— Лети же проклятый бриг, — кричал он, протянув руку к морю, — лети скорее! Пусть ураган подгоняет тебя! Как можно быстрее — вперед! Туда, к тем сокровищам, которые должны дать мне власть над миром! Смотри, не поддавайся буре, ты несешь на себе будущего повелителя мира, Царя Зла!
В эту минуту раздались страшные раскаты грома. Одна из мачт переломилась и с треском обрушилась на палубу.
Матросы бросились туда с топорами.
Снасти были мигом перерублены, обломки отделены от ствола и брошены за борт.
Командовавший кораблем отлично знал свое дело. Матросы необыкновенно дружно и ловко исполняли его приказания. Все эти люди с позорным прошлым перед лицом опасности ощущали в себе силы и мужество солдат. О, это был страшный бой человека со стихией!
Бой не был скоротечным. Проходил час за часом, а буря не унималась.
Бискар подошел к капитану.
— Вы справитесь с ураганом? — быстро спросил он.
— Да, — отвечал тот. — Через час наступит утро и шторм прекратится.
Он сказал правду.
Вскоре бледные лучи рассвета показались на горизонте. Ветер утих, судно снова спокойно неслось по волнам.
Крик торжества вырвался из груди Бискара.
Бриг очень мало пострадал. Мачта, на которой подымают парус в бурю, заменила ту, которая сломана была ураганом.
— Какое-то судно слева от нашего! — раздался вдруг крик вахтенного.
В ту же минуту Бискар, вспомнив о двух своих несчастных жертвах, торопливо заглянул за борт.
— Проклятие! — прошептал он.
Канаты, связывающие их тела, были разорваны.
Мюфлие и Кониглю исчезли.
Значит, морская пучина похитила у Бискара его жертвы? И этот изверг проклинал смерть, которая, более милосердная чем он, сжалилась над мучениками.
— Судно слева от нас! — повторил матрос.
Бискар схватил подзорную трубу и стал смотреть в указанном направлении сквозь беловатый туман, расстилавшийся над морем.
26
ПОГОНЯ ЗА РАЗБОЙНИКАМИ
В то время, как проклятый бриг боролся с бурей, другое судно подвергалось той же участи.
Оно не походило на зловещий корабль, который нес на борту человека, назвавшего себя Царем Зла.
Стоя на мостике, капитан корабля спокойно отдавал приказания. Возле него стояла на коленях женщина, понурив голову и закрыв лицо руками.
— Все хорошо! — сказал капитан, повернувшись к даме.— Буря — наша надежная союзница. Ветер удваивает скорость нашего корабля!
— Я не боюсь, Арман, — отвечала дама. — Я уповаю на святость нашего дела. Разве борцы за правду могут быть побежденными? Мы непременно догоним их, хотя бы потому, что там, на бриге, Бискар, — добавила она шепотом.
Лети, корабль, лети по бешеным волнам. Догони воров и убийц! Спасибо тебе, буря, за то, что ты приближаешь мать к ее несчастному сыну.
Судно называлось «Надеждой».
Французский флаг развевался на его мачте.
Все паруса на судне опущены. Его грациозные очертания облагораживали картину бушующего моря. Судно, казалось, не боролось с бурей, а играло с ней, превращая ее в своего союзника.
Арман де Бернэ был капитаном.
Арчибальд де Соммервиль стоял на руле.
Братья Правый и Левый были матросами.
Ламалу, старый Ламалу, вне себя от восторга, что еще раз пришлось ему побывать в открытом море, выбивался из сил, исполняя приказания Армана.
И наконец, там была и маркиза де Фаверей, покорная, безропотная, живущая надеждой, готовая вынести все опасности.
Убежав из таверны «Золотой якорь», Правый и Левый, не теряя ни минуты, бросились в Париж.
Жертва Мюфлие не должна была пропасть даром. Оба вернулись в дом маркизы, и их внезапный приход помешал несчастной женщине привести в исполнение ужасную идею, посетившую ее в минуту отчаяния.
Разве теперь могла она думать о смерти, отступить перед новой борьбой, внезапно открывшейся перед ней, борьбой, которая требовала всех ее сил! Нет, это было бы преступлением! Ведь борьба эта была ее священным долгом. Кому, как не матери, следовало защищать свое детище, кому, как не ей, надлежало вырвать из рук гнусного Бискара эту драгоценную добычу!
Неужели после стольких лет томительной неизвестности, доводившей несчастную мать до отчаяния, теперь, в ту минуту, как она узнала, наконец, судьбу своего ребенка, неужели должна она была навсегда отказаться от него, покончив с собой?
Арман де Бернэ прерывающимся от волнения голосом в нескольких словах набросал план их будущих действий.
