Напрасно пытался он расспросить окружающих о цели путешествия и о роли, ему предназначенной. Никто не отвечал ни слова.
Казалось, он был окружен каким-то заколдованным кругом, который никто не осмеливался или не хотел переступить.
Но Жак скоро заметил, что не один он терпел подобное обращение.
Эксюпер все время проводил на палубе, в кормовой ее части, углубившись в чтение или занятый своими мыслями, и никогда ни одно слово не было произнесено между ним и матросами. Это вынужденное одиночество должно было сблизить обоих и только их взаимная застенчивость отдалила на время разговор, уже приведенный нами и имевший такую странную развязку.
Кроме того, сближению их помогла одна и та же мысль, разом пришедшая в голову обоим пленникам. Хотя им и запрещалось ходить на носовую часть палубы, все же они были свидетелями ужасной пытки, которой были подвергнуты оба несчастные, привязанные к брашпилю.
Их сострадательные души были возмущены при виде этого варварства, о причинах которого они не догадывались. Они слышали стоны несчастных, видели, как страшно узлы канатов резали им плечи.
Жак решился вступиться за них. С этой целью он и обратился к Эксюперу, лицо которого, несмотря на свою странность, внушало ему полнейшее доверие.
Читатели знают уже, что из этого вышло. И вот Жак снова оказался заключенным в своей каюте, где принялся размышлять об этом странном сближении беглого каторжника с осужденным на смерть. Что за люди окружали его?
А в то время как он терялся в лабиринте загадок, вот что происходило на палубе.
После ухода Жака тотчас же три человека вышли на палубу и послали за тем, кто исполнял обязанности капитана.
Двое из этих троих уже нам знакомы. Это были Бискар и Маладретт. Третий, известный под именем Жана-Хромого, занимал высокий ранг в иерархии бандитов.
— Что, ваши прогнозы сбываются? — коротко спросил Бискар капитана.
— Да.
— Так вы ожидаете шторм?
— Более того, это может быть один из тех ураганов, против которых бывает порой бессильно все мореходное искусство. Менее чем через час кораблю придется выдерживать ужасную борьбу с разъяренной стихией.
С минуту длилось молчание.
Взоры всех четырех собеседников обратились к небу. Солнце полностью скрылось. Густые черные тучи заволокли все небо, не пропуская ни одного луча света. Вдали слышался какой-то глухой, неопределенный шум, что-то вроде отдаленных раскатов грома. Воздух был нестерпимо жаркий, тяжелый и удушливый.
— Вы ручаетесь за судно? — спросил Бискар.
Капитан молчал. Лицо его как бы подернулось судорогой.
— Почему вы молчите?
— Вы позволите мне откровенно высказать свою мысль?
— Да.
— Вот что, я отвечаю за все, если только буду уверен в своем экипаже.
— А разве вы в нем сомневаетесь? Неужели вы заметили дух неповиновения в матросах? В таком случае назовите мне виновных, и обещаю вам должным образом наказать их, если бы даже мне пришлось собственноручно убить этих негодяев.
Капитан вместо ответа указал на нос корабля.
— Посмотрите сами, не замечаете ли вы, что все эти люди, еще не зная об ожидающей их опасности, уже выглядят грустными и унылыми?
— Отчего это?
— Оттого, — ответил тот, повышая голос, — что вы, желая наказать двух виновных, подвергаете весь остальной экипаж пытке, почти равной той, которая происходит теперь у них на глазах!
Молния гнева сверкнула в глазах Бискара.
— Что это значит? — грубо спросил он.
Тот, к кому он обращался, нынешний сообщник бандитов, некогда носил честное, незапятнанное имя и пользовался уважением в обществе.
Безрассудная любовь и страсть к игре довели его до преступления и толкнули на путь порока.
Но и в этом человеке, как и во всех окружавших его злодеях, не совсем еще угасло чувство человеколюбия.
— Предводитель, — отвечал он, — вы никогда не были на бойне?
— Вы смеетесь надо мной? — проговорил Бискар, сердито нахмурив брови.
— Нет, но выслушайте меня. На бойнях мясники привыкают к убийству, тем не менее, если им попадается животное здоровое, сильное, в котором жизнь слишком долго борется со смертью, они чувствуют жалость. Вид страданий животного ужасает их, возмущает их душу и они одним ударом пришибают его, чувствуя облегчение на сердце.
— Что все это значит?
— Прикажите своим людям убить тех двух изменников. Они зарежут их. Но не обрекайте своих людей на постоянное зрелище страшных, дьявольских мук. Наблюдая это нечеловеческое страдание, они теряют силу духа, и во время шторма, я не поручусь за своих матросов!
