«Слова, слова, слова…» — подумала она и едва заметно улыбнулась.
Притворившаяся Вселенной пустота незаметно свернулась в совсем небольшой кокон, и находиться в этом коконе было не то чтобы приятно, но — удобно…
— Между прочим, заметила? Эхо тут совсем не откликается, — прорвались сквозь кокон слова ареолега, который уже устроился на полу у стены. — Садись.
Он похлопал ладонью рядом с собой, и Флоренс покорно села, чуть поморщившись от боли, и прислонилась к стене.
— А вообще здесь жутко интересно, это какая-то постоянно меняющаяся система, именно система! И она функционирует, она реагирует на наше присутствие. Мы со Свеном тут такого навидались…
Батлер говорил без умолку, изливал словесные потоки… Что-то о египетских мумиях… о пирамидах… об открывшихся переходах откуда-то куда-то…
Флоренс почти не слушала его, не воспринимала смысл произносимых слов. Она свернулась клубком в своем невидимом коконе и чувствовала, как медленно превращается в дым. Но ареолог не дал ей превратиться до конца.
— Фло, не отключайся, слушай меня! — Он потряс ее за руку. — Отключаться нельзя, можешь не вернуться. Напрягись, Фло, сосредоточься, слушай меня! Через силу слушай! Поможет, я знаю — меня когда-то так вытаскивали, когда молодым и глупым был… Сосредоточься, слушай, я тебе еще много чего нарассказываю. Вот увидишь, поможет. Хорошо?
— Хорошо, — впервые взглянув ему в глаза, согласилась она, и у Батлера мурашки поползли по спине от этого странного взгляда непохожей на саму себя Флоренс Рок. — Ты расскажешь, а потом я уйду, ладно?
— Куда уйдешь? — растерянно спросил Батлер.
Флоренс, не отвечая, поежилась и спрятала руки в карманы комбинезона, словно ей вдруг стало холодно.
«Плохо дело, — подумал ареолог, озабоченно глядя на нее. — Тормошить ее надо, тормошить!»
— Ладно, — кивнул он. — Там видно будет. Я тут порылся в памяти, благо времени хватало. Очень любопытные совпадения! Вот послушай. Когда начали раскопки Большой пирамиды в Толлане, столице тольтеков — это в Мексике, — то нашли несколько золотых предметов. А потом рабочие — местные индейцы — отказались копать дальше. Они говорили, что пирамида стоит на поле из золота. А холм с пирамидой с незапамятных времен назывался у них Эль Тесоро, то есть «Сокровище». Поле из золота, понимаешь? И здесь у нас тоже — поле из золота. Интересно, да? Что это — отзвуки марсиан? Они, вероятно, не только в Вавилоне и Египте побывали. Смотри: четыре статуи воинов в Толлане стояли на вершине пирамиды Кетцалькоатля и держали крышу Небесного Балдахина. А в египетской мифологии небо держали с четырех сторон света четверо сыновей Гора — Гора, Фло! У индейцев — Пернатый Змей, а у египтян — Крылатый Змей, он помогал умершим фараонам переноситься в царство бессмертных богов…
— Я боюсь змей, — не поворачивая головы, вдруг сказала Флоренс блеклым голосом.
— Что? — не сразу понял Батлер.
— Они шуршат по песку… и песок шуршит… снаружи темно… и ветер… И никого нет… Жутко, как в детстве… Моя мама в детстве увидела женщину в сером плаще… Та на нее смотрела… Если я капризничала, мама говорила: «Отдам тебя серой женщине»…
Ареолог осторожно взглянул на нее, съежившуюся, уставившуюся в пол, — и у него заныло в груди.
«Сломалась, — подумал он. — Боится, что никогда не выберется отсюда. И что-то там с ней случилось. Эта ссадина…»
Он представил ту, другую Флоренс, явившуюся ему в недрах Сфинкса, босоногую, в темно-красном длинном одеянии.
«А ты сам веришь, что выберешься? — спросил он себя и тут же мысленно соорудил непробиваемую стену. — Стоп! Не думай об этом…»
Батлер отвел глаза от Флоренс и вдохнул:
— Эх, соорудить бы целую космическую флотилию и послать сюда. С сотней ученых из разных стран. Прочесать все вдоль и поперек и сверху донизу, в каждый уголок заглянуть. Тут, я думаю, такое можно найти… Не секретную миссию, а открытую экспедицию, под эгидой ООН. Не в кладезь с золотом, а в кладезь знаний…
— В кладезь бездны, — безжизненно сказала Флоренс. — Из которого идет дым и лезет саранча[15].
