<Из письма к Родзянке.>
Прости, украинской мудрец,Наместник Феба и Приапа!Твоя соломенная шляпаПокойней, чем иной венец;Твой Рим – деревня; ты мой папа,Благослови ж меня, певец!
Послание к Л. Пушкину
[Что же? будет] ли вино?[Лайон, жду] его давно.Знаешь ли какого рода?У меня закон один:Жажды полная свободаИ терпимость всяких вин.Погреб мой гостеприимныйРад мадере золотойИ под пробкой смоленой
St. [24]Пере бутылке длинной.В лета <красные> мои,В ле<та> юности безумной,Поэтической АиНравился мне пеной шумной,Сим подобием любви!вспомнил о поэтеИ напененный<?> бокалЯ тогда всему на свете,Милый брат, предпочитал.
Ныне нет во мне пристрастья —Без разбора за столом<?>,Друг разумный сладост<растья>,Вина обхожу кругом —[Все люб<лю> <?> я Понемногу —Часто двигаю стакан,Часто пью – но сла<ва богу>Редко, редко лягу пьян.]
* * *
Ты вянешь и молчишь: печаль тебя снедает:На девственных устах улыбка замирает.Давно твоей иглой узоры и цветыНе оживлялися. Безмолвно любишь тыГрустить. О, я знаток в девической печали;Давно глаза мои в душе твоей читали.Любви не утаишь: мы любим, и как нас,Девицы нежные, любовь волнует вас.Счастливы юноши! Но кто, скажи, меж имиКрасавец молодой с очами голубыми,С кудрями черными?… Краснеешь? Я молчу,Но знаю, знаю всё: и если захочу,То назову его. Не он ли вечно бродитВкруг дома твоего и взор к окну возводит?Ты втайне ждешь его. Идет, и ты бежишь,И долго вслед за ним незримая глядишь.Никто на празднике блистательного мая,Меж колесницами роскошными летая,Никто из юношей свободней и смелейНе властвует конем по прихоти своей.
Чедаеву
К чему холодные сомненья?Я верю: здесь был грозный храм,Где крови жаждущим богамДымились жертвоприношенья;Здесь успокоена былаВражда свирепой Эвмениды:Здесь провозвестница ТавридыНа брата руку занесла;На сих развалинах свершилосьСвятое дружбы торжество,И душ великих божествоСвоим созданьем возгордилось.
………………………
Чедаев, помнишь ли былое?Давно ль с восторгом молодымЯ мыслил имя роковоеПредать развалинам иным?Но в сердце, бурями смиренном,Теперь и лень и тишина,И, в умиленьи вдохновенном,На камне, дружбой освященном,Пишу я наши имена.
Аквилон
Зачем ты, грозный аквилон,Тростник прибрежный долу клонишь?Зачем на дальний небосклонТы облачко столь гневно гонишь?
Недавно черных туч грядойСвод неба глухо облекался,Недавно дуб над высотойВ красе надменной величался…
Но ты поднялся, ты взыграл,Ты прошумел грозой и славой —И бурны тучи разогнал,И дуб низвергнул величавый.
Пускай же солнца ясный ликОтныне радостью блистает,И облачком зефир играет,И тихо зыблется тростник.
* * *
Пускай увенч<анный> любов<ью> красотыВ завет<ном> зол<оте> хранит ее чертыИ письма тайные, награда долгой муки,Но в тихие часы томит<ельной> разл<уки>Ничто, ничто моих не радует очей,И ни единый дар возлюбл<енной> моей,Святой залог любви, утеха грусти нежной —Не лечит ран любви безум<ной>, безнаде<жной>.
