Больше Степа Саню никогда не встречал. Он не предпринимал никаких телодвижений, чтобы его найти, хотя вскоре возможность разыскать предателя появилась. И денег найти Санька хватило б. Но зачем? Пытать его, убить? За что? Санек хотел подставить Степана под пули. Кинуть, погубить – да у него ничего не вышло. Обычное дело в русском бизнесе.
А тогда, майским вечером девяносто шестого, когда Степа выстраивал шестнадцать иномарок на обочине шоссе близ Люберецкого авторынка, к нему подвалили трое в кожанках. Неподалеку от них маячили еще трое – один из них невзначай продемонстрировал Степе бейсбольную биту, другой – пистолет. Разговор был предельно вежливым, даже участливым. «Ты че, мужик, тачки привез продавать? Че, сам, один, из Европы? Во дает!.. Да ты загребешься тут стоять, мужик. Вон, вишь, какая конкуренция. Глянь на рынок – все забито. От края до края тачки расставлены. Давай мы у тебя всю партию возьмем. Оптом. Ни с таможней, ни с оформлением никакого геморроя. Ты нам документы – мы тебе тут же нал. И угребывай на все четыре стороны».
Человек, который стоял под пулями, сам убивал, хоронил друга, приобретает некую дополнительную жесткость. Его не испугать дешевыми понтами вроде бейсбольной биты. Голос Степы звучал твердо. «С сявками ни о чем договариваться не буду. Пусть придет тот, кто держит рынок. С ним и поговорим». «Шестерки» отошли, безучастно пригрозив: «Смотри, мужик, у нас тут и угоны бывают, и пожары. Как бы тебе не погореть». Однако через полчаса – Степа грелся в головном «мерсе», вдыхал аромат кожаного салона, запустил через квадроколонки Кучина – явился старшой: вежливый лысый человек в дорогих ботинках. Он озвучил конкретную цифру: «Двести тысяч «зеленых», и я забираю все твои помойки». По Степиным подсчетам, если продавать машины поодиночке, он выручил бы не меньше четырехсот штук «гринов». «Триста», – сказал он. «Нищие не торгуются», – покачал головой лысый. «Вы заплатите безналом: переведите бабки мне на счет во Францию», – не обращая внимания на призванную обидеть реплику, продолжал Степа. В глазах его контрагента мелькнуло нечто похожее на уважение. Значит, если бы Степан взял кэш, он бы не довез его назад в Европу и сам бы не доехал. «Если вы нормально заплатите мне, – гнул свою линию Степан, – я через месяц подтащу сюда четыре фуры: тридцать две тачки. Зачем вам тут трахаться с мелкой самодеятельностью? Давайте нормально подходить к делу. По-западному. Если торговать – то оптом». Много позже, когда Степан с лысым (его звали, как ни странно, Петр, даже Петр Петрович) уже стали партнерами, он узнал, что первым нечаянно озвучил и воплотил идею, о которой ПП много раз задумывался, но у него все никак не доходили руки. Тот давно собирался вытеснить с рынка индивидуальных автоперегонщиков, поставить продажу подержанных иномарок на поток – словно в каком-нибудь центровом салоне новых машин. «Хорошо, – сказал в тот вечер Петр Петрович Степе, – я заплачу тебе двести двадцать, по безналу». Они еще слегка поторговались и сошлись на двухстах сорока.
Хороший был мужик Петр Петрович, более-менее справедливый. В итоге они вместе со Степой проработали шесть лет. И даже в кризис, когда иномарки в Москве пришлось продавать дешевле, чем покупали их в Европе, выстояли. Затем их пути-дорожки разошлись – Степа стал ориентироваться на новье, влезал потихоньку на рынок нулевых иномарок, а Петр Петрович не захотел бросать насиженное место подержанных тачек. Еще через два года, когда у Степы было уже три своих салона, Петра Петровича убили. Жалко его. Не так, конечно, как Петьку, но все равно жалко.
...В железном чане, привезенном с собой, Степа намешал раствор. Лопата цемента, две – песка, гравий, вода. Гравий и воду он ведрами натаскал от речки – приметил ее тут, неподалеку от могилы Петьки, в свои прошлые приезды сюда. Когда он наконец замесил совковой лопатой бетон, пот с него катился градом. Он передохнул. Оперся на нагретый солнцем валун. Хлебнул из фляжки коньяка, запил ледяной водой. Затем разбросал бетон по могиле. Разровнял. Потом вытащил из багажника памятник. Камень был тяжелый, и до могилы его пришлось кантовать. На секунду налетело воспоминание: он за ноги тащит тело Петьки по снегу к яме. Примерно в том же месте, где он бросил сейчас джип, тогда стояла Валькина «шестерка»...
Одному установить камень в изголовье могилы оказалось тяжело, и Степа потратил битый час, прежде чем выровнял его. Были бы рядом помощники – хотя бы такие слабосильные, как Валька с Марусей!.. Но Маруся, как и Петька, тоже давным-давно покоится в могиле: на кладбище под Цюрихом, под чужим именем. Валька делает карьеру в Испании.
