Что глядишь, красавица? Одного твоего деда я зарезал, другого — живьём сжёг. А ты — слова мои записываешь, постель мою греешь. И это тебе в радость. А злобы — за пращуров своих отомстить — в тебе нет. А ты сама — есть. Делал бы по старине, как с дедов-прадедов заведено — ты бы и не родилась, света белого — во век не увидела. Вот и прикинь — чего лучше.
Другой «хвостик» подобрался сам собой. Ну, почти сам. Только надо было самому заблаговременно чуть подумать, Николаю пару слов сказать, да подойти к Акиму, когда он после обеда довольный лежит.
На третий день нашего пребывания на Гостимиловом подворье заходит ко мне в избу мужичок Рябиновский. Я его с прошлого года «удодом» звать начал. Сам у порога мнётся, шапку в руках крутит.
Я весь в делах — грамотки из Макухиного архива конспектирую. «Знание — сила». Особенно о делах разбойных. Архив, ясное дело, Спирьке останется, но мне покопаться интересно.
— Дозволь… э-э-э… боярич… просьбишку… ну… просить.
Сказочная русская формулировка: «не вели казнить — вели слово молвить» — из московских времён, здесь пока не додумались.
— Говори. И не жуй.
Ага, так он меня и послушал. Экает, бекает, мекает… разве что — не кукарекает. Смысл простой: разрешите остаться в Елно торговым представителем Рябиновской вотчины.
Тю! А с чего я неделю назад велел Николаю к этому мужичку присмотреться, да к торговому делу приспособить, да с Акимом его судьбу обговорил? Как приказчик он… грамотный и, вроде, не вор. А особое его достоинство в том, что Гостимилова жёнка, теперь уже вдова, на его «песни коростелёвые» — муркает.
— Лады. На постой станешь здесь. Вдове оплатишь мужской работой. Ей без мужа нынче тяжко. Товары выдаст Николай. Он же расскажет чего купить надо. С Акимом я договорюсь. Вещи свои собери да с вдовой сговорись.
— Да я…! Да мы…! Мы уже… Сей момент! Спаси тя бог…! По гроб жизни…!
И задом, кланяясь, комкая шапку, спотыкаясь об порожек… Хорошо людям добро делать…
Так хорошо, что не в сказке сказать, ни матом сформулировать. Говорят, «ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным». Какая ж казнь меня за это ждёт? Может, мне быстренько «правом первой ночи» благодеяние своё подпортить? Она-то прошлый раз сама пришла… Э-эх, грамотки эти… дочитать надо.
Торг не вытанцовывается, даже полотно наше не берут. Николай каждый день к вечеру — чёрный. Злится, слюной брызжет.
Почему покупателей нет — понятно. Десну в прошлый год сильно пограбили. Пока народ не поднимется — берут только необходимое. А вот наше серебро — утекает. Сёдел 15 штук… Под будущую дружину… Понятно, что по дешёвке, но сумма…
Одну лодейку загрузили купленным в Елно, мужички потащили её назад, в Рябиновку. Оставили «удода» с поручениями да наставлениями. Сами погрузились на телеги, и пошли на север к Дорогобужу. Там — Днепр, там будем лодейку искать и сплавляться к стольному граду.
Вот был бы я чуть умнее — пришли бы сюда раньше, по водополью. Тогда с Десны можно было бы в Ужу перебраться — речка такая в этой местности есть. Тут-то до неё вёрст 10 по ложбинам да болотинам. А по Уже можно скатиться прямо в Днепр.
Факеншит! Да что ж здесь всё так коряво! Дали бы мне эту землю — я бы две канавы прокопал. Здесь же не лайнеры с танкерами ходят! А для плоскодонок выкопать по суглинкам, да пескам, да болотцам… Не скалы же гранитные! И ходили бы купцы без заморочек, без перегрузов и переупаковок — хоть в Днепр, хоть в Десну, хоть в Оку…
Не дадут. А и дадут — так отберут. «Священное право частной собственности»… — ждём Французскую Революцию. Это — во Франции. А здесь… «Россия, твою маман!». Ну и нафиг.
Идти сотню с лишком вёрст возами… Но сперва — нанять.
«Человек к хорошему быстро привыкает» — международная мудрость. Я, пока в вотчине сижу — быстро отвыкаю от «Святой Руси». Привыкаю к хорошему. Теперь — приходиться назад отвыкать. Нанять возчиков…
Торг начинается с тройной цены. Усаживаются на корточках вдоль стены, бороды выставляют и ждут. А вдруг наниматель — дурень и согласится? Или — путешественнику печёт, а мы и подождать можем. Или — у чужака терпение кончится. Причём все нормальную цену знают. Но не соглашаются — а вдруг…
Был бы у меня Николай свободен — я бы на него скинул. Но он с «удодом» на торгу крутиться. Там такие же «хитрецы» сидят. «Авдруги». Мне это всё… У меня прогресс стоит! Мне ещё до паровоза с дирижоплем — как до луны лесом! А они день-деньской муму тянут…
Позвал Акима, думал — сотник славный стрелков храбрых… А мужичкам — пофиг. Только что тон — слащавее, да придыхание — глубже. А так-то прежнее: эта… ну… оно конечно… однако же… ежели сильно надобно… или к примеру…
Аким сперва — по-хорошему, потом — горлом. Потом… но у него руки больные. Так-то бы в сердцах… А эти только посмеиваются. И держатся аккуратно — не прицепиться. А в сенях каждую ночь «удод» с вдовой… Как с цепи сорвавши… А я тут, блин… Ну что мне, боярскому сыну, с дрючком на наглых возчиков в атаку ходить?! Надо чего-нибудь эдакого… уелбантурить. Или я не эксперт по сложным системам?!
Пришлось прогуляться с Акимом к посаднику. Вытерпеть их боевые воспоминаний от обедни до вечери. Взять посадника в долю. Потолковать с местным десятником городской стражи. Тоже — посулить.
Утром бирюч на торгу орёт очередной указ про благоустройство. Типа: дерьмо — подобрать, дворы — подмести, заборы — выровнять.
И, мелким шрифтом, если можно так сказать об устной речи: у кого ворота или телеги скрипеть будут — с того вира. «За доставление жителям беспокойства».
Народ, естественно, хи-хи, ха-ха. Наш-то опять-то… как в воду пукнул… «Мели Емеля, твоя неделя»…
А с обеда городская стража с вирниковыми ярыжками пошла по дворам. И сразу стало не до смеха. Ворота скрипят? — Две ногаты. Обе воротины? — Тогда четыре. Телега где? На все четыре колеса скрипит? — Ещё восемь. Ворот колодезный, калитка, дверка в курятнике…
Народ, снова — естественно, возмутился и ломанулся. К посаднику на двор. А тот вышел на крыльцо, обозрел возмущённое население, прикинул по головам сумму в ногатах и, щурясь как кот на солнышке, доброжелательно объяснил:
— Оно ж… нехорошо ж… Люд православный тревожить-беспокоить — не по-людски. Иной-то только прилёг, умаявшись от трудов праведных. А тута над ухом гр-тр-хр. Непорядок. А я тута поставлен самим светлым князем — чтобы порядок был. Дык как? Бунтовать будете или чего? Ладно, помилосердствую: даю два дни на исправление. Нынче да завтра. А уж потом — не взыщите.
Эх, ребятки, люд православный! Не видали вы наших сан- пож- арх- энерго- и прочих надзоров. Как поётся в старой российской песне:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
