Любопытство заметить, что в описании всех сцен, следовавших за помолвкою, ни разу не упоминается о родителе жениха, великом князе Павле Петровиче. Только на обратном пути из Петербурга, 8 числа, герцогиня заезжала к нему в Гатчину. «Мы были очень любезно приняты, — пишет она, — но здесь я очутилась в атмосфере совсем не похожей на петербургскую. Вместо непринужденности, царствующей при императорском дворе, здесь все связано, формально и безмолвно. Великий князь умен и может быть приятен, когда захочет, но у него много непонятных странностей, и между прочим та, что около него все устроено на прусский лад и еще по старинным образцам прусским: как только въезжаешь в его владения, так появляются трехцветные (черные, красные и белые) шлагбаумы, с часовыми, которые на прусский манер окликают проезжающих. Всего ж хуже то, что эти солдаты — русские, обращенные в прусаков, и одеты по старинной форме Фридриха Вильгельма первого». В Гатчине гости провели ночь, по приглашению великого князя, и наутро отправились далее. На дороге настиг их майор Курута, курьер из Петербурга: с ним великий князь Павел Петрович прислал бриллиантовые знаки св. Екатерины, которых, видно, не успели приготовить к их отъезду, и письма от обрученной невесты, которая уведомляла между прочим, что ее начал уже учить русскому языку майор Муравьев, офицер, служивший под начальством великого князя Константина Павловича.
2 февраля 1796 года состоялось обручение, а 15 февраля и бракосочетание второго внука Екатерины II великого князя Константина Павловича с принцессой Кобургской Юлией, названной после принятия православия великой княжной Анной Федоровной.
На этот раз выбор императрицей супруги великому князю Константину Павловичу оказался неудачным. Константин не чувствовал никакой склонности к женитьбе и уступил желанию августейшей бабки. Их брачный союз не имел того результата, которого ждала Екатерина II, ибо он был бесплоден.
25 июня 1796 года у Павла, наследника престола, родился третий сын — Николай. Для Екатерины II эта семейная радость оказалась последней.
Императрица, так весело жившая, неохотно думала и говорила о своей старости и о предстоящей смерти и, между прочим, очень не любила поздравлений с днем рождения. «Я ненавижу этот день, каждый раз — лишний год, без которого я могла бы отлично обойтись… Ведь было бы прекрасно, если бы императрица всю жизнь оставалась в пятнадцатилетием возрасте?» — были ее слова в ответ на одно из поздравлений. Она, надеясь на свое долголетие, в беседе с А. В. Храповицким 27 января 1789 года сказала ему: «Я уверена, что, имея 60 лет, проживу еще двадцать с несколькими годами». Но годы брали свое, и к 1796 году Екатерина II очень ослабла, ходила с трудом, особенно когда поднималась по лестнице. В воскресенье 2 ноября 1796 года императрица в последний раз появилась на выходе, среди придворных. «Можно было бы сказать, — пишет графиня В. Н. Головина, — что она вышла, чтобы проститься со своими подданными. Все были поражены впечатлением, которое она произвела в тот день». Как было принято, по воскресеньям состоялся большой обед. Великие князья Александр II Константин тогда в последний раз увидели свою державную бабушку, так как она в последующие дни не выходила из внутренних апартаментов.
3 ноября у императрицы сделался очередной приступ. Поскольку это случалось уже и раньше, она не обратила на него особого внимания. На другой день вечером у Екатерины Алексеевны собрались ее самые доверенные лица. Государыня много смеялась, была достаточно веселой. Спала она спокойно и, проснувшись в шесть часов 5 ноября, чувствовала себя хорошо, выпила две чашки своего любимого крепко сваренного кофе. Утренние часы от шести до девяти она в последние годы традиционно использовала для литературной работы. И в этот день императрица во время завтрака начала писать. Около девяти часов явился с докладом статс-секретарь, и Екатерина II стала подписывать бумаги. Это были награды к 24 ноября, дню ее тезоименитства. Затем императрица вышла в соседнюю небольшую комнатку, откуда долго не выходила. Когда камердинеры [61] открыли дверь, то с испугом увидели государыню, распростертую на стуле. Прислуга перенесла ее в спальню.
Апоплексический удар лишил Екатерину II чувств. Ее лицо побагровело, на губах появилась пена, глаза то полуоткрывались, то закрывались, она сильно хрипела. Медики пустили кровь, пытаясь привести императрицу в чувство, но все усилия были напрасны. О случившемся сообщили только после полудня: сенаторы и министры были срочно вызваны во дворец. Вскоре о печальном событии знала вся столица. Современник писал: «На улицах тихо, в домах нет огней, свистел резкий ветер — все умножало грусть».