Второе послание к цензору
На скользком поприще Т<имковского> наследник!Позволь обнять себя, мой прежний собеседник.Недавно, тяжкою цензурой притеснен,Последних, жалких прав без милости лишен,Со всею братией гонимый совокупно.Я, вспыхнув, говорил тебе немного крупно,Потешил дерзости бранчивую свербежь —Но извини меня: мне было не в терпеж.Теперь в моей глуши журналы раздирая,И бедной братии стишонки разбирая(Теперь же мне читать охота и досуг),Обрадовался я, по ним заметя вдругВ тебе и правила, и мыслей образ новый!Ура! ты заслужил венок себе лавровыйИ твердостью души, и смелостью ума.Как изумилася поэзия сама,Когда ты разрешил по милости чудеснойЗаветные слова божественный, небесный,И ими назвалась (для рифмы) красота,Не оскорбляя тем уж Господа Христа!Но что же вдруг тебя, скажи, переменилоИ нрава твоего кичливость усмирило?Свои послания хоть очень я люблю,Хоть знаю, что прочел ты жалобу мою,Но, подразнив тебя, я переменой сеюПриятно изумлен, гордиться не посмею.Отнесся я к тебе по долгу моему:Но мне ль исправить вас? Нет, ведаю, комуСей важной новостью обязана Россия.Обдумав наконец намеренья благие,Министра честного наш добрый царь избрал,Шишков наук уже правленье восприял.Сей старец дорог нам: друг чести, друг народа,Он славен славою двенадцатого года;Один в толпе вельмож он русских муз любил,Их, незамеченных, созвал, соединил;Осиротелого венца ЕкатериныОт хлада наших дней укрыл он лавр единый.Он с нами сетовал, когда святой отец,Омара да Гали прияв за образец,В угодность господу, себе во утешенье,Усердно задушить старался просвещенье.Благочестивая, смиренная душаКарала чистых муз, спасая Бантыша,И помогал ему Магницкой благородный,Муж твердый в правилах, душою превосходный,И даже бедный мой Кавелин-дурачок,Креститель Галича, [Магницкого] дьячок.И вот, за все грехи, в чьи пакостные рукиВы были вверены, печальные науки!Цензура! вот кому подвластна ты была!
Но полно: мрачная година протекла,И ярче уж горит светильник просвещенья.Я с переменою несчастного правленьяОтставки цензоров, признаться, ожидал,Но сам не зная как, ты видно устоял.Итак, я поспешил приятелей поздравить,А между тем совет на память им оставить.
Будь строг, но будь умен. Не просят у тебя,Чтоб, все законные преграды истребя.Всё мыслить, говорить, печатать безопасноТы нашим господам позволил самовластно.Права свои храни по долгу своему.Но скромной Истине, но мирному УмуИ даже Глупости невинной и довольнойНе заграждай пути заставой своевольной.И если ты в плодах досужного пераПорою не найдешь великого добра,Когда не видишь в них безумного разврата,Престолов, алтарей и нравов супостата,То, славы автору желая от души,Махни, мой друг, рукой и смело подпиши.
* * *
Тимковский царствовал – и все твердили вслух,Что в свете не найдешь ослов подобных двух.Явился Бируков, за ним вослед Красовский:Ну право, их умней покойный был Тимковский!
Стихотворения 1817–1825 гг
На трагедию гр. Хвостова, изданную с портретом колосовой
Подобный жребий для поэтаИ длякрасавицы готов:Стихи отводят от портрета,Портрет отводит от стихов.
* * *
От многоречия отрекшись добровольно,В собраньи полном слов не вижу пользы я:Для счастия души, поверьте мне, друзья,Иль слишком мало всех, иль одного довольно.
* * *
Нет ни в чем вам благодати,С счастием у вас разлад:И прекрасны вы не к стати.И умны вы не в попад.
* * *
О муза пламенной сатиры!Приди на мой призывный клич!Не нужно мне гремящей лиры,Вручи мне Ювеналов бич!Не подражателям холодным,Не переводчикам голодным,Не безответным рифмачамГотовлю язвы эпиграм!Мир вам, несчастные поэты,
< >< >
Мир вам, журнальные клевреты,Мир вам, смиренные глупцы!А вы, ребята подлецы, —Вперед! Всю вашу сволочь будуЯ мучить казнию стыда!Но, если же кого забуду,Прошу напомнить, господа!О, сколько лиц бесстыдно-бледных,О, сколько лбов широко-медныхГотовы от меня принятьНеизгладимую печать!
<На Александра I.>
