— Самое действительное искусство, которым хитрая женщина может привязать мужа к себе и к своему домашнему очагу, есть кулинарное искусство. Я знаю одну женщину, которую муж почитает, как богиню, за те кушанья, которые она каждый день подает ему. Ее паштеты из зайцев и мелких птиц несравненны. Какой мужчина может устоять против прелестей подобных вещей! Бывают такие мужчины, которые страстно любят, так называемое, каппадокийское печенье: оно лучше всего приготовляется с медом, в виде мелких шариков, которые пропитываются вином и подаются горячими.
Таким образом продолжала Аспазия распространяться о приготовлении различных кушаний, к удивлению одной части своих слушательниц и к досаде другой, которая, в этих объяснениях не находила ничего такого, что можно было бы разнести по городу и унизить Аспазию в общественном мнении, утвердив еще более славу об ее легкомыслии или опасных правилах.
Сильное сопротивление, которое встретила Аспазия в одной части женского общества Афин, заставило ее тем более дорожить представившемся ей случаем взять к себе двух сирот — дочерей умершей в Милете сестры.
В этих юных, еще развивающихся девушках, Дрозе и Празине, одной пятнадцати, другой — шестнадцати лет, Аспазия надеялась найти мягкий материал, из которого легко было сделать афинских женщин такими, каких она желала. Надо было ожидать, что они сделают честь школе, в которой воспитываются и помогут ее победе.
Составив такие планы, осуществление которых должно было состояться в будущем, Аспазия в тоже время не чуждалась смелых и быстрых решений. На один подобный поступок она решилась, чтобы приобрести руководство над всеми женщинами в Афинах.
В числе множества религиозных празднеств в Афинах было одно, которое исключительно праздновалось женщинами и в котором не мог принимать участие ни один мужчина. Это было празднество в честь Деметры, которая считалась не только богиней земледелия, но и богиней супружества, вследствие того соотношения, которое существует между посевом и зачатием, между жатвой и рождением.
Священные обряды этого празднества поручались не жрецам, а женщинам, которые выбирались каждый раз. Некоторое время эти женщины приготовлялись к участию в празднестве строгим воздержанием и суровой жизнью: между прочим, они спали на травах, которым приписывалось излечение кровотечения.
Самое празднество состояло из торжественного шествия, собиравшегося в храме Деметры, и продолжалось четыре дня. В первый день отправлялись в Галимос и праздновали в находящемся там храме Деметры различные мистерии; на второй день возвращались обратно в Афины; на третий день, с наступлением утра женщины собирались в храме, вызывали Деметру и Прозерпину и другие божества, затем танцевали в их честь. В промежутках между танцами женщины садились на травы, о которых мы уже упоминали и перекидывались подходящими к случаю шутками, которые в этом празднестве перемешивались с обрядами.
В первый день пребывания в храме женщины не брали с собой никакой пищи, но вознаграждали себя за это воздержание веселым угощением, которым на следующий день завершалось празднество.
Можно представить себе, насколько афинские женщины, обыкновенно запертые в узком кругу домашней жизни, на глазах мужей, были рады остаться в продолжение четырех дней без мужчин, вполне предоставленные самим себе. Можно себе представить, как усердно работали их языки, а вместе с ними и умы в это время.
Наступил такой праздник Деметры.
Афинские женщины снова собрались и, болтая, сидели на травах, в храме в промежутках между танцами и пением.
Языкам была дана полная свобода; о чем только не говорилось в различных группах, сидящих женщин.
Одни рассказывали о дурных привычках своих мужей, о разврате своих рабынь или же о том, что нынешние дети гораздо упрямее и неукротимее, чем в прежние времена. Некоторые разговаривали о хозяйстве, другие рассказывали о волшебных средствах для приобретения расположения мужей или же давали своим младшим подругам советы относительно приготовления любовного напитка. Некоторые шептали на ухо как представиться беременной и приписать себе чужого ребенка, если муж желает иметь детей, рассказывали истории о привидениях или фессалийских ведьмах, или же посвящали в домашние истории своих подруг.
Некоторые говорили также и об Аспазии, и рассказы о ней были самые оживленные во всем храме.
— Аспазия права, — говорила одна молоденькая, красивая женщина, Аспазия права, мы должны принуждать мужей обращаться с нами так, как обращается Перикл с Аспазией.
— Да, мы желаем этого! — вскричали несколько сторонниц милезианки, мы должны принудить их вести себя в домашней обстановке так же, как ведет себя Перикл с Аспазией.
