И от того, с каким трудом они переманивали меня на свою светлую сторону, мое внимание им было только дороже. А переманивали они с трудом, но очень старательно. Все-таки я была бы для них хорошим символом.
Большинство прогрессивной молодежи — и я была ничуть не удивлена — состояло из молодых, обеспеченных и довольно знатных мужчин, которые не могли похвастаться чем-то большим, чем парой месяцев домашнего ареста за «непатриотичные» взгляды. Я, конечно, тоже была дворянской дочерью, но для жителей столицы мое происхождение едва ли считалось чем-то серьезным. Даже нуворишей и только-только появившиеся дворянские фамилии выше виконтов были более знатными, чем я. Почти выходец из народа! Да еще и женщина. Да еще и бедная. Да еще и имя по газетам гуляет за заслуги перед отечеством. Сама всего добилась, можно сказать!
И бравировать моим именем уже аккуратненько начинала и королевская семья, мол, посмотрите, в нашей стране каждый может добиться всего — надо только постараться! И оппозиционно настроены сограждане совсем не против были бы перетянуть меня к себе.
Моим светлым образом вдохновить всяко проще, чем образом богатого графского сына без профессии.
И все же, не смотря на мои отнюдь не чистые намерения, захаживать к ним мне по-простому нравилось.
Обычно, чтобы в обсуждениях мои слова хотя бы слушали, мне нужен был рядом мужчина, который бы подтвердил, что слушать меня можно. Герцог, Орхан, Профессор… Их присутствие за спиной было мне необходимо даже без какой-то конкретной помощи с их стороны.
В уютно оборудованном подвальчике на Осенней улице, где собирались редактора, писатели, корреспонденты и поэты «Ласкового Запада», меня зачастую слушали и без крепкого мужского плеча рядом.
И это не могло не подкупать. Со мной говорили на равных, и я чувствовала, что эта атмосфера меня затягивает. С Шурейджом я разговаривала уже почти как с другом, так часто мы виделись.
И единственное, что меня спасало от того, чтобы уйти во все это с головой, было моей, так сказать, отприродной нейтральностью. Меня никогда не затягивали пафосные речи, полные эмоций монологи и красивые убеждения. Я все также считала их деятельность довольно несерьезной, их идеологию — поверхностной, а в действиях видела не только благо, но и возможные опасности и проблемы, в том числе для безопасности страны. И следить за ними мне было не стыдно.
И все же, глядя на барона, такого, с одной стороны, наивного, но твердо и искренне убежденного в том, что нужно стремиться в будущее, которое лучшим будет не только для себя любимого… глядя на него, я задавалась вопросом: а что останется после меня? Кроме кучи денег и освобожденной должности? Кому это будет нужно? Я не собиралась рожать детей. И сколько бы я ни заработала, казне от этого будет ни горячо, ни холодно.
Я ходила все чаще в подвальчик на Осенней улице, будто надеюсь, что там найду хоть какие-то ответ на даже пока не вопросы, а просто зарождающиеся сомнения.
Причем в работе все шло замечательно, как я и хотела — меня начинали воспринимать всерьез! Но я будто потеряла равновесие. Не могла найти точку опоры.
Я стремилась к месту, где сейчас оказалась, но отчего-то не чувствовала, что все идет, как надо. Я опять шла на повышение. Но вместо ощущения, что я иду в правильном направление, меня охватывало чувство, что я просто плыву по течению. И ни черта не контролирую, хотя это было вовсе не так. Я держала руку на пульсе в отношении всех аспектов своей жизни и жизней моих близких. И все же ощущение было такое, будто я все пустила на самотек.
В какой-то момент я рассказала своим новым «друзьям», что меня шантажируют и заставляют сливать информацию о них в службу безопасности и предложила себя в роли двойного агента. Всплакнула, затолкала им небольшую, но прочувствованную речь, полную возмущения и покорно склонила голова:
«Я понимаю, что теперь вы даже за руку со мной здороваться не захотите!» — да я сама себе почти поверила.
Моя «честность» их расслабила, а сами они были настолько уверены в себе и в том, что их слова не могут не переубедить, что поверили мне без всяких проблем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я обезопасила себя с обеих сторон. Но в безопасности все равно себя не чувствовала. Ходила на отчеты к королеве, на отчеты в СБ, на отчеты к барону… И все меньше понимала, зачем все это делаю.
