много чести. Кондрат нашел на помойке, это точнее.
– И что? Пожалел? Принес? И с дарственной надписью?
Фима сухо попросила не дергать головой.
В конце каждого сеанса Фима закутывала незавершенную работу в простыню и уносила. А в этот раз ее отвлек запах из кухни, где что-то горело. Чертыхаясь на Кондрата, Фима ускакала вниз. А Роксана бросилась к холсту.
И это был настоящий сеанс психотерапии.
С почти завершенной работы на Роксану смотрело чудовище с раскоряченными в разные стороны конечностями, кажется, их было даже больше, чем нужно, утлое тело ей льстило – Роксана всю жизнь боролась с весом, но рот… рот был распахнут, как на картине у Мунка, настежь, но не так драматично, и, даже если приглядеться, рот – это было единственное позитивное в ее портрете. Он был округл и даже сиял, как бы выпуская божественные звуки, – в этом скрюченном обличье он смотрелся отдельным организмом, принадлежащим человеческому существу, остальное было от паука или каракатицы.
Роксане еле хватило опыта сделать вид, что она ничего не видела и сесть на место, принять прежнюю позу и продолжить листать книгу.
Фима вернулась слегка закопченная, но веселая. И сразу к работе. Осмотрела критически и задумалась. Роксана не дышала, ей казалось, что прерывистое дыхание ее может выдать.
Фима что-то лепетала невнятное, слегка почертыхалась, что-то подчищая, и вдруг спросила:
– Посмотрела? Ну и что скажешь? Похожа?
– Интересно, – уклончиво ответила психолог, – что-то схвачено. А можно сфотографировать?
– Нельзя, – сухо ответила художница, – здесь копирайт.
– А купить?
– Я очень дорогая, вам не хватит.
Простились до следующего раза.
Вику Суковатую позвали на телевидение в связи с выходом ее новой книги. Вика сразу отказалась. Не хватало еще Фимкиного инсульта.
Но на нее прочно насели бойкие редакторши, соблазняя немедленной реакцией зрителей – сразу побегут и купят. Вика прекрасно знала, что сейчас никто не бежит и не покупает, но что-то екнуло, и она согласилась.
Чекмарёва включила «Культуру» и сразу попала на эту передачу. Бойкий мальчик с бегающими глазами, не очень четко произнося имя «Виктория Ароновна», задавал дурацкие вопросы типа «Как вам кажется, что сделала бы ваша героиня, попади она на телепередачу?».
Виктория Ароновна извивалась, как уж на сковородке, уклоняясь от намека на хоть какой прототип, но мальчик был въедлив и настырен:
– Кого вы имели в виду, когда задумывали этот роман?
Вика усмехнулась на слово «роман» – сто двадцать страниц уже роман!
– Какие конкретно художницы вас вдохновили?
– Видите ли, – ушла от ответа Суковатая, – есть люди, а есть прототипы.
– Интересно, – оживился мальчик, – а конкретней?
– Люди живут своей заурядной жизнью, тянут лямку, порой взбрыкивают, а прототипы – это особая каста. К ним не применимо слово «живут». Прототипы – вирусы. Они никого не трогают, пока их никто не трогает… – Виктория Ароновна тонула в своими собственными руками вырытой яме с отходами человеческого организма. Ну кажется, сама знаешь: не трогай – значит, не трогай, что тебя тянет в эти вонючие потоки. – И поэтому я не буду говорить на эту тему, – мучительно завершила она фразу.
Но мальчику вдруг стало интересно, он понял, что писательница что-то скрывает – именно то, что может дать рейтинг его чуть усыхающей передаче.
– Тогда я буду гадать, – кокетливо предупредил он Вику, на ее несчастье, он по дороге на телевидение в такси просмотрел всю книгу.
– Ефимия Чекмарёва! – выпалил он, буквально впившись в Викину подкрашенную гримершей физиономию.
– Да господь с вами, как вам в голову пришло?
Но мальчик, обладавший хорошей молодой памятью, раскрыл книгу и начал бойко зачитывать все места, буквально копирующие довольно известную личность Фимки.
– Мою героиню, – с неприязнью произнесла писательница нелюбимое слово «героиня», – зовут Алевтина Антонова.
– А кому посвящен ваш роман – читаю «ЕЧ» – это не Алевтина Антонова.
– Ну что вы, мальчик, что ли, – сказала писательница мальчику, – есть же понятие собирательноого образа, в конце концов, это мое право на вымысел.
– А у читателя есть право на домысел.
Но в ухе у мальчика заверещал сигнал – кончается время, и, галантно расписываясь в своем бурном восторге перед талантом гостьи, он срочно завершил интервью и вручил тайно поданный ему под столом букет.
Чекмарёва выключила телевизор и задумалась. Было ясно, что отношения лучше наладить, чем испортить. А то еще и не такое получишь от печатного станка и от этой гадины.
* * *
В этот день на участке Суковатой рухнула гигантская ель, но она была в городе и не сразу узнала. Это была ее любимая елочка, которая росла и росла, ну как человек: растет и растет, а потом вдруг – бах! Конечно, елочка, может, и была когда-то молоденькой, но лет, наверное, двести назад.
Но, главное, не ее возраст, а то, что она упала, перегородив промежуточный участок пожилой пары, которых все звали просто Зиночка и Павлик, а свою богато украшенную гирляндами молодых жизнелюбивых шишек главу уложила аккуратно на Фимино крыльцо, не давая Роксане после сеанса выйти из дому.
Шума падения дерева они не услышали – Роксана как раз в этот момент пела Фиме арию Царицы ночи, а там такие высокие ноты, что они просто слились со звуком падения, да еще на мягкий практически прошлогодний снег.
Потом Фима преподнесла Роксане подарок – тапочки в виде двух оскаленных крокодилов. Подарили когда-то, но кто в трезвом уме и в ее возрасте будет носить на ногах крокодилов, которые то и дело норовят вцепиться друг в друга зубами и дать подножку хозяйке.
Кондрат держал в руках пальто психолога, и в кармане лежала некая сумма за сеанс. Они попрощались. Кондрат уже был одет для проводов Роксаны на станцию. И вот пожалуйста, дверь не открывалась. Фима сразу поняла, чьи это происки, но не озвучила, дабы не сбивать Роксану с хорошего настроя после Царицы ночи и небольшого гонорара.
Кондрат поднялся на второй этаж и выглянул с балкона.
Гигантское мертвое существо лежало, переломав три забора, две калитки и собачью будку, в которой давно не жили собаки, а гнездились огородные инструменты.
Кондрат крякнул – нога росла на участке Суковатой, и неизбежно требовалось вступать в переговоры. И тут его осенило, он сказал:
– Роксана, голубушка, не в службу а в дружбу, сходите, пожалуйста, к хозяйке этого дерева и возьмите на себя функцию переговорщика. Мы заплатим, конечно. Хотя по закону платит тот, у кого корни.
Роксана не стала артачиться – Кондрат помог выбраться через окно в кухне, и она направилась к писательнице Суковатой с давно задуманным интересом. В сумке лежала заготовленная на всякий случай купленная в «Библиоглобусе» книга Виктории Суковатой «Подруга детства» – в ее представлении случайный читатель должен вызвать доверие в такой ситуации.
Она шла вдоль упавшего великана, ощущая себя в детстве, когда в их школе оформляли очередные выборы очередных идиотов, – единственно, что тогда было не лживым, – запах лапника.