Небольшая рать этих честных, благородных и мужественных людей готова была до последней капли крови бороться с гнусным предводителем бандитов, Царем Зла и Преступления, и, спаянная любовью и самоотверженной преданностью, она решилась, не теряя ни минуты, пуститься в погоню за исчадием ада.
Никто из них ни на одно мгновение не сомневался, что Бискар оставил в живых сына Марии.
Очевидно, негодяй продолжал выполнять свой адский план мщения.
Снова бросит он Жака в водоворот жизни и, быть может, на этот раз и удастся ему толкнуть неопытного юношу на путь порока, и несчастный сын маркизы в конце концов потеряет честь и совесть — вот каким путем пытался отомстить Марии де Фаверей ее злейший враг!
Сообщение братьев Мартен неожиданно пролило свет на его планы.
Значит, экспедиция в Камбоджу имела далеко идущую цель.
Следовательно, он перехватил тайну сокровища, которое так долго и безуспешно искал де Белен, как это видно было из записок покойного герцога, обнаруженных следствием.
Во всей полноте открылось перед ними грандиозное и гнусное дело беглого каторжника. Шайка «Парижских Волков» желала овладеть этими несметными богатствами, которые дали бы ей возможность создать громадную армию и держать в страхе цивилизованное человечество.
— Нам предстоит спасать не одного только Жака, но и все человечество, — сказал Соммервиль. — Преступление, имеющее в своем распоряжении громадные финансы? Что может быть ужаснее этого? Тогда целая армия гнусных подонков общества разойдется по всей земле, и нигде не будет прохода от этих негодяев, стремящихся к злу ради самого зла, жаждущих мести и преступлений!
Члены «Клуба Мертвых» новой клятвой скрепили свой союз в этом новом деле.
Они поклялись посвятить свои силы и жизни святому делу пресечения этих ужасных замыслов.
— Я готов! — сказал Марсиаль.
И за ним Зоэра повторил проклятие нечестивцам, осмелившимся наложить святотатственную руку на священное наследие царей кхмеров. Если убийцы Марсиаля и Эни уже умерли, то наказание должно было постигнуть и тех, которые желали воспользоваться плодами этого преступления и продолжить его.
Даже сэр Лионель Сторригэн и тот, казалось, понял всю важность стоящей перед ними задачи. Всегда бесстрастный, с неподвижным, как у мертвеца, взглядом, он пожал руки Арчибальду и Арману, сказав:
— Вот и я.
Мария молча слушала слова своих друзей.
Пристально смотрела она на маркиза, этого человека, ни на минуту не изменявшего своей обычной доброте и великодушию. По-видимому, она хотела что-то сказать, но не решалась.
Наконец, она встала и, подойдя к старику, почтительно опустилась перед ним на колени.
— Теперь выслушай меня, ты, который был мне столько лет отцом и другом! Слышишь, что говорят эти люди? Чтобы спасти сына Жака де Котбеля, они готовы идти навстречу величайшим опасностям. Я, в свою очередь, спрашиваю вас: имеет ли право мать отступать перед подобной задачей? Маркиз де Фаверей, ответьте мне по совести, согласны ли вы отпустить меня с ними?
Все вскрикнули при этой неожиданной просьбе маркизы.
Как! Эта женщина, убитая горем и отчаянием, смело решилась идти навстречу всем трудностям и опасностям экспедиции, которая Бог знает чем еще могла кончиться, быть может и смертью, напрасной смертью!
Но маркиз де Фаверей отлично понимал, что происходило в сердце матери: нежно поднял он бедную Марию и своим спокойным, уверенным голосом произнес:
— Ты первая должна обнять своего сына! Поезжай с Богом! И да поможет тебе Божественное Правосудие!
— О, благодарю тебя, друг мой! Ты понял меня! Ах, прости мне, что я покидаю тебя, что я бегу от нашего мирного семейного очага! Но, оставаясь здесь, я не в силах была бы дожить до возвращения наших друзей. Страх и беспокойство убили бы меня, и, может быть, в тот день, когда Жак, снова вступив на землю Франции, бросился бы обнять меня, называя своей матерью, он нашел бы холодный труп, и мои бледные губы не в силах были бы тогда ответить на его первый сыновний поцелуй!
— Поезжай! Господь с тобой! — повторил маркиз де Фаверей. — Старик дождется тебя. Он будет жить для того, чтобы видеть тебя, наконец, счастливой! В тот день, когда закроешь ты ему глаза, как счастлив будет он, если, склонившись над его смертным одром, ты скажешь ему: «Именем Жака де Котбеля благодарю тебя, друг мой, за то, что ты тогда спас меня от отчаяния!»
