помогла мне в этом, думаю.
– Ох. Но ты же знаешь, что можешь говорить со мной в любой момент, так? – ее голос вот-вот сорвется.
– Конечно.
– Кто-нибудь еще уже знает?
– Эм, да, парни. И я должен был сказать Chorus, потому что это моя работа, понимаешь?
– Верно. – Она шмыгает носом. – Прости, это просто напоминает мне о твоем отце. Ты так похож на него в эти дни, что иногда меня это пугает.
– Почему я похож на папу?
– Я думала, что ясно дала понять вам обоим, что вы можете говорить со мной о чем угодно, но вы оба скрывали от меня огромные секреты, и я не знаю почему.
Ничего себе.
Похоже, она только что приравняла мою бисексуальность к тому, что мой отец ей изменил.
– Послушай, Зак, я очень устала и переживаю, что все испортила. Думаю, я пойду. Мы можем позже поговорить?
– Конечно.
– Я очень тебя люблю, ты же знаешь это?
– Ага.
– Хорошо. Поговорим позже.
– Ладно, пока.
Она кладет трубку.
Я не ожидал этого. Совсем. Я сижу неподвижно, словно онемев.
Не могу поверить, что она сравнила меня с отцом.
Я даже не успел рассказать ей о Рубене. Встречаться с ним – одна из самых замечательных вещей, которые когда-либо случались со мной. Хотя, возможно, это и к лучшему, учитывая ее реакцию. Почти в каждой статье о каминг-ауте, которую я читал в интернете, упоминается, что это плохая идея – признаваться в ориентации во время знакомства родителей со своим партнером. Лучше рассказать им о своей ориентации, а потом поговорить о партнере, когда все уляжется.
Внезапно до меня все доходит, и глаза наполняют слезы. Я не думал, что она на полном серьезе скажет, как я похож на отца, но, думаю, сейчас она именно так думает. Я как он. Еще один парень, который скрывается от нее.
Рубен просил написать ему, как только все закончися, и я отправляю ему сообщение.
Зак: Привет, закончил.
Рубен: Как прошло?
Зак: Честно, могло быть и лучше.
Рубен: Ох. Хочешь поговорить?
Зак: Да, если ты свободен.
Скоро я слышу стук в дверь. Открываю ее и впускаю Рубена.
– Все было плохо? – спрашивает он, как только я закрываю за ним дверь.
– Ага.
– Эй, ты плакал?
– Немного.
– Ох, Зак.
Он подходит ближе и обнимает меня. Я сжимаю его, хватаюсь за мягкую ткань его футболки. Не хочу его отпускать.
– Мне жаль, что все прошло не так, как ты надеялся, – говорит он. – Станет лучше, обещаю.
– Все хорошо.
Он кладет руку на мое плечо и смотрит в глаза. В них есть уверенность. Что-то неуловимое.
– Ты же знаешь, что ничего страшного, если это не так, верно?
Я шмыгаю носом, вытираю глаза и пожимаю плечами.
– Эй, посмотри на меня, – говорит он, прижимая ладонь к моей щеке. – Я рядом, и в тяжелые времена тоже. Дело не только в перепихоне. Если ты хочешь.
– Ты уверен, что я не раздражаю тебя? Можешь сказать мне.
– Уверен. Я останусь столько, сколько ты хочешь.
– Здорово. Мы можем пообниматься немного?
– Конечно.
Мы перемещаемся на кровать, и Зак обнимает меня со спины. Он притягивает меня к своей груди, и наши тела прижаты друг к другу.
– Конечно.
– Знаешь, ты не раздражаешь меня, – говорит он и целует меня в затылок. – Тебе не нужно притворяться, что ты счастлив, если это не так. Ты идеален в том, каков ты есть.
Я закрываю глаза.
Мне так повезло с Рубеном. Без него, сейчас… я не знаю, что бы я делал.
Я знаю, что сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить это.
Нас наконец-то выпускают из гостиничных номеров. Это только на время обеда и интервью для журнала, но все же. В этот момент мне подойдет что угодно.