«Зря, – подумал Степа, – я тогда влюбился в Марусю. Ничего хорошего из этого не вышло. Валька ведь, если вспомнить, была куда надежней, интересней, веселее. Да и любила меня. Это ж и дураку было видно. А какая дельная и упорная: вон сейчас целым отелем руководит, причем в чужой стране. Вдвоем с Валентиной мы бы вообще своротили горы. Может, и сейчас не поздно вернуться к ней? Начать все сначала?..»
Степе не слишком везло на женщин. Какое-то время в Париже он жил с француженкой на двенадцать лет себя старше, Мари. Может, он ее выбрал из-за имени: почти Маруся. А может, потому, что она чуть-чуть по-русски говорила. И смотрела жарким взглядом, и называла всегда вещи своими именами: «Я хочу сейчас тебя иметь». Но однажды он застукал ее в постели – в собственной постели, в своей мансарде! – с каким-то французским хлыщом. Вышвырнул его из спальни и из квартиры, сломал (как потом выяснилось) три ребра. Мари была возмущена: «Ты что, дурак?! Он есть просто коллега, мы дружим. Это был только секс! А ты теперь будешь иметь большие неприятности! Он на тебя в суд подавать!» Ни в какой суд французик не подал. Ни его, ни Мари Степа после того скандала больше никогда не видел.
Потом довольно продолжительное время Степа ограничивался проститутками. Сначала, когда в Париже жил, – французскими; потом, когда стал бывать в России, перекинулся на русских. Русские были гораздо дешевле и душевнее. Особенно не москвички. Провинциалки вообще соглашались на все за гроши. Одна, помнится, как раз из этих мест – с Валдая. Он всегда к ней заезжал, когда налегке, отвезя в столицу очередную партию груза, возвращался в Европу через Питер на своей «бээмвухе». Смешливая такая, веснушчатая. Учительница начальной школы. Она Степе все Пушкина читала:
Дни любви посвящены, Ночью царствуют стаканы, Мы же – то смертельно пьяны, То мертвецки влюблены...
Бедная, бедная Россия!.. Ей, чтобы прожить, на паперть приходится идти. Или в бандиты. А всякая чиновная сволота взятки берет миллионами. Не трудится, не рискует, а живет припеваючи: особняк на Рублевке, дом в Англии, дочка на «Порше Кайенн» рассекает, жена в бриллиантах расхаживает...
Сколько самому Степке, чтоб в бизнесе утвердиться, пришлось взяток перетаскать! Поначалу главное было даже не просто денег набрать, а узнать – кому давать, чтоб дело твое пошло, и сколько давать, и еще, самое основное, – чтоб взяли у тебя!..
Трудно, трудно новичку в России с бизнесом раскрутиться – в одиночку, без связей, без партийного прошлого, без лапы властительной. Степке не начальный его капитал помог. То, что они грабанули тогда на большой дороге, – фигня, копейки, вдовьи слезы. Ему, наверно, его взгляд помог. Он и вправду после той зимней ночи переменился. Степа даже сам в зеркале заметил. Ему по жизни помогало то, что он знал: если будет надо, он ни перед чем не остановится. И, если придется, замочит своими руками любого, кто станет у него на пути.
Когда Степа в бизнесе слегка окреп – в начале нового века, – он начал, что называется, выходить в свет: презентации там, деловые коктейли, то-се. Женщины всегда были к нему неравнодушны, а его новый облик и новый взгляд их прямо с ног сшибал. Особенно почему-то богатых бездельниц: чиновных и бизнесменских жен да дочерей. Но с подобными тигрицами Степан вел себя весьма разборчиво: можно, конечно, перепихнуться по-быстрому, но не дай бог невзначай нажить себе врага в виде мужа-рогоносца или оскорбленного отца.
И вообще Степа предпочитал простушек: не совсем, конечно, девушек из народа – студенточек там, официанток или секретарш, а тех, кто, как и он, выросли в нужде или безденежье и потом благодаря своей красоте и хватке приподнялись и стали моделями, актрисульками или дамами полусвета. В ноль втором году он надумал наконец жениться. Хватит холостяковать! Хватит случайных связей – этак и болезнь дурную можно подхватить. Надо, чтоб было с кем постоянно в люди выходить. Да и партнеры, особенно заграничные, куда больше доверяют женатому человеку. К тому же требуется, чтоб дома кто-то ждал, организовывал быт, содержал дом в уюте...
К женитьбе Степа подошел столь же рационально, как к бизнесу. Раскинул на рабочем столе целую стопку визиток – из своего любимого контингента: начинающих моделей, юных актрис, завзятых тусовщиц... Одна из фамилий его особенно заинтересовала – тем более, что он хорошо запомнил образ, стоящий за этим именем: фигура, красота, послушание, веселость, ум... Степа сделал ставку на нее, рассудив, что с ней будет, по крайней мере, не скучно. Начал ухаживать за девушкой по всем правилам, разбавляя свой прагматизм необходимой дозой романтики. И он добился своего. Но, как выясняется теперь, в своем выборе все-таки ошибся...
