выслушивать посыл на хер не хотелось, а обыскивать Божена я пока не был готов. Поэтому обвёл взглядом комнату и спросил о другом:
— А Пафнутий куда делся? Домой смотался, что ли?
И снова Божен на секунду отвёл взгляд в сторону.
— Он подышать пошёл. Прогуляться по Старгороду. Давно здесь не бывал, решил город посмотреть.
Ну, понятно, ипать! Пафнутий у нас тот ещё турист!
Я уселся рядом с Боженом на жалобно скрипнувшую кровать и дружески хлопнул священника по коленке.
— У тебя точно всё в порядке? Что-то ты сам не свой. Не подменили тебя? А может, вселился кто? Ты только скажи — мы его мигом выселим.
Говоря эту хрень, я внимательно следил за Боженом. Нервы у меня уже были на взводе, и если бы святоша дёрнулся — не знаю, что бы я сделал.
Одновременно я попытался прощупать сознание Божена. Уловить, отыскать в нём страх. Да не просто страх, а ту липкую пугающую черноту.
Но Божен не дёрнулся. Он снова тяжело вздохнул и сгорбился, словно на плечи ему положили мешок с землёй. От него за версту пахло неуверенностью.
— Всё в порядке, Немой, — не сразу ответил он. — Иди, а? Я скоро приду.
— Да, Немой, иди! Дай мне с Боженом поговорить.
Я обернулся. На пороге комнаты стоял Мыш и смотрел на меня, нетерпеливо подёргивая хвостом.
Ну, и хер с вами, заговорщики! Я пожал плечами и вышел в столовую.
Из кухни на весь дом пахло наваристыми щами и сладкой выпечкой.
Глашка и Настя собирали на стол. Я чмокнул Глашку в щёку. Она прижалась ко мне, подняла лицо, подставляя губы.
Настя сделала вид, что ничего не видит, и убежала в кухню, где гремела посудой баба Дуня.
— Сейчас обедать будем, Немой, — сказала Глашка.
По глазам я видел, что она хочет сказать совсем другое. Поцеловал её мягкие губы, задержал поцелуй. Глашка зажмурилась и вздохнула. Моя ладонь скользнула по её спине, опустилась ниже. Я почувствовал, как руки Глашки напряглись, упёрлись мне в грудь.
— Ну, не здесь же! — шепнула она.
Бля!
Я снова поцеловал её и отпустил.
— Пойду, подышу немного.
Вышел на крыльцо, втянул в себя осенний воздух, пахнущий горьким дымом горящей сухой листвы. В разрывах тяжёлых слоистых облаков проглядывала воспалённая синева неба.
За домом осторожно постукивал топор.
Я спустился по ступенькам, прошёл за угол.
Леший Шатило, пристроившись у толстого осинового чурбака, тесал доску. Рядом, сложив руки на груди, стоял банник Берёза.
— Вот спасибо! — говорил Берёза. — Золотые руки у тебя, Шатило! А то пол в бане подгнивает, а плотника вызывать — это расходы.
— Сейчас всё починим, — добродушно кивнул баннику Шатило. — Починим — и будет всё по чину. Как положено.
— Золотые слова! — поддакнул банник.
Длинные волосы упали лешему на глаза. Он поморщился, тряхнул головой, забрасывая их назад, и снова застучал топором.
Я не стал мешать работникам и вернулся к крыльцу. Шейлуньский золотарь вынырнул из земли, потёрся о мой сапог. Я потрепал его по упругому телу, напоминающему трубу, и вспомнил, что после обеда собирался проехать по Старгороду. Надо же посмотреть, как бояре службу несут! А то стыдно будет князю Всеволоду в глаза взглянуть, когда вернётся.
На крыльцо вышла Глашка.
— Немой, иди обедать!
— Иду, — улыбнулся я.
И тут в ворота громко и властно постучали.
Какого хера? Кто это там колотит?
Я подошёл к воротам и хотел отодвинуть засов. Но передумал и, повысив голос, спросил:
— Кому там неймётся?!
— Открывай, князь! — услышал я знакомый голос. — Это верховный волхв Воисвет!
Ни хера себе! Выбрался, значит, из Чистых мхов, гад!
— Тебя по службе повысили? — насмешливо спросил я, не торопясь открывать. — А дедушку куда подевал?
— Смеёшься, нечисть?! — закричал Воисвет. — Верховный волхв Любомир мёртв! Это вы убили его! И ограбили капище! Открывай немедленно, или мы выломаем ворота!
Чего, блядь?! Любомира убили? Но как?!
Я вспомнил хитрый прищур верховного волхва, его сухие дрожащие руки.
Он же будущее видел! Любую херню наперёд знал! Как его могли убить?
— Открывай ворота, нечисть! — рявкнул с улицы Воисвет. — Со мной монахи и народ. Вам всё равно не уйти! Не тяни время!
Бля!
У нас в доме мужиков — раз-два, и обчёлся! Сытин, да я. Божен не в счёт — он и так не в себе. Шатило… Хер его знает, какой боец из лешего. Михей? А где Михей?
Я оглянулся на крыльцо. Там уже стояли Сытин с Михеем. Сытин держал в правой руке шпагу. В его левой ладони горел зелёный огонёк.
Ипать! А женщин мы куда спрячем? Глашку и Настю с бабой Дуней?!
Снаружи в ворота ударили чем-то тяжёлым. Окованные железом створки вздрогнули, но выдержали.
Таран там у них, что ли?!
Перекидываемся, Немой!
В голове звонко щёлкнуло. Я упал на четыре лапы и одним прыжком взлетел на росшую возле забора яблоню.
На улице толпилось не меньше сотни монахов с копьями. К ним подтягивались горожане. Часть монахов растягивалась вдоль забора, пробуя его на прочность.
Перед воротами в воинственной позе стоял Воисвет. Правая рука волхва была поднята вверх. В ней сверкал серебряный крест. Левой рукой волхв опирался на деревянный посох, окованный сталью.
Рядом с ним четверо здоровенных монахов держали толстый обрубок бревна. Вот они качнули бревно и ударили им в ворота. Створки затрещали.
Ни хера себе, волхв толпу привёл! Он что, весь Старгород взбаламутил, сука?!
Я кубарем скатился с яблони, на лету перекидываясь обратно в человека.
— Михалыч, их там до хера! — крикнул я Сытину и вытащил из ножен меч.
Сытин размахнулся и швырнул в ворота ослепительный зелёный шар. По верху забора побежала цепь искр. В воздухе затрещало и запахло грозой.
Толпа за воротами заорала от боли. Сквозь щели забора я видел, как в людей били маленькие злые молнии.
— Глашка! — заорал я. — Хватай Настю с бабой Дуней, и в подвал! Пулей!
— Чем? — не понял Сытин.
— Быстро в подвал! — ещё громче крикнул я.
Глашка без слов развернулась и исчезла в дверях дома.
Бля! Надеюсь, она меня послушает!
Михей, стоя на крыльце, поднял руки. Возле забора из земли полезли густые колючие кусты шиповника. Они оплетали столбы забора и стойки ворот, не давая им упасть.
И-за дома выбежал леший Шатило с топором в руках. Бросил топор на землю и принялся помогать Михею. За рядами шиповника на глазах вырастали заросли ивы и черёмухи. Деревянные столбы забора пускали корни, впивались ими в землю. Выбрасывали из себя ветки, словно вытягивали руки.
Вот длинная ветка схватила
