на своих парусах, но со знатным креном.
Командовал фрегатом один из королевских родичей, высланный на юг то ли за любовницу-интриганку, то ли за излишнее внимание к королевской казне. Но шкипером он был отменным, тут Дороти отдавала должное, да и команда на “Изабелле” подобралась вышколенная и опытная. Так что адмиральский “Мартин” мог сколько угодно сверкать позолотой и бряцать щитом — драться будет девчонка. Флагман станет подстраховывать и добивать, а значит, до поры до времени он не опасен.
Пока все шло согласно плану: “Свобода” преодолела смену течений и, подпрыгивая на волнах, выбралась в открытый океан, который на самом краешке горизонта становился изумрудно-зеленым — там Крабовое море сливалась с морем Мертвецов.
“Изабелла” окончательно вышла из тени флагмана и, набирая ход и в точности повторяя маневры Дороти, двинулась вперед. “Святой Мартин”, напротив, прибрал паруса, отстал, всем видом показывая, что столь мелкая дичь его не волнует. У самой кромки берега возникли еще две тени — иверцы спешили прикрыть адмиральский зад на тот случай, если тут вместо одной “Свободы” шарится десяток алантийских кораблей.
“Изабелла” миновала перекресток течений и поставила паруса. Дороти взяла на левый борт — немного, самую малость, чтобы не потерять ветер. Выгадала еще минуту. А потом еще. И еще. Но “Изабелла” была настырной дамой и спустя десять минут разом отыграла сотню ярдов, прихватив удачный порыв ветра.
Из гнезда донесся свист, а потом замахал руками кто-то из матросов, чье зрение было сродни ястребиному, — подавали сигнал, что на иверце стояла носовая пушка. И даже не одна. Через некоторое время Дороти и сама разглядела, что возле носовой фигуры народу впятеро больше обычного.
Первый залп они получили спустя полчаса — когда “Изабелла” уже дышала им в спину, как борзая кролику. Копошение на носу внезапно прекратилось, и Дороти, чувствуя недоброе, заложила руль на левый борт, вопреки опущенному справа косому парусу.
Грохнуло.
“Свободу” качнуло, накренило, и поэтому заряд угодил не в палубу, а в бок, стесав точно лезвием с досок наросшие ракушки. Второй выстрел и третий были промахами.
У Дороти получилось поймать ветер, и одновременно с этим у нее за плечом появился Фиши.
— Балласт? — запыхавшись, спросил он. — Резать?
Дороти отрицательно помотала головой и кивнула на руль, чтобы Фиши перехватил штурвал.
Можно было делать ставки, как быстро “Изабелла” поймет, насколько мала команда “Свободы”. Дороти полагала, что хватит двух залпов. Если противник сообразит, что экипажа у них кот наплакал, — может рвануть на абордаж. И вот тут-то хорошо бы иметь под рукой Сердце Океана.
Но до такой степени Дороти себе не льстила. Против сотни солдат с ружьями и пулями в стволах никакая мистическая сила не спасет. Быть может, вернув свои возможности, она отбросит первую волну нападающих, а дальше те откроют плотный огонь — и спаси их всех Черная Ма!
А еще скорее — “Изабелла” не купится на малочисленность команды и просто расстреляет их издалека, а потом постоит рядом с догорающими на воде обломками.
И Морено, как опытный капитан, должен это понимать. Наверняка. Не может не понимать. Только вот где его дьявол носит?
Глава 23. "Изабелла"
Фиши подхватил штурвал и уперся обеими ногами, удерживая колесо — на такой скорости смещение руля даже на гран имело значение, и держать нужно было крепко, крепче, чем невесту в первую брачную ночь.
— Когда дам сигнал, вставай правым бортом. Где Морено?
— Понял, правым. Морено не видел, капитан.
Дороти, про себя усмехнувшись очередной оговорке рулевого про “капитана”, сбежала с мостика вниз, на ходу прикидывая, что у нее есть четверть часа на пару неприятных сюрпризов для “Изабеллы”. Не больше. Но она успеет.
Подарок Астина грустил в одиночестве — все, кто мог, помогали с парусами, остальные занимались большими пушками.
Фиши слово сдержал, зарядил “малышку”. Даже предусмотрительно оставил рядом запас пороха, шомпол и огонь в закрытой прочным стеклом лампадке. На сколько ярдов будет бить “подарочек”, Дороти угадать не бралась, но, зная фон Берга и его привычку никогда и ничего не делать просто так, навела пушку, взяв на два пальца выше вражеской палубы.
С “малышкой” управляться было куда легче, чем с палубными орудиями, на каждое из которых требовалось по три человека.
Дороти подтащила мешки с песком поближе туда, куда могло снести откатом выстрелившую пушку. Зажгла о лампадку короткий факел, обернутый в тонкую жесть и замотанный поверх в толстые мокрые тряпки. Еще раз поправила прицел, махнула рукой некстати влезшему помогать матросу, чтобы тот нырнул обратно в трюм, и запалила порох.
“Малышка” взяла время на раздумье, секунд десять — Дороти как раз успела отойти за бухты с канатами и заткнуть уши — и неожиданно тихо выстрелила. Обычно от залпа мортиры или гаубицы слуха лишало сразу, а здесь только тонкий звон в голове остался, сквозь который все так же свистел ветер и раздавались крики Хиггинса, дающего указания матросам.
От силы отката пушка слетела с импровизированного лафета и, если бы не подложенные мешки, пробила бы палубные доски.
Однако результат выстрела был заметен. Невооруженным глазом.
Носовая фигура “Изабеллы” — обнаженная по пояс дева с черными кудрями и мечом в руке — лишилась половины головы, открыв разом дыру во внутренности корабля и прекрасный вид на одну из носовых пушек, где мельтешили солдаты.
Дороти достала подзорную трубу. И точно: ядро из “малышки”, развалив нос, не остановилось, а пробило переборку и раскрошило одну из балок.
Особого вреда такой выстрел не причинил, но неприятно удивил врагов и ошарашил точностью и дальностью.
Фиши всерьез взялся доказать, что командор зря его гнала с мостика: опять вытворил нечто, увеличив разрыв между судами сначала на кабельтов, а потом на все три. Что ж, Дороти не сложно — она принесет извинения. Правда, есть основания полагать, что разговор этот случится уже в царстве теней.
Они боком вошли в течение, прибавляя его скорость к своей.
Возле носовых пушек иверца поднялась нешуточная суета, кажется, их перенацеливали, но расстояние между кораблями все росло и стало уже более четырех кабельтовых. Обычные орудия, заряженные обычными ядрами, на такой дистанции были бесполезны.
Дороти скинула мундир, перетянула волосы, которые давно уже стоило обрезать по морской моде, но все было жаль. Доран говорил, что у нее самые красивые волосы во всей Алантии. Врал, как теперь понятно. Дороти дала себе слово, что сменит прическу. Ни к чему хранить то, что наводит на грустные воспоминания.
Дороти решила использовать неожиданное преимущество по полной: ядра