Вечером 5 ноября 1796 года в Гатчину, где постоянно проживал с женой великий князь и наследник-цесаревич Павел Петрович, прибыло одновременно несколько курьеров с известием, что его мать лежит на смертном одре. Вместе с Марией Федоровной он немедленно отправился в Петербург. Цесаревич прибыл в Зимний дворец, наполненный разными чинами, которые со страхом и любопытством ожидали кончины Екатерины. Как заметил очевидец, у всех в голове была одна мысль: что будет при Павле? Хотя императрица еще дышала, но к великому князю уже относились как к самодержцу России. В частности, старшие сыновья Александр II Константин встретили родителей в мундирах своих гатчинских батальонов.
Предсмертная агония императрицы длилась более тридцати часов. Процарствовав тридцать четыре года, четыре месяца и семь дней, на 68-м году жизни Екатерина II, вошедшая в нашу историю как Екатерина Великая, закончила свой земной путь.
Не мог тогда, летом 1762 года, в момент своего торжества, Алексей Орлов и представить, что сейчас, на склоне лет, ему предстоит испытать. Император Павел I приказал вырыть гроб своего отца и воздать его останкам те же почести, что и матери, императрице Екатерине II. На новый гроб Петра III его сын-император возложил корону, и затем останки покойного торжественно перевезли в Зимний дворец и поставили возле гроба Екатерины II. По приказу Павла I граф Алексей Орлов дежурил у гроба Петра III во время погребальной церемонии и нес за гробом императора корону до Петропавловской крепости.
Последняя женщина на российском престоле, императрица Екатерина II предстает перед последующими поколениями и судом истории не только самым удачливым реформатором, подобно Петру I возведшим Россию в ранг великой державы, но и выдающимся монархом, являвшим пример постоянного служения на благо Отечества. Будучи иностранкой, Екатерина тем не менее и на престоле, и в домашнем быту всегда была истинно русской женщиной, строго исполнявшей все обряды религии. Как и в каждом человеке, в ней были недостатки и слабости, но они не могут заслонить в глазах потомков ее великих достоинств и деяний. В целом царствование Екатерины II историограф В. О. Ключевский характеризует так: «В ее деятельности были промахи, даже крупные ошибки, в ее жизни остаются яркие пятна. Но целое столетие легло между нами и ею. Трудно быть злопамятным на таком расстоянии, и именно при мысли о наступлении второго столетия со дня смерти Екатерины II в памяти ярче выступает то, за что ее следует помнить, чем то, чего не хотелось бы вспоминать.
Царствование Екатерины II — это целая эпоха нашей истории, а исторические эпохи обыкновенно не замыкаются в пределы людского века, не кончаются с жизнью своих творцов…
Екатерина II оставила после себя учреждения, планы, идеи, нравы, при ней воспитанные, и значительные долги. Долги уплачены, и другие раны, нанесенные народному организму ее тяжелыми войнами и ее способом вести „свое маленькое хозяйство“, как она любила выражаться о своих финансах, давно зарубцевались и даже закрылись рубцами более позднего происхождения. Из екатерининских учреждений одни действуют доселе в старых формах, но в духе новых потребностей и понятий, другие, как, например, местные судебные учреждения, отслужили свою службу заменены новыми, совсем на них не похожими ни по началам, ни по устройству; наконец, третьи по своему устройству оказались неудачными уже при самой Екатерине, но их начала были сбережены для лучшей обработки дальнейшими поколениями».
Еще при жизни благодаря своей деятельности Екатерина II получила почетный эпитет «Великая», и как писал Н. М. Карамзин, «она была великой монархиней». Напомним, что когда летом 1767 года особая комиссия по подготовке «Наказа» решила поднести государыне титул Великой, Премудрой и Матери Отечества, то Екатерина II сказала: «Ответствую: на Великая — о моих делах оставляю времени и потомству беспристрастно судить, Премудрая — никак себя таковою назвать не могу, ибо один Бог премудр, и Матерь Отечества — любить Богом врученных мне подданных я за долг звания моего почитаю, быть любимою от них есть мое желание». Императрица вновь отвергла инициативу Сената в 1780 году о «поднесении» титула «Великая». На вопрос Гримма, правда ли это, ведь «все привыкли говорить Великая Екатерина», уже прославленная в Европе императрица отвечает недвусмысленно: «Оставьте глупые прозвища, которыми некоторые мальчишки захотели украсить мою седую голову и за каковую ветреность им надавали щелчков, так как они еще не родились, когда все эти глупости были торжественно отвергнуты на собрании уполномоченных всей земли русской». И когда в последующем Гримм в письмах все же употребляет шутливое обращение де Линя «Екатерина Великая», она сурово пресекает эту вольность: «Прошу вас не называть меня более Екатериной Великой; во-первых, потому что не люблю прозвищ; во-вторых, мое имя — Екатерина Вторая». И все же она по праву названа Великой, тем более что последующие российские монархи не смогли подняться в своей государственной деятельности до уровня Екатерины II, сравняться с ней по уму, трудолюбию и оптимизму, и главное — по результатам своего правления.