— Может, и так, — тут же согласился ареолог. — Может, тут такие сюрпризы, что Иоанну и не снились. Но если не наобум, не напролом… Аккуратненько, потихонечку, шаг за шагом… Сто раз подумать, прежде чем делать. И почему обязательно нужно предполагать именно плохое? А если не дым — а фимиам из глубин, не саранча — а прекрасные фениксы? Правда, кое-кто связывает Марс со зверем Апокалипсиса…
— Марс — зверь… Сфинкс — сердце зверя, — глядя в пол, размеренно, с расстановкой произнесла Флоренс. — Кто обитает в глубине этого сердца?
Батлер вновь, уже в который раз, вспомнил те слова, что услышал в белом кафельном зале от женщины с маской в руке. От женщины, очень похожей на Флоренс, слепка с Флоренс, посулившей ему смерть от огня… «Здесь, внизу, подземный город, в нем никого нет… Многие ушли, кое-кто остался… но не там… Они стали не такими, как раньше…»
— Послушай, Фло, — осторожно начал он, глядя на ее лицо. Оно было подобно неживым лицам статуй, покоившихся на морском дне. — А тебе тут ничего не грезилось про подземный город? Ну, что где-то под Сфинксом находится город?…
Флоренс промолчала, словно не услышала его.
Батлер подождал немного и заявил:
— Ей-богу, я готов тут проторчать хоть и десять лет, только бы увидеть побольше. И понять.
«В конце концов, что я теряю? — вдруг подумал он. — Кто меня ждет? Что меня ждет? Хочу ли я отсюда выйти? И зачем мне отсюда выходить?…»
Ему было тридцать семь, пятнадцатилетняя дочь никогда не навещала его, и не звонила бывшая жена. И он говорил себе, что прекрасно обходится без этих визитов и звонков, он свободен и может выбирать любое направление движения — хоть по спирали, хоть зигзагом, хоть по наклонной… Или не выбирать никакого.
— Это твой путь, — сказала Флоренс и, вынув левую руку из кармана, зачем-то медленно провела ладонью перед своим лицом. — Твой… У меня — другой… Не нужны мне подземные города, меня Мэгги ждет… Мэгги…
Батлер молча покивал. А нанотехнолог вновь заговорила, теперь уже быстро, почти без остановок, как спортивный комментатор:
— Когда мне было лет шесть, ко мне одна девочка приходила играть, со своей куклой Барби. Моя Барби была светлой королевой и жила в светлом дворце — в аквариуме, он без воды стоял, в моей комнате, большой, круглый, настоящий дворец… А Барби этой девочки, Джулии, была темной королевой и жила во дворце-вазе, черная ваза, из толстого стекла, знаешь, такая, как обрубок ствола со спиленными ветками, только кусочки торчат во все стороны… И откуда она у нас взялась? Такие памятники раньше на могилах водружали — обрубок дерева, плачущий ангел. Странная какая-то ваза, нехорошая, мама и цветы туда никогда не ставила, но и не выбрасывала ее почему-то, что-то, связанное с отцом, только не помню, что именно… — Флоренс перевела дух и продолжала уже медленнее и все тише: — Так она у меня и стояла на полке… Я в нее обертки разные складывала, карточки… А Джулия сделала из нее башню для своей темной королевы… Увидишь там, — Флоренс слабым движением головы указала на пол, — такую черную башню — не подходи… Добра не будет… Заберет тебя темная королева…
Батлер все больше проникался уверенностью в том, что дела у нанотехнолога совсем плохи. Тут явно виделись следы какого-то недавнего шока. И восстановится ли перекошенная психика Флоренс, оправится ли до конца от этого шока, мог определить только специалист.
— Она ведь меня предупреждала, что не нужно сюда лететь, — внезапно добавила Флоренс. — А я, дурочка, не поняла…
Нанотехнолог замолчала и, медленно покачиваясь, уставилась в пол широко открытыми, потерявшими весь свой блеск глазами.
— Кто предупреждал, Фло? — очень мягко спросил Батлер. — Эта девочка, Джулия?
Флоренс молчала и медленно перебирала пальцами ворот комбинезона. Тишина в огромном пустом зале была такой плотной, что давила на уши, ею можно было просто захлебнуться. Или и не тишина это вовсе была, а спрессованное время?… Алекс застыл в неудобной позе и почему-то не мог заставить себя пошевелиться. Ему казалось, что тишина вот-вот взорвется, разлетится во все стороны брызгами и осколками, изрешетит его сознание, заполнит его и останется там — навсегда. И не будет больше в его жизни ничего, кроме этой недоброй тишины.
— Клиника Святого Марка, — сказала Флоренс, не переставая покачиваться и теребить воротник. — Я туда ездила с Пен, с соседкой… Она просила подвезти, у нее там мать… А потом я — на базу… Там, в клинике, женщина… Пожилая… Она не ходит, ее возят… Серая кофта… Если вернешься — съезди туда, найди ее… Скажи ей, что я не поняла… не послушалась… сунулась в небо… Найдешь? Клиника Святого Марка… Она знала, чем все это закончится… Она вообще что-то знает обо мне… и мне иногда кажется, что я ее тоже знаю… Найдешь?
