– Была у него невеста, Милка из Заболотья, ты должен помнить. С глазами как озеро. Пропала она. Ушла в лес и не вернулась.
– Ага, помню, зим пять назад. Неужто забыть не смог?
– Думаю, не забыл. На груди у сына талисман её. Раз носит – верит. Может, жива? Беседу прервал Свиртил.
– Бать, я в Заболотье съезжу. Посмотреть хочу, когда ещё в этих местах буду?
– Езжай сынок, Гедко поклон от меня передай. Скажи, что праздник у нас, пусть приезжает.
Шесть вёрст разделяющие деревни, литвин преодолел не останавливаясь. Тайная тропка, ведущая через бурелом, в обход горы и оврага была знакома с детства. Лошадь фыркала, охотно подчиняясь командам наездника, чувствуя, что хозяин здесь дома, а значит, в яму не заведёт и в болоте не окажется.
Назвать деревней три дома, стоящие на крутом пригорке, образуя своим забором защиту от волков со стороны леса было сложно. Но с того момента, как три брата решили отселиться и жить отдельно, хутором это уже не называлось. Гедко был единственным из братьев, вернувшимся из похода на ливонцев. Теперь, ему приходилось содержать три семьи. И если бы не подрастающие сыновья покойного старшего брата и Милка, к которой сватался Свиртил, то было б совсем тяжко. Гордость не позваляла вернуться назад и принять помощь. И как назло, случилось несчастье, племянница пропала, а следом растаяли надежды заполучить крепкие мужские руки в опустевшую деревеньку. Что такое есть досыта, в этих местах уже не помнили. Годы шли, а улучшений так и не намечалось.
Свиртил подъехал к пригорку. В сорока шагах от него знакомые колья покосившегося частокола. Вон у того, расщепленного, Милка оставляла тайный знак – перо ворона. Это означало, что можно увидеться.
– Пять лет прошло, а я всё так же всматриваюсь в эту корягу, в надежде, что пёрышко на месте. – Подумал литвин.
– Стой, где стоишь! А то стрелу пущу! – Раздалось за частоколом.
– Гедко, это я, Свиртил! Опусти лук. Ты из него плохо стрелял, когда ещё все пальцы на левой руке были.
– Свиртил? Ты? А сказывали, что убили тебя смоляне. – Гедко высунулся из-за забора, после чего сдвинул полено, запирающее ворота. – Проходи.
Во дворе трёх домов собрались женщины и двое четырнадцатилетних близнецов с вилами и дубинками в руках. Всадник на коне, да ещё с мечом, в их захолустье, ничего хорошего не сулил. Свиртил привязал коня, расстегнул сумку и стал вынимать гостинцы. Мальчикам досталось по ножу, женщинам отрез тёмно-зелёного бархата, самому хозяину преподнесли ремень с жёлтой бляхой.
– Я ненадолго. Повидать и обратно. Отец в гости зовёт. Праздник сегодня, у Давьята сын родился.
– За подарки спасибо. Передай отцу, приду. Но я вижу, не ко мне ты приехал, и не приглашение передать. Видать шибко любил, раз тут.
– Твоя правда. Хотел, напоследок посмотреть, где жила, чем дышала. Понимаешь …, после неё, ни на кого смотреть не могу …, и не любил, а люблю. Так вот до сих пор и один.
Мать Милки заплакала. Никто из их семейства, кроме неё не знал тайну. Дочку она опознала спустя год, после пропажи. Жрец старого капища случайно наткнулся на окровавленное тело с почти оторванной ступнёй в лесу. Медведь-людоед, нападающий на человека, всегда завершает начатое. Труп жертвы он старается присыпать землёй, а через несколько дней вернуться к схрону, считая, что так вкуснее. Но в этот раз, боги смилостивились над литвинкой. Старик нашёл едва живую девушку первым, сумел ампутировать спупню, зашить рваную рану на голове и выходить. Возвращаться домой, будучи калекой Милка не стала. Так и осталась прислуживать старику в его землянке, передвигаясь на костыле и кутаясь в лохмотья, заботясь о человеке, спасшем ей жизнь.
Тропинка, ведущая к дому, несла следы только что прошедшей по ней лошади. Конь подкован, следы глубоки, всадник тяжёл.
– Стоп! – Сама себе сказала Милка. – Единственная лошадь в округе у Прокши, но её никогда не подковывали.
Прислонившись к берёзе, девушка стала вслушиваться в шум леса. Если всадник одинокий заплутавший путник, то надо обождать, а если пришёл враг, то помочь она уже ничем не сможет. За забором раздались радостные голоса близнецов. Послышался голос Гедко.
– Не может быть, Свиртил. Это его голос. Он жив, он вернулся. Он приехал за мной. – Милка рванулась к дому и сразу же упала на снег. – Ах!
