А. Сокращенно — Эрема. Переделали в Ерему. Постепенно.
— А что такое модель «А»?
— Значит, начальная. «А» — первая буква в алфавите.
— А что, собирались строить на все буквы?! — радуется Юрка. — Тридцать три братца-богатыря! Самый умный на букву «Ы»!
Ерема опускает голову на ребристой резиновой шее. Потом говорит негромко, будто не Юрке, а себе:
— Мне хватило бы и одного…
Нам почему-то не по себе. Даже Юрке.
— Ладно, старик, ты не обижайся.
— Электронные системы не обижаются, — сухо отвечает Ерема. И видимо, это неправда.
Я с досадой гляжу на Юрку и говорю:
— Ерема, дай ему валенком по копчику, чтобы не болтал!
— Не могу, — объясняет Ерема с явным сожалением. — Робот не может наносить вред человеку.
— Какой же это вред? Это ему только на пользу!
Ерема поднимает голову и, кажется, всерьез обдумывает задачу: вред или польза?
— Но-но, — говорит Юрка и на всякий случай лезет на верхние нары. Туда тяжелому Ереме не забраться.
— Вопрос отпадает, — подводит итог Ерема.
Мы смеемся. Даже Ерема весело похрюкивает резиновым носом. И опять нам хорошо вместе.
В «Курятнике» мы собирались обычно по вечерам. Днем у каждого хватало своих дел. У меня, у Юрки и Янки — известно какие дела: каникулы на дворе. Янка, кроме того, каждый день ходил на музыкальные занятия. Ерема чистил башмаки прохожим или копался в своем электронном нутре, паял там что-то. Глеб тоже был занят. Начальник станции взял его на временную работу: разбирать старые документы и оформлять стенгазету для пассажиров (которых почти не было). За это Глебу кое-что платили. Он купил себе пару новых башмаков и рубашку.
А еще он купил несколько пачек бумаги, копирку и каждый день щелкал на моей машинке. Быстро-быстро! Многие листы рвал, а уцелевшие складывал в стопку.
Один раз я прибежал раньше Юрки и Янки, а Глеб сидит над машинкой сгорбившись, чешет за ухом снятыми очками. Повернулся ко мне — лицо без очков незнакомое и ужасно печальное.
— Не получается ничего, Гелька… Думал, напишу по порядку, тогда во всем разберусь. Мыслишки приведу в порядок. А ничего не выходит. Белиберда, каша…
Я переминался перед ним, не знал, как помочь. Глеб широченной ладонью провел по моему ежику.
— Пойду передохну…
Я остался у машинки. Две стопки напечатанных листов лежали на краю стола. Но лежали они вниз текстом — буквы еле просвечивали через бумагу.
Любопытный черт подтолкнул меня. Знал ведь я, что свинство это — совать нос в чужие бумаги, а рука сама приподняла листок…
Прочитать я не успел ни слова. Глеб кашлянул за спиной. Когда он вернулся?
Тут бы и провалиться мне сквозь дощатый пол, сквозь шпалы, сквозь кору Земли. Глубже Ярксонской скважины, на которой работает отец. Не провалился. Только башка опустилась, а шею и уши будто капроновой мочалкой надрали.
А Глеб сказал, словно ничего не случилось:
— Да ничего там хорошего, путаница всякая. До сути я еще и не добрался… Почитай, если хочешь.
Лучше бы взял за шиворот да выставил из «Курятника».
— Я нечаянно… — глупо пробормотал я.
— Да? — вздохнул он. — А я думал, тебе интересно.
— Мне… интересно, — выдавил я, не поднимая головы.
— Ну и возьми. Можешь забрать домой и почитать. У меня два экземпляра на всякий случай…
Я понемногу перестал краснеть и отдышался. И хотел взяться за чтение прямо сейчас. Но пришли Юрка с Янкой, а за ними грустный Ерема.
Ерема взгромоздился на сундук, запахнул куртку и мрачно проскрежетал:
— Выключиться, что ли?..
— Ты чего кислый? — спросил Глеб, забираясь на верхнюю полку и прихватывая машинку.
— Меланхолия, — сказал Ерема. — Все пар-ршиво. Один на свете.
— Как это один? — осторожно сказал Глеб. — А мы?
— Вы — хорошо. Но это недолго. Будет осень, все разойдутся, «Курятник» будет пустой. Это с одной стороны…
— Все равно мы тебя не бросим, — сказал я.
— Понимаю. Это тоже хорошо. С другой стороны. А с третьей стороны, все равно я один такой.
— Тогда обзаведись детьми, — посоветовал Юрка. — Построишь домик, будешь сидеть с ними у камина и рассказывать, как развлекался в молодости… Только не оставляй их на тетушек.
— Откуда у Еремы тетушки! — сказал Янка.
— Да, — согласился Ерема. — И где взять детей?
— В самом деле… — заметил Глеб.
— Откуда вы вообще беретесь? — сухо спросил Ерема.
Юрка хмыкнул. Глеб завозился на верхней полке и сказал:
— М-м… да. Видишь ли, Ерема, человеческий опыт все равно тебе не пригодится.
— Я не для опыта. Для информации. Я эту проблему еще не изучал.
Юрка захихикал. Янка лежал на нижней полке, закинув руки, и внимательно рассматривал над собой доски. Я оглядел всю компанию и бодро заговорил:
— Видишь ли, Ерема, это большая волокита. Прежде всего нужны два человека — папа и мама. Они договариваются, какой должен быть ребенок. Потом они идут… в это… в магазин «Детский мир», в самый малышовый отдел, подают заявление… Да, еще документы нужны, что они именно папа и мама. От других родственников и от посторонних заявки не принимают… Ну, а потом приезжает почтовый фургон, приносят заказ: розовое дитя в коробочке. Воспитывайте… Иногда, правда, перепутывают. У меня мама и папа хотели девочку, а получили рыжего бестолкового мальчишку.
— Почему же обратно не сдали? — спросил Глеб.
— Обратно не принимают. За какого расписались, такого и воспитывайте.
Янка задумчиво сказал:
— А со мной не так было. Мама и папа никого не ждали, а в окошко влетел ветер. Маленький такой ветерок, закрутил по комнате всякие бумажки, лепестки с букета. А когда вылетел — пожалуйста. Я лежу на кровати… Мне дедушка рассказывал.
Я покосился на Ерему и спросил придирчиво:
— Но документы у мамы с папой все-таки были?
— Конечно!
Юрка зевнул и сказал:
— А обо мне предания молчат. Думаю, обошлось без документов. Ты, Ерема, не верь этим бюрократам.
— Балбесы, — отчетливо произнес Ерема. — Вы не поняли вопроса. Я спрашивал, как получаются дети такие, как вы. Бестолковые и вредные.
Глеб обрадованно захохотал. Но потом спохватился:
— Ерема! Это сложный научный вопрос. Они же все разные. Вот Янка, например, он вместе со скрипкой на свет появился. Почему?
—
