он был освобожден партизанами 1-й Пролетарской народно-освободительной ударной бригады[718] и 8 июня примкнул к штабу партизан И.Б. Тито в селе Плужине[719]. Через некоторое время он стал военным советником Тито и оказался в числе организаторов партизанского движения в Югославии.
Публикации рассекреченных документов Коминтерна свидетельствуют о начале сотрудничества Махина с Тито, а также о нелегальной деятельности Махина и о его работе на советскую разведку. И.Б. Тито, являвшийся одним из видных деятелей Коминтерна (в шифрованной переписке Коминтерна кодовое имя «Вальтер»), проинформировал Москву об участии Махина в партизанском движении. 31 августа 1942 г. он сообщил в Исполнительный комитет Коминтерна, что Махин был в плену у четников, но его удалось освободить вместе с профессором [С.] Милошевичем. Утверждая, что Махин «держится хорошо» и собирается писать книгу о боях в Югославии и о Д. Михайловиче, Тито все же просил навести о нем справки в НКВД[720].
После этого, 15 (по другим документам, 19) сентября 1942 г., по линии Коминтерна пришло совершенно секретное сообщение для Тито по поводу Махина. В нем Махин раскрывался перед Тито как сотрудник советской политической разведки. Тито через своего представителя должен был обратиться к Махину от имени его прежнего куратора «Правдина» при помощи пароля: «Привет от товарища Правдина, я пришел продолжать работу, которую проводил с Вами Правдин». Органы советской разведки (кодовое наименование «соседи») проявили большую заинтересованность и просили выяснить, нет ли у Махина какой-либо информации для «Правдина», каким было его положение у Д. Михайловича и может ли он вновь войти к нему или кому-то из его окружения в доверие, а также может ли Махин вернуться к Михайловичу или на оккупированную территорию и осуществлять оттуда связь. Как уже отмечалось, «Правдиным» являлся советский разведчик Р. Аббиа, в 1942 г. находившийся в США. После этого Махин для Тито стал подозрительным, но при этом неприкасаемым.
В ответ 19 сентября от имени Махина была отправлена радиограмма: «Товарищу Правдину. Преследуемый немцами и белогвардейцами, я 23 июня прошлого г[ода] скрылся в Черногории, где участвовал в партизанском движении с самого его начала и там себя достаточно скомпрометировал в глазах четников Дражи Михайловича. Был у них в плену и освобожден партизанами от выдачи итальянцам. После итальянско-четнического наступления в Черногории отступил с партизанами в Боснию, где присоединился к Верховному штабу. Из окружения Михайловича хорошо знаком с его помощником Ильей Трифуновичем (Бирчанином), председателем Народной Одбраны, его характеристику, мне кажется, я Вам сообщил. Трифунович сейчас с помощью итальянцев ведет наступление против партизан со стороны Сплита. Попытаюсь при посредстве партизанского Верховного штаба связаться с ним, и если удастся, то и устроить с ним свидание. В этом отношении желательны Ваши указания. Пробраться в оккупированные края при постоянной за мной слежке гестапо сейчас невозможно. На днях пошлю подробную информацию о положении нашей здешней борьбы. Я очень обрадован возможностью нашей связи и работы. Горячий привет. Махин»[721].
После имени Махина стояла подпись самого Тито. Из этого документа, возможно, следует, что с началом войны Махин, будучи у Д. Михайловича, по каким-то каналам связи продолжал информировать советское руководство, но допустимо и предположение о передаче таких данных до войны. Кроме того, эта обрывочная фраза свидетельствует о характере информации, предоставлявшейся Махиным в Москву: речь шла о характеристиках югославских политических деятелей. По оценке А. Ю. Тимофеева, Тито пытался при помощи Махина обосновать перед Коминтерном правильность своего курса на борьбу с четниками.
Советские представители попытались использовать Махина для связи с формированиями Д. Михайловича, но Махин уклонился от возвращения в штаб возглавляемого Михайловичем Югославского войска в Отечестве для выполнения задания Москвы. Не собирался отпускать его туда и сам Тито, который сообщил в Москву, что задание очень сложное, а Махин уже старый и болезненный[722]. Вскоре последовало уточнение: нужно было предложить Махину ведение разведывательной работы на территориях, занятых немцами и итальянцами. Предполагалось, что Федор Евдокимович будет организовывать засылку агентов в соседние страны и поддерживать с ними связь. Другим возможным направлением его деятельности должна была стать работа по разложению четников Михайловича. В Москве даже предлагали, чтобы Махин организовал похищение одного из ближайших соратников Дражи. Неутомимый полковник получил в Коминтерне кодовое имя «Марс», соответствовавшее первым буквам его фамилии[723]. Москва в шифровке от 26 сентября 1942 г. предписывала Тито следующее: «Марса нужно будет передать для работы товарищам, которые будут Вами выделены для специальной работы. Пока же держите связь с ним Вы. Если подходящих товарищей не подберете, то рацию и радиста передайте ему для связи с соседями. При этом учтите, что Марс хотя и проверен на работе соседями, но все же он не является их кадровым представителем, поэтому за ним нужен контроль в форме, не могущей его обидеть. Шифр для него будет переслан через Вас»[724]. С учетом того что на всю Югославию, по данным на начало 1943 г., для связи с Коминтерном действовало только три радиостанции (в Хорватии, Словении и в партизанском районе Югославии у Тито)[725], подобное распоряжение существенно повышало статус Махина и ограничивало возможности Тито. Нет ничего удивительного, что последний его не исполнил, оставив контроль связи с Москвой за собой.
27 сентября датировано последнее донесение Махина «Правдину» через радиостанцию ЦК Компартии Югославии с описанием победы партизан над четниками в Западной Боснии и упоминанием широкого сотрудничества четнических воевод с итальянскими оккупантами. Махин выразил мнение о невозможности и ненужности легализации партизанского движения эмигрантским правительством Югославии, отметив перспективность признания партизан англо-американцами, хотя бы в военном отношении[726]. Очевидно, что подобные сообщения могли составляться только под полным контролем Тито. Независимым источником информации для Москвы Махин после его раскрытия самими советскими представителями быть перестал, а Тито не собирался предоставлять русскому офицеру никаких особых полномочий.
Существует версия о том, что при Тито состоял некий соглядатай от НКВД и что им был Махин. Однако исследователи это не подтверждают. По оценке российско-сербского историка А.Ю. Тимофеева, со второй половины 1941 г. поток материалов о положении в Югославии, поступавших в Москву, резко сократился, а в результате не вполне понятных провалов руководство СССР лишилось независимых от Тито источников информации, причем в одном случае достоверно известно, что статус агента девальвировал сам Тито[727]. Не стал таким согладатаем и Махин.
Война объединила бывшего участника Белого движения на Востоке России Махина и бывшего югославянского интернационалиста Тито, боровшегося в Сибири с белыми[728]! Роль Махина при Тито малоизвестна, многие сведения противоречивы, а часть до