Сейчас мы вчетвером идем по набережной Лангелини в Копенгагене. Должно казаться, что мы здесь для развлечения, просто осматриваем достопримечательности, но это все фальшивка. Эрин следит за тем, чтобы мы все делали много «непринужденных и открытых» селфи и тому подобное, которые будут опубликованы, если Chorus сочтет их достаточно хорошими. Она даже ругала Джона за то, что он снимал недостаточно фото.
Я иду рядом с Рубеном, но ощущения другие. Вокруг нас целый отряд охранников Chase. Но, по крайней мере, мы вышли из отеля. Ну наконец-то.
Рубен ловит мой взгляд и улыбается. Я действительно хотел бы держать его за руку.
Телефон начинает жужжать в кармане. Проверяю его, вижу, что это от мамы, и игнорирую звонок.
Я знаю, что веду себя немного незрело и мне нужно просто поговорить с ней. Или, по крайней мере, я должен перезвонить ей. Вместо этого я набираю сообщение и стараюсь не расстраиваться из-за коротких, обрезанных ответов, которые я шлю ей после каминг-аута.
Зак: Прости. Собираюсь на интервью. Позвоню позже.
Мама: Хорошо, удачи. Ты уделаешь их. Люблю, мама.
– Эй, Рубен, Зак, – зовет Эрин позади меня. – Можно вас на пару слов?
– Конечно.
Мы немного отстаем, поэтому идем рядом с ней вне зоны слышимости остальных. Сразу за нами, пугающе близко, охранники.
– Ребята, сейчас вы слишком очевидны, – говорит она шепотом.
Мы просто говорили.
Мы ничего не делали.
Но неважно. Это касается не только меня. Также касается Энджела и Джона. И, честно говоря, я не хочу ссориться прямо сейчас. Во мне не хватает боевого запала.
Рубен и я расходимся.
Джон видит, что что-то происходит, и сдает назад, чтобы идти рядом со мной. Рубен засовывает руки в карманы, но молчит, притворяется, будто заинтригован происходящим.
– Ты в порядке? – спрашивает Джон.
Я поджимаю губы: не хочу лгать.
– Зак, погоди, – говорит Эрин.
Что на этот раз?
– Ты снимаешь, – говорит она, протягивая мне телефон. – Вы с Джоном отлично смотритесь вместе. Мы хотели бы сделать селфи, на котором ты показываешь знак мира, а Джон на заднем плане. Справишься?
– Конечно.
Я беру телефон. Эрин держит кольцевую лампу для идеального освещения. Я делаю несколько снимков, затем возвращаю ей телефон.
Через несколько минут мы подходим к кафе. Перед входом стоят охранники. Мы заходим внутрь, и репортер встает нам навстречу. Он крупный парень, одетый в рубашку и галстук-бабочку. Он очень милый.
Несколько других столиков заняты. Я чувствую, что кто-то смотрит на нас, и поворачиваюсь, чтобы увидеть девушку с длинными каштановыми волосами и безупречным макияжем. Она сидит с парнем с растрепанными черными волосами, в огромной куртке, которая свисает с его мускулистого тела. Они оба могли бы быть моделями, если честно. Я почти привык к тому, когда фанаты смотрят на нас, но я ощущаю совершенно другую, более холодную атмосферу от этих двоих.
Мы все пожимаем руку интервьюеру и рассаживаемся. Подходит официантка.
– Одну «Кровавую Мэри», – говорит Энджел.
Репортер делает пометку.
– Вычеркни это, – приказывает Эрин. – Он будет Pepsi Max.
Официантка не понимает, кого слушать, и отворачивается от Энджела к Эрин.
– Только если ты взял с собой паспорт, – говорит Эрин Энджелу. – Насколько я помню, ты должен представить документы, если выглядишь моложе, чем совершеннолетние.
– Эм, да…
Эрин кивает, как будто все решено.
– Тогда Pepsi Max. А
