По формальному определению, понятие собственности делилось на два аспекта: dominium (или proprietas) и usus. Dominium означает, в основном права на имущество, usus — реальное управление имуществом и пользование им. И вот папа. Григорий IX объявил, что францисканцам следует сохранять за собой usus, но отказываться от любого рода dominium. Поначалу францисканцы попросили своих благодетелей оставить у себя права на первоначально принадлежавшее им имущество, на вскоре они обнаружили, что гораздо удобнее иметь единого распорядителя, и передали dominium на все свое имущество в руки папства. Практически последствия usus впервые обозначили идеологический компонент раскола между конвентуалами и спиритуалами, который в конце концов стал диакритическим знаком их противостояния. Конвентуалы, более ориентированные на структуру, взяли на себя все дела, связанные с нуждами ордена, в условиях сложной политической среды. А для трго чтобы действенным образом выполнять свою милосердную и благотворительную работу, они сочли необходимым сооружать прочные здания — как церкви, так и жилища. Для защиты же учения св. Франциска они вынуждены были обучать своих наиболее интеллектуальных собратьев философии и теологии, потому что надо было защищать свое учение на изощренных диспутах в Париже и Флоренции против коварных доминиканцев и перед лицом возрастающей угрозы инквизиции. Поэтому они нуждались в ресурсах, включая финансовые, причем даже в мелкой монете, для расходов на кирпичи и книги,
Конвентуалы все более предоставляли вопрос о том, насколько далеко могут зайти монахи в употреблении usus, на усмотрение местного настоятеля. С точки зрения спиритуалов — а все это всплывало во время знаменитого папского расследования дел ордена в 1309 г., через восемьдесят три года после смерти его основателя, — «употребление» у конвентуалов превратилось в «злоупотребление». Убертино, представлявший спиритуалов, привел много документированных доказательств того, что земли возделывались в целях получения дохода, амбары и подвалы использовались для хранения вина, а в наследство принимались лошади и оружие. Он даже обвинил их в том, что они осуществляли dominium.
«И опять-таки те, кто может, берут с собою bursarii, которые являются их слугами и которые тратят деньги по распоряжению братьев, так что, как ни взгляни, братья оказываются во владении не только деньгами, но и слугами, тратящими их. А иногда братья носят ларцы с деньгами; в случаях, когда их носят мальчики, они часто не знают об их содержимом, ключи же находятся у братьев. И хотя слуги иногда могут быть названы nuntii (nuntius, по первоначальному папскому определению, был официальным лицом — агентом подателя милостыни) тех, кто дал братьям деньги, однако ни слуги, ни те, кто передает с ними даяние, не знают, что деньги должны принадлежать кому угодно, но только не братьям…» (цит. по [35, с. 190]).
Однако лучше всего отношение спиритуалов к usus было выражено в доктрине usus pauper, в соответствии с которой пользование вещами у монахов должно было реально ограничиваться только тем минимумом, каковой достаточен для поддержания жизни; и в самом деле многие спиритуалы погибли от своего аскетизма. В этом, по их утверждению, они оставались верными духу взглядов их великого основателя на собственность. Однако один аспект этой весьма достойной позиции сделал ее совершенно неприемлемой для структурной церкви. Речь идет о значении, которое спиритуалы придавали совести индивидуума как высшему судье того, что считать нищетой, хотя совесть эта и ориентировалась на строгие нормы usus pauper. Некоторые спиритуалы заходили так далеко, что утверждали, будто любое ослабление этой строгости вступает в противоречие с их обетом нищеты и является, стало быть, смертным грехом. Если бы эта позиция возымела силу закона, многих конвентуалов можно было бы рассматривать как пребывающих в перманентном состоянии смертного греха. Таковы ловушки чрезмерного законничества!
С другой стороны, доктрина usus pauper явно оспаривала взгляды церкви о законодательной власти, которой обладает высший деятель в религиозной общине. Если глава францисканской обители или даже провинции оказался бы вынужден применить свои полномочия и разрешить из прагматических или структурных соображений воспользоваться определенным количеством вещей, то монахи-спиритуалы могли бы, исходя из своей доктрины usus pauper, считать себя абсолютно не обязанными подчиниться ему, противопоставляя, таким образом, обет нищеты обету послушания. На деле этот молчаливый вызов иерархической структуре церкви был одним из основных факторов, приведших к окончательному искоренению спиритуалов из ордена в результате суровых акций папы Иоанна XXII, объявленных специальными буллами, за которыми стояла санкционирующая власть инквизиции. И все же их рвение не пропало даром, ибо позднейшие реформы ордена были вдохновлены именно духом нищеты, который они так яростно защищали.
