Вскоре брат поступил на службу в Ново-Николаевский Краевой Совет Народного Хозяйства. Как человек с колоссальными умственными способностями, он продвинулся по службе и занял место секретаря этого совета. Началась советско-польская война. Несмотря на враждебное отношение к коммунизму, многие бывшие офицеры стали смотреть на эту войну как на войну России с иностранным государством. На такую же точку зрения встал и брат Иван. Между прочим, бывший министр земледелия в кабинете П. А. Столыпина А. В. Кривошеий был в то время министром земледелия в кабинете ген. Врангеля в Крыму. Он советовал ген. Врангелю сообщить окольным путем командованию Красной Армии, что во все продолжение советско-польской войны армия ген. Врангеля не будет предпринимать никаких враждебных действий против Красной Армии. Кривошеий, как и многие другие прозорливые политически, стоял на той точке зрения, что надо дать красным разбить польскую армию. После триумфальной победы над Полыней Красная Армия вторглась бы в пределы Германии и Австрии. Французской армии пришлось бы выступить против красных, так как у Германии не было своей армии в то время. Французская армия по мнению Кривошеина и др. не остановилась бы на польской границе, а вторглась бы в пределы России. Тогда-то армия ген. Врангеля имела бы огромный шанс на успех и победу. Однако, точка зрения А. В. Кривошеина не одержала верх и ген. Врангель, как совершенно неискусный политик, поддался сладкобайству французских политиков и продолжал активные действия против Красной Армии, чем и отвлекал огромную армию красных от участия на польском фронте.
В Ново-Николаевский Краевой Совет Народного Хозяйства поступила бумага от Главного Командования Красной Армии, в которой излагалась просьба ко всем губернским и краевым Советам народного хозяйства поставить на солдат польского фронта два миллиона пар сапог в шестимесячный срок. В бумаге этой говорилось, что все усилия интендантства армии не привели ни к каким результатам.
Брат Иван составил доклад, в котором изложил те условия, при которых он сможет дать армии нужные ей два миллиона пар сапог. Брат не признавал канцелярской волокиты и отправил доклад с отъезжавшим в Омск офицером Красной Армии большого ранга. Председатель Сибирского Совета Народного Хозяйства, прочитав доклад, чуть не арестовал красного офицера, привезшего доклад брата и грозился арестовать и моего брата. И с их социалистической и коммунистической точки зрения было от чего прийти в раж. Помню содержание доклада брата в главных чертах. Брат выставил несколько обязательных условий, главнейшие из них были следующие:
1. В течение всего шестимесячного периода не арестовывать и не преследовать ни одного владельца кожевенных заводов и не чинить им никаких поборов, выселений из их домов, вне зависимости от того, сколь бы ни была их вина перед государством. Освободить всех владельцев кожевенных заводов из тюрем.
2. Разрешить владельцам кожевенных заводов покупать на рынке кожи по вольным ценам и хранить в их складах, которые не подвергать никаким обыскам и конфискациям.
3. Разрешить советам народных хозяйств заключать с владельцами кожевенных заводов договоры, в силу которых владельцы заводов обязуются работать пять дней в неделю на государство.
4. Разрешить владельцам кожевенных заводов работать два дня в неделю для себя по обделыванию ими кож, приобретенных на частном рынке.
5. Разрешить владельцам кожевенных заводов входить в добровольные соглашения с рабочими касательно двух дней в неделю работы для работодателя.
6. Разрешить владельцам кожевенных заводов платить их рабочим за два дня работы в неделю кожевенными изделиями, обувью и продовольствием из их неприкосновенных складов (экстерриториальность).
Эти шесть пунктов были самыми главными, за которыми следовало десяток второстепенных пунктов.
Было от чего прийти в раж председателю Сибсовнархоза. Победа над армией Колчака вскружила голову коммунистам. Завладев почти одной шестой суши земного шара, оголтелые коммунисты кричали на всех перекрестках: «Даешь Европу, даешь весь мир, даешь мировую революцию!».