Бискар разразился тем зловещим смехом, который так хорошо знаком был его врагам и был всегда предвестником какой-нибудь дикой, свирепой выходки.
— Хорошо, — коротко сказал он.
Затем он медленно направился к баку и остановился в нескольких шагах от двух несчастных мучеников.
— Отвязать их, — коротко приказал он.
Несколько человек торопливо вскочили с мест и усердно принялись развязывать веревки, стягивающие онемевшие от боли тела осужденных.
Когда их поставили на ноги, они шатались как пьяные, так они были обессилены. Но если те, которые с такой поспешностью бросились исполнять приказание Бискара, еще надеялись на порыв великодушия с его стороны, то сами Мюфлие и Кониглю не тешили себя подобной фантазией. В этом внезапном прекращении их пытки они чувствовали что-то недоброе. Мюфлие забыл даже о своих утешительных предсказаниях, которые несколько минут тому назад он излагал своему товарищу.
Не в силах держаться на ногах, оба в изнеможении повалились на палубу.
— Поднять их! — приказал Бискар.
Несколько матросов бросились исполнять приказание.
— Что, если в лежачем положении привязать их к брашпилю, будут они мешать управлению кораблем? — спросил он, обращаясь к капитану.
— Да, — отвечал тот.
— Ну, так привязать их к борту судна!
— Что вы хотите этим сказать?— спросил, бледнея, капитан.
— Черт возьми, сударь, вы что, вдруг оглохли? Я не люблю повторять дважды! Я приказываю привязать канатами этих подлецов к портам, чтобы их туши висели за бортом и не маячили здесь, на палубе! Ясно?
Несколько минут длилось гробовое молчание.
Все присмирели.
Капитан сжимал кулаки и кусал губы.
— Что же, намерены вы исполнить мое приказание? — произнес Бискар с каким-то зловещим спокойствием.
— Но, эта пытка еще ужаснее.
В подтверждение слов капитана по палубе пронесся робкий шепот, умолявший пощадить несчастных.
Вместо ответа Бискар сделал шаг вперед и вынул из-под плаща руку, в которой сверкнул пистолет. Не говоря ни слова, приставил он дуло к голове одного из матросов. Раздался выстрел — и несчастный упал с пробитым черепом. Это ужасное зверство привело в страшный трепет бандитов и возвратило Бискару неограниченную власть над ними. По знаку капитана Мюфлие и Кониглю были схвачены матросами. Они охали и стонали, но ни одного слова не сорвалось сих уст. Как будто они стыдились вымаливать себе прощение.
Минуту спустя их тела, привязанные под мышки, висели на вантах[8] и качались над морской пучиной.
— Теперь вы можете свободно маневрировать, — произнес Бискар со злобной усмешкой.
Капитан, бледный как полотно, с испугом взглянул ему в глаза. В эту самую минуту мачты угрожающе затрещали под страшным напором ветра.
Судно накренилось, словно застигнутое врасплох этим внезапным нападением разъяренной стихии.
Капитан бросился отдавать приказания.
Корабль, подхваченный ветром, со страшной быстротой несся по волнам.
Ужасный вид представляло в эту минуту море.
Шквал бешено ревел. Волны вздымались горами. Судно прыгало по ним, как мячик, и жутко скрипело сверху донизу.
Густые черные тучи, заволакивающие все небо, местами разрезались молниями, которые огненными полосами отражались в воде.
Дикому реву бури вторил голос капитана, громкий и резкий, как сигнал трубы. Забыто было все, кроме страшной опасности.
Маладретт стоял возле командующего кораблем и передавал экипажу его приказания. Судно казалось живым существом, напрягающим все силы, чтобы вырваться из когтей страшного чудовища. Бискар с двумя членами Высшего Совета Волков стоял на носу судна, возле бушприта[9], конец которого временами рассекал волны.
Глава Волков, без шляпы, гордо вскинув голову, казалось, вызывал на бой разъяренную стихию. Борьба этого рода, для него еще новая, как-то странно возбуждала и увлекала его. И в этом случае он тоже не сомневался в своем торжестве.
— Лети же проклятый бриг, — кричал он, протянув руку к морю, — лети скорее! Пусть ураган подгоняет тебя! Как можно быстрее — вперед! Туда, к тем сокровищам, которые должны дать мне власть над миром! Смотри, не поддавайся буре, ты несешь на себе будущего повелителя мира, Царя Зла!
