательные акты во многом выполняли функцию средства информации. По крайней мере, ни один другой источник XVIII в. не может быть сопоставлен с законодательством по распространенности. Это подтверждается возникновением и достаточно широким распространением в XVIII в. такой разновидности законодательных актов, как манифесты.
2.3.1. Историография
Наиболее существенные заслуги в изучении законодательства как источника права принадлежат историкам права XIX – начала XX в.[237] История права в XIX в. была одной из быстро развивающихся научных дисциплин. Среди разнообразных теорий происхождения права (теологическая, рационалистическая, «естественного права»), противоборствовавших в XVIII – начале XIX в. в России, как и в Германии, распространялась историческая концепция, изучение которой, в том числе и в русле исследования идейной борьбы западников и славянофилов и более поздней концепции евразийства, представляет самостоятельный интерес.
Суть исторического подхода к проблеме происхождения права формулировали многие авторы. В частности, М. Ф. Владимирский-Буданов, отмечая кризис господствовавшей в XVIII в. теории естественного права, писал: «После переворота XVIII в. и разочарования, постигшего европейское общество в первой четверти XIX в., нельзя уже было признать истинным выражением права ни законы действующие, ни право философски построенное; оставалось признать таким право исторически данное (т. е. выразившееся в целой истории какого-нибудь народа)»[238]. Аналогичную мысль находим у Н. П. Загоскина: «…право не должно и не может быть рассматриваемо ни как исключительный императив разума, ни как исключительный продукт природы, ни как результат непосредственной творческой деятельности человека <…>, право каждого отдельного народа есть продукт всей предшествовавшей исторической жизни его <…>, единственным источником права является правовое сознание народа, представляющееся органической частию всего его мировоззрения»[239]. Но наиболее резко историческую концепцию происхождения права сформулировал И. Д. Беляев, что, учитывая его славянофильское мировоззрение, легко объяснимо: «Самостоятельное общество, пока оно самостоятельно, не может подчиниться чуждым законам, принесенным со стороны; подчинение чуждым законам есть уже явный признак падения общества. Законы должны вытекать из исторической жизни народа. Связь между законом и внутреннею историческою жизнью народа так неразрывна, что ни изучение законодательства не может быть вполне понятно без изучения внутренней жизни народа, ни изучение внутренней жизни – без изучения законодательства»[240].
Значительный интерес среди трудов по истории права представляют работы И. Д. Беляева, Г. В. Вернадского, М. Ф. Владимирского-Буданова, А. Д. Градовского, Н. П. Загоскина, Н. М. Коркунова, В. Н. Латкина, Ф. И. Леонтовича, А. В. Романовича-Словатинского, В. И. Сергеевича, А. Н. Филиппова, И. П. Числова, Б. Н. Чичерина, М. И. Ясинского. В ряде работ интересующий нас период – XVIII–XIX вв. – рассматривается частично, но все эти труды представляют интерес с точки зрения теории и метода историко-правоведческого исследования.
Законодательство в историко-правовых исследованиях рассматривается как один из источников права, и в общих курсах истории права ему уделяется большее или меньшее внимание, в первую очередь в работах В. Н. Латкина. В его «Учебнике русского права периода империи (XVIII–XIX ст.)»[241], имеющем весьма традиционную структуру: государственное право, уголовное право, гражданское право, судопроизводство, – значительное место отводится внешней истории права. В «Лекциях по внешней истории русского права: Московское государство – Российская империя» В. Н. Латкин под внешней историей русского права понимает историю законодательных памятников, а под внутренней историей права – историю юридических норм и институтов[242]. Внешняя история права, по мнению исследователя, «показывает причины появления законодательных памятников, время и порядок их издания: затем источники, внешний состав и содержание памятников и, наконец, их соотношение с другими, как предшествующими им, так и последующими за ними памятниками»[243]. Вслед за Ф. И. Леонтовичем[244] В. Н. Латкин формулирует схему разбора законодательных памятников. Во-первых, надо рассмотреть историю «каждого памятника в отдельности», указав «причины издания памятника – мотивы и цели, руководившие законодателем при издании памятника; элементы, легшие в основание памятника, или его источники; редакцию памятника, т. е. как он составлен, в какое время, при участии каких лиц, учреждений и вообще органов законодательной власти; дальнейшую судьбу памятника – силу и действие его в последующие эпохи развития законодательства; наконец, научную обработку и литературу памятника»; во-вторых, «систему и содержание памятников», причем «само содержание их настолько может быть предметом исследования в этой части науки, насколько это необходимо для общего знакомства с памятниками»; наконец, в-третьих, необходимо «показать общее значение каждого памятника в целой системе современного законодательства, чтобы таким образом яснее определить общее направление законодательства известной эпохи». Как мы видим, задачи изучения памятников законодательства по Леонтовичу – Латкину, относимые В. Н. Латкиным к внешней истории права, во многом совпадают с задачами источниковедческого анализа. Соответствует нашим представлениям о смысле источниковедческого анализа и понимание В. Н. Латкиным значения изучения законодательных памятников при исследовании истории права: «…об истории отдельных постановлений памятников, само собой разумеется, нельзя говорить без предварительного ознакомления с самими памятниками. Таким образом, внешняя история права, рассматривая закон как памятник известной эпохи, исследуя списки его, критически доказывая достоверность, подлинность или подложность его, разлагая его на составные элементы и проч., этим самым работает, так сказать, для очистки материала, оперирование над которым составляет функцию внутренней истории»[245].