Насколько зарвавшиеся коммунисты потеряли в те дни голову, видно из следующего факта. Мой старший брат Василий (старше брата Ивана) имел в Ново-Николаевске (Новосибирске) свой дом, в котором жили квартиранты, а сам с семьей жил в доме своего приятеля. После взятия города красными брат пытался выселить квартирантов из его дома, но они отказались выселяться. Тогда брат пошел с жалобой на жильцов его дома в Совет Народного Хозяйства (б. Городская управа). Брату грубо сказали, что никаких больше владельцев домов нет и что все дома коммунальные, а потому кто в доме живет, тот и хозяин. Брат пошел на хитрость: он подкупил его квартирантов продовольствием. Привез из деревни Саврасухи, где брат раньше жил, две туши телячьих, одну тушу овцы и одну тушу большой свиньи. Брат также подыскал для квартирантов другой дом, куда они и переселились и всю зиму «обжирались» мясом из деревни Саврасухи. Брат выменял это мясо на обувь и одежду. Надо заметить, что сразу же после занятия города красными все продовольствие исчезло с рынка (!) и пошла меновая торговля из-под полы. Недаром в первый же месяц после отступления армии Колчака даже рабочие возмущенно повторяли: «Долой Ленина и Троцкого с кониной, да здравствует Колчак со свининой!».
Брат был человеком железной воли и не останавливался перед затруднениями. Он послал свой доклад с отъезжавшим на фронт красным офицером высшего ранга для вручения этого доклада самому Главнокомандующему Красной Армией Троцкому. Богатейшая интуиция подсказывала брату, что Троцкий примет его доклад. Троцкий, прочитав доклад, пришел в восторг и красными чернилами на полях доклада сверху написал: «Со всем изложенным в докладе согласен. Назначаю Ивана Матвеевича Куреннова Диктатором 'Кожевенной Индустрии Западной, Средней и Восточной Сибири (и подпись) Лев Троцкий. Троцкого в те дни боялись как огня и военные, и чекисты, и гражданские власти. (Примечательное свидетельство. Проф. Стол.) Эту бумагу с подписью Троцкого (ее автор (Куреннов) видел своими глазами) брат употреблял и довольно часто как пугало для всякой чекистской и прочей рвани.
Должно заметить, что и кожевенное производство и в особенности производство обуви для армии стояли на мертвой точке. Хозяева и административные лица кожевенных заводов часто арестовывались, их дома реквизировались и в них вселялись рабочие. Новая администрация конфискованных заводов была совершенно неопытна в управлении заводами и ведением производства. К тому же крестьяне наотрез отказались сдавать правительству кожи по твердым ценам за ничего нестоющие советские бумажные денежные знаки. Они требовали товаров, одежды, обуви, которых у совдепщиков не было.
Ни на одном заводе почти не производилось ничего: много движений и никаких достижений. Хуже всего дела шли на большом кожевенном заводе Ивакина на окраине Ново-Николаевска (Новосибирска). Там шла итальянская забастовка. Все рабочие суетились, бегали, производили вид, что они работают усиленно, но продукция завода стояла на уровне нуля. Шаг вперед, два назад… Командированные на завод военные комиссары сменили уже три администрации. Два раза арестовывали самого Ивакина и его прежнего управляющего заводом. Последний из комиссаров был зверь-зверем и грозился расстрелять многих рабочих, если продолжится итальянская забастовка, которую он называл саботажем. Увидев, что на дворе Ивакина ходили гуси, утки и прочая птица, новый военком пришел в раж. Он немедленно распорядился реквизировать всю домашнюю птицу Ивакина и раздать ее рабочим завода. Семью Ивакина приказал в буквальном смысле слова выбросить из дома и дом реквизировать. Сказано — сделано,
Каково же было изумление комиссара-держиморды, когда он увидел на дворе Ивакина всю ту птицу, которую он распорядился вчера раздать рабочим. В ту же ночь, когда комиссар спал, рабочие обратно принесли всю птицу Ивакина и перебросили ее через забор во двор хозяина: ни один не взял ни одного гуся или утки.
Когда брат приехал на завод Ивакина, то буйствующий комиссар арестовал уже до десятка рабочих и, обвинив их в контрреволюции, отправил в Че-Ка и ежечасно грозился начать расстрелы. Но ни аресты, ни .даже, возможные расстрелы не устрашили оставшихся на заводе рабочих: они невозмутимо продолжали «тихое сопротивление» властям. Брат, пользуясь диктаторскими полномочиями, первым долгом распорядился освободить хозяина и всех рабочих из-под ареста, и собрал всех рабочих на митинг.
Брат прочитал им все двадцать с лишним пунктов его программы, от всей своей доброты души рассказал рабочим завода о наступившей для них своего рода «новой эре», говорил с подкупающей искренностью и прямодушием.
