видел Федора, наблюдающего за божьей коровкой, потом припомнилась ему вся эта чертовщина в комнате смеха, рукописи по супраментальной йоге и дзэн-буддизму, йог под пальмой в ботаническом саду и колоритный буддист Никита-сан…
Из задумчивости его вывел Гриша. Деликатно шаркая тапками, он заявился в палату, сел на койку и стал гипнотизировать Станислава Сергеича любопытными круглыми глазами. Под воздействием этого интенсивного взгляда Тропотун поежился, а затем посмотрел на соседа. Гриша тотчас спросил:
– Куда это ваш друг подался? Орехи, кажись, рано трясти.
– Шамбалу искать.
– Ко-го?!
– Очарованную страну. Если проникнешь в нее, познаешь смысл бытия.
– А-а… – с уважением протянул Гриша и погрузился в молчание. Рука его машинально стала нашаривать лежавший на тумбочке помидор – почему-то мыслительные усилия всегда вызывали у него приступ голода, – но помидора не было. Заглянув в тумбочку, он определил, что искомый плод отсутствует и там. Под кроватью его не было тоже… Гриша посидел, подумал, потом с подозрением оглядел сидевшего в прежней позе Станислава Сергеича и осторожно сказал: «Приятного вам аппетита…»
– Спасибо, – ответил Тропотун автоматически. Но тут же удивился и спросил: – А к чему ты это? Обед-то когда уже был!
– Помидор-то съели! – несколько вызывающе сообщил Григорий. – Предлагал – отказались, а втихушку съели…
– Какой помидор?!
– Да ладно, я за другим схожу!
– Нет уж постой! – взволнованно выкрикнул Станислав Сергеич, припомнив как упырь впомидорил ему прямо в лоб Гришиным плодом. – Не может этого быть… – вслух произнес он, – плод-то реальный!. – Тропотун почувствовал, что у него ум заходит за разум, как вдруг его осенило – Федор! – Федор!.. – воскликнул он. – Это Федор наверное взял твой помидор в дорогу! Тебе что хорошему человеку жалко помидора?
– Не, не жалко, – сразу успокоился Гриша. – Хорошему человеку чо жалеть-то? И как я сам не дотумкал!..
Круг замкнулся
До самого завтрака Станислав Сергеич пролежал носом к стене, изображая из себя спящего. Было ему противно и муторно, даже подташнивало слегка, наверно от снотворного, которое пришлось принять ночью. На душе было тяжело и тревожно, она болела и ныла в груди так, словно не была абстрактной моделью человеческой психики, а существовала в реальности, как, к примеру, воспалившийся зуб.
В столовую он явился последним, молча получил на раздаче кашу и стакан молока, сел за столик и уткнулся в тарелку. В палате, усевшись на кровать, невидяще уставился в пространство и застыл в неподвижности. Гнетущая беспросветная тоска навалилась на него всей своей бронированной тяжестью. За ночь погода совершенно испортилась, и теперь по стеклу извивались прозрачные змеи дождя, а крупные тяжелые капли отплясывали на железном гулком заоконнике мрачную свою чечетку. Поникшие мокрые кусты выглядели по-осеннему мертвыми, Станислав Сергеич перевел взгляд на окно. Вот она, моя жизнь!.. Подумал он с мрачным сарказмом. Жизнь, которая скоро превратится в долгое тоскливое умирание, когда не только собственным родственникам, но и самому себе осточертеешь… Может, не стоит тянуть?.. Он обшарил глазами палату и сардонически усмехнулся – пожалуйста, сударь, виселица к вашим услугам!.. Действительно, из стены на уровне примерно человеческого среднего роста торчал неизвестного происхождения и назначения крюк. Станислав Сергеич на мгновение увидел себя болтающимся на этом крюке с перекошенным лиловым лицом и распухшим, черным, вывернутым изо рта языком – и его передернуло от отвращения. «Благодарю покорно!»– произнес он вслух и показал крюку язык.
Пока сидевшего на койке Тропотуна терзали моральные корчи, в палату то и дело заходил Гриша, рылся в своей тумбочке, что-то брал и выходил, снова возвращался и снова что-то искал в этой чертовой тумбочке. Вначале Станислав Сергеич никак не реагировал на подобную суетню, потом она стала его раздражать, и наконец он решил, что Гриша действует назло ему и принялся сверлить его ненавидящим взглядом. Однако Григорий в очередной раз покинул палату – и Станислав Сергеич сейчас же позабыл про него. Мысли его перескочили на Блаженного Федора, который уже добрался, наверное, до своего Алтая и пустился на пешие поиски Шамбалы. Тронутый умом, бедняга… Размышлял про бывшего сокурсника Тропотун. А все равно сукин сын!.. Но его озлобленность скоро сменилась раскаянием. Федор, конечно, с приветом – зато человек искренний и с сочувствием. По-своему пытался помочь, рукописи читать давал…
– Станислав Сергеич! – Ворвался в его мысли Гришин настойчивый голос. Гриша сидел на кровати и сосредоточенно над чем-то размышлял, от усердия шевеля большими пальцами босых ног. – Чего я в толк не возьму, Станислав Сергеич, – раздумчиво говорил он. – Ну вырежут у меня эту шишку… Ладно!.. Но потом еще наверно облучать будут! А я слышал, что от облучения наоборот рак и делается – радиация потому как!..
Тропотун слегка вздрогнул, потому что не заметил Гришиного возвращения, уйдя с головою в собственные переживания. Вопрос соседа даже обрадовал его, ибо давал зацепку в том реальном мире, который в последнее время как бы ускользал от него, делаясь зыбким и непонятным.
– Дело тут непростое, Григорий, – обстоятельно начал он. – Раковые клетки это клетки взбесившиеся. Все клетки нашего организма постепенно обновляются, то есть растут и умирают и заменяются новыми. В течение приблизительно семи лет ты целиком нарождаешься заново! – он усмехнулся, представив народившегося Гришу… – Но вдруг по неизвестной причине ломается программа воспроизведения каких-то клеток, они начинают интенсивно расти и размножаться, поглощая у организма массу энергии. Это жадные, ненасытные клетки. Вот потому-то при облучении они захватывают наибольшую дозу радиации и гибнут – а обычные клетки получают допустимую дозу и продолжают жить.
– Ага… понятно… – лысеющий Гришин лоб избороздили глубокие продольные морщины – Гриша мыслил. Некоторое время он просидел неподвижно, сложив на коленях большие узловатые руки и – порою беззвучно шевеля губами, а потом снова обратился к Тропотуну: – С чего же это они бесятся?..
– С чего… – повторил в задумчивости Станислав Сергеич. – В последнее время мне начинает казаться, что природа ополчилась против нас, людей. В сущности, это мы сами создаем для себя все более агрессивную среду: кислотные дожди, щелочные и мазутные реки, ядовитые туманы и озоновые дыры, не говоря уже про рак или же спид, которые – лишь следствие…
– Точно, – сурово сказал Гриша. – Все как есть изгадили!
И Станислав Сергеич вдруг позавидовал Грише черной завистью. Так, так надо жить!.. Говорил он себе. Ни комплексов, ни рефлексий – полная, совершенная гармония между миром и человеком! Если плохо лежит – украдет, а понадобится – последнюю рубашку снимет; вкалывать может сутками, а может на три дня запить и к подружке заселиться от законной-то жены… Не в этом ли заключается величайшая природная мудрость?!.