— Я уже сделала начало с моим мужем! — вскричала одна маленькая живая женщина, по имени Хариклея. — Мой Диагор уже приучился целовать меня каждый раз, как уходит из дома или возвращается, как Перикл с Аспазией.
— А принимаешь ли ты так же, как она философов и служишь ли моделью скульпторам? — насмешливо спросила одна из женщин, щеки которой были сильно нарумянены.
— Отчего же Аспазии или Хариклее не делать того, что разрешают им мужья! — вскричала другая женщина. — И мы тоже принудим наших мужей дозволить нам это.
— Не всякий мужчина рожден, чтобы быть обманутым, — сказала первая со злой улыбкой.
— Не станешь ли ты утверждать, — гневно вскричала Хариклея, — что я тоже обманываю своего мужа.
— Пока я не стану еще говорить этого о тебе, — возразила ее собеседница, — но твоя милезианка, Аспазия, вероятно научит тебя этому.
Когда эти слова были сказаны, стройная женская фигура, закрытая покрывалом, быстро выступила из круга тех, которые были свидетельницами этого разговора и, отбросив покрывало, со сверкающим взглядом остановилась перед говорящей.
— Аспазия! — вскричали несколько женщин.
Это имя быстро разнеслось по всему храму, так что началось некоторое волнение.
— Что случилось? — спрашивали сидевшие вдали. — Не попал ли сюда мужчина?
— Аспазия! — раздалось им в ответ. — Аспазия здесь!
Эта весть заставила подняться всех женщин и скоро милезианка очутилась окруженной всем собранием.
Она явилась в храм, окруженная толпой своих сторонниц, среди которых, закрытая покрывалом, до сих пор оставалась неузнанной большинством. И теперь она опять была окружена ими, как стражами, в то время, как она, с гневным выражением лица стояла перед своей противницей, говоря:
— Ты права, не всякий мужчина рожден для того, чтобы быть обманутым ты должна это знать. Я хорошо знаю тебя, ты — Критилла, которую прогнал первый муж, Ксантий, потому что поймал тебя разговаривающей ночью, с его соперником, под лавровым деревом, осеняющим алтарь Аполлона.
Лицо Критиллы покрылось яркой краской. Она вскочила и сделала вид, что хочет броситься на свою противницу, но была удержана спутницами Аспазии, которая продолжала:
— Эта женщина позорит моего мужа, позорит только потому, что он первый из всех афинян уважает в своей жене женское достоинство, а не унижает ее до степени рабыни. Если такие мужья, как Перикл, из-за любви и уважения, которое они оказывают своим женам, должны переносить насмешки, не только из уст мужчин, но и со стороны самих женщин, то как можете вы надеяться, чтобы ваши мужья решились последовать примеру благороднейшего из мужчин?
— Это правда, — стали говорить женщины, переглядываясь между собой, Критилла поступила несправедливо, позоря Перикла и Диагора, хорошо было бы, если все мужчины были таковы, как эти.
— Они таковы, как вы этого заслуживаете, — продолжала Аспазия. Попробуйте только воспользоваться той властью и тем влиянием, которое вы можете иметь на них. До сих пор вы не делали этого и даже, как кажется, не сознавали своей силы. Ваше рабство добровольно. Вы хвастаетесь званием госпожи дома, а, между тем, вас держат строже, чем рабынь, так как рабыни могут свободно показываться на улицах или на рынке, а вы пленницы. Разве это не правда?
— Да, это правда! — снова послышалось со всех сторон.
— Мой муж раз, уезжая на два дня, запер меня в женских покоях и даже двери их запечатал своей печатью.
— А мой, — подхватила другая, — приучил большого водолаза сторожить у дверей, чтобы никакой мужчина не явился в дом в его отсутствие.
— Даже домашнее управление не вполне доверено вам, — возразила Аспазия.
— Совершенно верно! — с жаром согласились женщины.
— Мой муж всегда носит с собой ключи от кладовых, сам ходит на рынок, покупая мясо и овощи, — вскричала одна.
— Да, а когда бывает война, — вскричала другая, — то наши мужья часто приносят домой провизию на щитах или в шлемах.
— И так как они ни во что не ставят вас у домашнего очага, продолжала Аспазия, — то нечего удивляться, что они еще менее дозволяют вам говорить ваше мнение в общественных делах. Когда они возвращаются с Пникса, где шел вопрос о мире или войне, то вы даже не осмеливаетесь спросить их, что там решено.