Привязанная к ноге деревяшка подвела. Девушка лежала ничком, лицом в снегу и ей хотелось завыть волчицей. На секунду она забыла, что искалечена. Ей показалось, что крылья любви, смогут донести до самого близкого человека, но жёсткая корка подмёрзшего снега впилась в губы и, стало нестерпимо больно. Больно за уродство, больно за то, что такая она никому не нужна.
– За что? – Прорычала она в снег. Девушка приподнялась и стала отползать к лесу.
– Поеду я. Сердце щемит. Возьмите оберег, Милка мне тайком передала, вы не знали. – Свиртил запустил руку под бронежилет и вытащил крохотный мешочек на шнурке.
– Оставь. Это на память. Она, оттуда – Гедко показал пальцем на небо – всё видит.
Мать промолчала. Что она могла сказать? Что дочь жива, что она без ноги? Полюбит ли он её такой? Пусть лучше так, зачем ворошить прошлое.
Свиртил поклонился, отвязал поводья, вскочил на коня и тронулся в путь. Лошадка упорно не хотела идти. Еле переставляла ноги, и всё время мотала головой.
– Что ты? Что случилось? Мы едем домой.
Литвин въехал на лесную тропу и слез с лошади. Конь напрочь отказывался подчиняться. Надо было осмотреть копыта, пока ещё светло. Погладив скакуна по шее, Свиртил осмотрел его ноги. Подковы на месте, копыта целы, трещин нет.
– В чём дело? Мало овса сегодня кушал?
Конь покачал головой из стороны в сторону, давая отрицательный ответ. Кормили его хорошо.
– Хррыст. – За спиной раздался треск сломанной ветки.
Литвин отскочил в сторону и выхватил меч. Лошадка кивнула вправо, указывая, откуда был звук. Свиртил и сам заметил что-то тёмное, напоминающее медвежью шкуру, старательно скрывающееся за толстым стволом дерева. Если медведь-шатун, то меч не самое лучшее оружие. Клинок вошёл в ножны. Шаг назад, и через секунду в руках полутораметровая рогатина.
С минуту воин постоял на одном месте, вслушиваясь, когда медведь проявит себя и бросится вперёд. Янтарь в мешочке на груди стал, почему-то тёплым.
– Выходи! Ты не зверь. У меня нет настроения, убивать тебя.
– Не выйду. Ступай своей дорогой. – Чуть слышно раздалось в ответ.
Но даже этих слов Свиртилу стало достаточно. Пять лет он мечтал услышать этот голос. Пять долгих лет он не мог свыкнуться с мыслью, что его любимой нет на этом свете. Этот голос он слышал во сне, слышал, когда был ранен, слышал, когда жизнь не была мила.
– Милка! Свиртил бросил рогатину и побежал.
– Милка!
– Нет Свиртил! Не смотри! Не надо. – Девушка закрыла ладонями лицо и стоя на коленях, заплакала, костыль валялся рядом. – Только не смотри.
Прокша демонстрировал свою палицу Лексею, показывая на зазубрины на железных пластинах, сопровождая каждую из них длинным рассказом где, и при каких обстоятельствах они появились. Даже если поделить рассказ пополам, то выходило, что за всю свою жизнь, Прокша участвовал не менее чем в тридцати схватках, и выходил победителем.
– А вот эта, в прошлую зиму. С Кракова торгаши ехали. Мы деревьями дорогу загородили. Путник проедет, а санки нет. Много не просили, так, по мелочи.
– То есть, за то, что вы расчистите дорогу, просили плату?
– Ага, по монетке с человека.
– И чем закончилось?
– Разобрали мы завал. Сено у нас ещё взяли, пообещали возвращаться этой дорогой. Теперь вот жду. Кто с Кракова едет, по две монетки платить будет. – Прокша улыбнулся.
– А князь в городке? Он что, не знает ничего? – Удивился я.
– Мы подать платим исправно. Три десятка снопов каждый год свозим. В дружину раз в три года одного отправляем. Свиртил, кстати, где он? Как раз из них. Кто, княжью грамоту имеет, тот без помех едет.
Наконец-то всё стало на свои места. На лицо, чистой воды коррупция. Княжьи чиновники рекомендуют приобрести подорожную, а те, кто отказывается – платят тут. Только оплата немного возрастает. За труды, так сказать. Чиновники, в итоге всё равно получают свое, да ещё дают возможность подработать Прокше. Связь, скорее всего, гонцами поддерживают. То-то иудеи на них волком смотрят.
– Свиртил! Свиртил едет! – Раздались голоса.
– Вспомнишь хорошего человека, а он, тут как тут. – Подумал я.
В деревню въезжал всадник, обнявши одной рукой, что-то завёрнутое в его плащ. Что он вёз, было не разглядеть, и я вместе с Прокшей и Жедевитом отправились навстречу.
– Отец! Я нашёл её.
Только на следующее утро, мне удалось переговорить со Свиртилом. Литвин поведал историю, после которой дамские романы о любви отправляются на книжную полку без прочтения.
