не сказал об этом раньше. Тайком отправил Пафнутия в капище. Видимо, просил разведать обстановку.
Что ж, его можно понять.
А Воисвет?
И с ним всё понятно. Он так хотел поскорее стать верховным волхвом, что не утерпел. Не дождался. Выбрался из Чистых Мхов, примчался в Старгород. И убил Любомира.
Может, и не думал об этом. Просто поспорили волхвы. Воисвет хотел пойти войной на нечисть, а Любомир ему запретил. Раз — и нет Любомира.
Но почему он не предвидел это? Сам же хвастал — вижу будущее любого человека. А Воисвета не разглядел.
Или предвидел? Но тогда получается…
Бля!
Знал он всё наперёд! Потому и крест Божену передал. Чтобы не достался Воисвету.
Любомир, как живой, возник передо мной. Покачал седой головой, прищурил хитрые глаза.
— Знаешь, как мне надоело землю-матушку топтать? За семьсот-то лет! Вот ты, Немой, другие миры видел?
Видел.
— Ну, вот, — кивнул Любомир. — А теперь моя очередь. Хорошего волхва за себя оставляю. При нём спокойно будет. И ты молодец, не подвёл меня. Спасибо, Немой! И прощай.
Любомир исчез.
Да пожалуйста! Жалко мне, что ли?
Бамс!
Серебристое сияние почти исчезло. Золотое горело ослепительно, словно солнце.
За миг до того, как серебро окончательно растворилось в золоте, на их границе возникла яркая белая точка. Она росла. Сначала стала величиной с яблоко. Потом — с человеческую голову. Затем выросла ещё и превратилась в огромный горящий шар.
Сердцевина шара потемнела и лопнула. Получилась дыра с горящими краями. Из этой дыры, кряхтя и хмурясь, полез невысокий крепкий старик в новых лаптях. Только в этот раз он лез лицом вперёд и не споткнулся.
Надо же! Сам Перун явился поглядеть, что его волхвы накуролесили.
Охереть!
Ну, смотри-смотри.
Перун, и в самом деле, поглядел по сторонам и нахмурился ещё больше. Подошёл к Воисвету. Упрямый волхв пытался подняться, зажимая рукой распоротый живот.
— Власти захотел? — спросил его Перун. — Решил, что лучше богов знаешь, как мир устроить?
— Я бился против нечисти во славу богов! — слабо, но твёрдо ответил Воисвет. — Во славу тебя, Перун! Нечисти не место на земле!
— Это ты так решил? И во славу богов надоумил сельского дурачка сжечь капище и изрубить моего идола?
Да! — выкрикнул Воисвет и закашлялся. По его острому подбородку потекла струйка крови. — Я должен был поднять народ на войну! Даже если ты не понимаешь! Мне всё равно! Я знаю, как должно быть!
— Дурачок.
Перун с досадой покачал головой. Потом наклонился, взял Воисвета за подбородок и легко повернул его голову. Раздался сухой треск. Рука волхва дёрнулась, длинные пальцы заскребли по земле и сжались в кулак.
— Дурачок, — повторил Перун. Выпрямился и посмотрел на меня.
Бамс!
Третий удар сердца отозвался болью в развороченной копьём груди.
Перун подошёл ко мне. Присел рядом на корточки, заглянул в глаза.
— Что, котяра, отбегался? — ласково спросил он и улыбнулся. — Больно? Ничего! Сейчас пойдём ко мне. Я тебя вылечу. Давно мечтал такого охеренного кота завести. Да я говорил уже.
Я собрал последние капли сил и покачал головой. Движение вышло еле заметным. Я подумал, что Перун не обратит на него внимания, и хотел испугаться. Но на испуг сил уже не осталось.
Перун заметил и с притворной досадой цокнул языком.
— Не хочешь? Ну, надо же!
Он задрал голову вверх и весело крикнул кому-то:
— Видали? Он не хочет!
Потом снова посмотрел на меня и спросил:
— Точно не хочешь?
Да, блядь! Ты издеваешься, что ли?
Я прикрыл глаза, чтобы не видеть довольную физиономию бога. Грудь болела всё сильнее.
— Я перед тобой в долгу, Немой, — доверительно сказал Перун. — Любомир уже давно на покой просился. А я всё не отпускал его. Не хотел оставаться с этим…
Он пренебрежительно кивнул в сторону Воисвета.
— А ты так замечательно всё уладил. Да ещё и моего идола из реки выловил. Спас, можно сказать.
Перун коротко хохотнул. Потом сделал серьёзное лицо и вздохнул.
— Я в долгу быть не люблю. Давай так — я тебе даю шанс выжить. И больше ничего не должен. Договорились?
Охеренный договор, бля!
И главное — хрен откажешься.
Я снова моргнул глазами.
Бамс!
Перун поднялся на ноги. Ухватился за копьё и вырвал его из моей груди.
— Давай, кошак драный! — рявкнул явно довольный бог. — Перекидывайся, живо!
Как будто огромная ладонь подняла меня с земли. В голове звонко лопнул гигантский стеклянный пузырь.
Я упал на все четыре лапы и ошалело замотал башкой. Потом, не обращая внимания на бога, поплёлся к крыльцу. Унюхал возле ступеньки пожелтевший подорожник и стал жевать его, жадно урча. Проглотил горькую кашицу и без сил упал в траву возле садовой дорожки.
— Немой!
Глашка слетела по ступенькам, подхватила меня на руки и потащила в дом.
Куда ты, Глаш?! Надорвёшься!
Мой хвост волочился по ступенькам. Я ещё успел услышать, как Божен просит Перуна вылечить Шатилу. И недовольный баритон бога:
— Вы что, блядь? Санитарку себе нашли? У меня ни сисек, ни диплома! Вызови того колдуна, который тебя лечил.
Это было несправедливо. Я хотел обидеться за Шатилу, но не смог. Меня вырубило.
Я очнулся от того, что меня нежно чесали за ухом. Тёплая Глашкина рука легко скользила по шерсти. По моей спине бежали приятные мурашки. Глашка гладила меня и тихонько напевала:
— Котя, серенький коток,
Повернись-ка на бочок.
Подберу тебяв лесу,
Тебе мышку принесу.
Я открыл глаза и утробно замурчал от удовольствия.
Может, бля, остаться котом насовсем? А что! Буду крыс ловить в подвале, молоко из блюдечка лакать. Котят заведём с Глашкой. А ещё можно лазить по деревьям, качаться на ветках и орать благим матом. Красота!
Я помечтал минут пять. Потом осторожно освободился из Глашкиных рук. Потянулся, выгибая спину и с наслаждением запуская когти в матрац. Сполз на пол с кровати.
Перекидываемся, Немой!
В голове звонко щёлкнуло.
— Как Шатило? — спросил я Глашку.
Она глядела на меня широко распахнутыми глазами.
— Немой! Ты цел!
Я засунул руку под рубаху и пощупал рёбра.
Целые, бля!
И сердце нормально бьётся.
Эх, пожрать бы!
Я виновато посмотрел на Глашку.
— Глаш! У нас еда есть?
Глашка лукаво улыбнулась.
— Только сырая рыба. Будешь?
И мы расхохотались.
* * *
На следующий день князь Всеволод с победой торжественно въехал в Старгород.
Князя встречал весь город. Зеваки толпились вдоль улиц. Мальчишки гроздьями висели на деревьях и заборах. Заполошно лаяли собаки, не понимая — что