Голова пухла от информации и мне уже даже хотелось дать слабину, все бросить и рвануть к герцогу и Леоне на каникулы. Они же приглашали! Вот только пустить все на самотек по-настоящему я точно не смогла бы.
— Стоишь ты на распутье, девочка… — замогильным голосом потянула гадалка, таинственно сощурив глаза, цвета которых я не могла разобрать.
— О, боги, и как вы узнали! — подыграла я, — Точно ведь, прямо на распутье…
Гадалка посмотрела на меня отчего-то как на дуру, затянулась сигарой, попыталась выдуть дым колечком и что-то зло рявкнула на непонятном языке, когда у нее не получилось.
— Да-да, карты все видят, — пробормотала она обычным голосом, — Так вот, распутье! От выбора твоего многое зависит… Вижу я пожары и погромы, вижу волнения и смерти… — опять добавила в голос загадочной глубины она, — Видишь? Червонный Король!
— Какой-какой король? — я посмотрела в незнакомую карту.
Это от слова червь?
— Ну с сердечком, тупица! — фыркнула она, — Это значит кавалеры у тебя есть! Но это последняя карта. А тут у нас… так, королева пик, мелочь какая-то, о, джокер!…
— Вы точно гадалка? — уточнила я, усмехнувшись, — Как будто первый раз свои карты видите!
Она зло на меня зыркнула.
— Знаешь что?! Я тебе и так все скажу! — выплюнула она как-то угрожающе, — Слушай, что тебе брехают, с холодной головой, а выбирай, — тут гадалка раскинула руки широким жестом для пущего эффекта, — Горячим сердцем! На кого сердце покажет, за тем и иди! Все, сеанс окончен, проваливай. Я сделала, что могла.
— Чего? — нахмурилась я.
— Проваливай, говорю! — поторопила меня эта шарлатанка, осторожно оглядываясь, — У меня еще клиенты ждут, ты тут не одна.
— Ты обещала гадание на будущее и ответы на вопросы, — напомнила я, — А это что за туманная ересь?
— Так я же гадалка! — возмутилась она, — У нас всегда туманная ересь! Тебе сколько лет вообще?
— Тебя с обещаниями за язык никто не тянул. Либо возвращай деньги, либо я стражу позову и тебя действительно за ересь в темницу кинут.
Уж не знаю, зачем, но позлить ее хотелось. Девчонка подскочила, опять что-то пробормотала на неизвестном мне языке, а потом как завопила.
— Лю-у-уди добры-е-е-е-е! Вору-у-уют средь бела дня, что твориться-а-а-а!
— Стерва, — прошипела я и подскочила, когда люди начали оглядываться на меня.
Уже в спину дурная гадалка мне крикнула.
— Слушай головой, а выбирай — сердцем, змеюка плешивая! Слышишь?!
— Графиня Ламбри, звучит? — вдруг спросила Ее Величество, не отрываясь от бумаг.
Она сама меня вызвала, но уже пять минут мы сидели в полном молчании, пока она разбиралась с какими-то письмами.
Сердце от ее слов дернулось, а ягодицы напряженно поджались.
— З-звучит, — прохрипела я, и женщина вскинула на меня насмешливый взгляд.
— Я тоже так думаю. Когда-нибудь, полагаю, и правда зазвучит — вы же этого хотите?
— И что я должна сделать? — не стала ходить вокруг да около я.
— Люблю умных девочек, — скупо улыбнулась она и откинулась на спинку кресла, — Насколько я знаю, барон Айлес Шурейдж, один из идейных лидеров Молодого Фронта, крайне в вас заинтересован.
Молодым Фронтом уже лет пять называли себя в целом разрозненные, но объединенные одним общим «врагом» оппозиционные движения в нашей стране.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Так вот. Мелких кротов у нас там с недавних пор достаточно, но до чего-то важного они добраться пока не могут, а между тем, в их рядах намечается какое-то движение. Не то что бы это отребье может нам что-то противопоставить, но подпортить жизнь, как оказалось, они вполне в состоянии. Просто их раздави — возведут в лик святых, а терпеть пороховую бочку под боком и ждать, когда подорвет, нет никакого желания. Я хочу, чтобы они подорвали сами себя. И чем больше моих людей будут помогать им в этом изнутри, а не снаружи, тем лучше. Я хочу, чтобы вы стали таким человеком. И если вы справитесь с этой работой, когда все закончится, вы получите свое теплое местечко.