Апокалиптическая коммунитас
При изучении ранней истории францисканского ордена становится ясно, что социальная структура теснейшим образом связана с историей, ибо именно в этом заключается способ сохранения формы группы во времени. Бесструктурная коммунитас способна объединить и связать людей лишь одномоментно. В истории религий интересно наблюдать, как часто движения типа коммунитас вырабатывают апокалиптическую мифологию, теологию или идеологию. Среди францисканских спиритуалов, например, даже такой сухой теолог, как Оливи, лектор Санта Кроче во Флоренции, сильно склонялся к милленаризму иоахимитов. По сути, Оливи уравнял Вавилон, великую блудницу, с папством, которое должно быть уничтожено в шестую эпоху света, между тем как францисканцы-спиритуалы, пребывая в абсолютной нищете, создали истинную церковь, основанную Франциском и его двенадцатью сподвижниками. Если кто-либо пытается найти структуру в коммунитас кризиса или катастрофы, ему следует искать не на уровне социального взаимодействия, а методом Леви-Стросса, опираясь на жуткую и яркую образность апокалиптических мифов, рожденных в среде экзистенциальной коммунитас. В движениях этого типа можно наблюдать также характерную поляризацию между суровой простотой и нищетой избранного поведения — «голый неимущий человек», с одной стороны, и почти лихорадочной, визионерской, профетической поэзией как основным жанром их культурного выражения — с другой. Время и история привносят, однако, структуру в их социальную жизнь и закон в продукцию их культуры. То, что некогда виделось как буквальная и всеобщая близость катастрофы, часто начинают толковать аллегорически или мистически как драму личной души, или как духовную судьбу истинной церкви на земле, или же как отсрочку на отдаленнейшее будущее.
Воззрения коммунитас всегда и непременно связаны с видениями или теориями мировой катастрофы. В племенных инициациях, например, мы находим, по крайней мере имплицитно, понятия абсолютной нищеты как признак лиминального поведения, однако мы не находим здесь эсхатологических идей милленаристских движений. Тем не менее мы часто обнаруживаем, что идея угрозы или опасности важнейшим образом присутствует — ив самом деле, обычно существует реальнейшая опасность в виде ножа для обрезания или насечек на теле, множества испытаний и сурового обучения. И эта опасность — один из основных ингредиентов продукции экзистенциальной коммунитас, такой, например, как «дурное путешествие» для наркотической коммунитас некоторых жителей современного города, носящего имя св. Франциска. И в племенных инициациях мы находим мифы и их ритуальные воплощения в лиминальности, относящиеся к божественным катастрофам и кризисам, таким, как убиение важных божеств или принесение ими себя в жертву на благо человеческой общины, которая локализует кризис в живом прошлом, если не в ближайшем будущем. Однако, когда кризис стремятся расположить скорее до, чем после или в пределах современного социального опыта, это означает, что мы уже начали продвигаться внутрь структуры и рассматривать коммунитас как момент перехода, а не как установившийся способ существования или идеал, который вскоре установится навечно.
Бенгальское движение сахаджия
Однако не все коммунитас — коммунитас кризиса. Существует также коммунитас отхода и отступления. Иногда эти виды сходятся и частично совпадают, но обычно они отличаются друг от друга. Коммунитас отхода не так тесно связана с верой в близкий конец мира; скорее она требует тотального или частичного отхода от участия в структурных отношениях мира, который в любом случае мыслится как «зона постоянного бедствия». Этот вид коммунитас стремится ограничить членство, дисциплинировать участников и хранить тайны своей деятельности в гораздо большей степени, чем только что рассмотренный апокалиптический тип. Хотя образцы этого вида можно найти в христианской религии и в секулярных утопических движениях, многообразно вытекающих из иудео-христианской культурной традиции, вероятно, все же самые яркие примеры коммунитас отхода можно найти в индуизме. Я снова обращаюсь к рассмотрению одного движения — движения бенгальских вишнуитов, описанного Эдвардом Даймоком-младшим [13; 14]. Даймок — высококомпетентный и проницательный бенгалист, опубликовавший изящные переводы бенгальских сказок «двора и деревни», и к его материалам и выводам следует отнестись с уважением.
