«…Соединения германской армии, с их пушками и артиллерией ставят себя в распоряжение Совета народных представителей.
Это движение направляется Германской социал-демократической партией (СДПГ) и Независимыми социал-демократами (НСДПГ).
Переход всей армии на сторону революционных партий является гарантией для выживания революции …»
Разумеется, то была ложь. Во взорванной революцией стране, единственный легитимный правитель которой пребывал сейчас за голландской границей, никто и ничто не могло гарантировать преданность армии наспех сформированному правительству.
Новоявленный германский кабинет, получивший название «Совета Уполномоченных», возглавлялся, разумеется, самым красноречивым из демагогов — никому неизвестным ранее социалистом Эбертом, занявшим пост председателя правительства, министра внутренних дел и руководителя военного ведомства одновременно. Выбранный то ли диктатором, то ли козлом отпущения в преддверии приближающегося сокрушительного военного фиаско, «либеральный» премьер-министр принялся энергично уничтожать остатки прежней государственной и военной машины. Армия рассыпалась под властью Уполномоченных, практически, на глазах в пальцах, однако Эберт и прочие «пламенные ораторы» из числа революционного правительства, видели залог успеха не в укреплении дисциплины и жесточайших репрессиях, а в «"демократизации»" армии, а также освобождении ее от неугодных им монархически настроенных лиц.
В результате, уже в первых числах апреля (темпы «освоения» социалистами власти действительно потрясали) воинскую службу в германской армии были вынуждены оставить более 120 высших военачальников, в том числе 75 командиров дивизий, 35 командиров корпусов, два главнокомандующих армиями фронтов и один помощник главнокомандующего, 8 командующих армиями, 5 начальников штабов фронтов и армий. После подобного «избиения» профессионального офицерского корпуса, надежд на возрождение у немецкой армии не оставалось даже в принципе.
Пока берлинские Уполномоченные и депутаты Советов тонули в потоках митингов и демагогии, наступление русских стремительно развивалось. Понимая, что в скорости продвижения кроется главная козырная карта психологического давления на уже дрогнувшего врага, Сахаров рекомендовал подчиненным, не распыляя силы и средства на решение второстепенных задач, достигнуть намеченных целей наступления, а именно полной оккупации Галиции и Лондомерии, и продвижения по всему фронту до устья Дуная и до Карпат. Главный удар Юго-Западного фронта предполагалось при этом нанести войскам Лукомского. Вспомогательная роль отводилась Румынскому фронту в Добрудже. Северный и Западный фронты должны были действовать по усмотрению их главнокомандующих и оказывать максимальное содействие продвижению на юге и юго-западе.
Лукомский поставил войскам задачу:
11-я армия должна была наступать через Львов на Злочув и Глиняны, а 7-я — продвигаться дальше к Карпатам в направлении Бобрки через Бржезаны, охватывая их с двух сторон.
8-й армии ставилась задача наступать вдоль Карпатского хребта на Калуш и Болехув, оттесняя противника к реке Стрый.
«Особой армии» отводилась роль по сковыванию, но отнюдь не прорыву обороны немецкой группы армий генерал-полковника фон Линзингена. Значительные резервы фронта (4 корпуса во главе с генералом Корниловым) и объединений (по 2 корпуса в 7-й и 11-й армиях) должны были обеспечить развитие дальнейшего успеха.
5 апреля 1917-го года, оставив в захваченном Львове крепостной гарнизон, русские корпуса выдвинулись для дальнейшего наступления.
В тот же день, примерно в три часа пополудни, огонь артиллерии обрушился на и без того поредевшие от дезертирства позиции Линзингена и Бём-Эрмолли. Обстрел продолжался без перерыва до 5 часов утра следующего дня. Кроме того, артиллерийские позиции оборонявшихся подверглись страшной газобалонной атаке.
В 6-00 шестого апреля, после этой феноменальной, возможно, самой мощной артподготовки за все время войны на Восточном фронте, армии генерала Лукомского рванули к Карпатам.
Уже к 9 часам вечера неистовые усилия русских войск увенчались успехом. Оборона противника была прорвана у села Зборув, на стыке 54-й и 19-й немецких пехотных дивизий. Тем самым удалось достичь значительного превосходства в силах — на неприятельский полк приходилось по соединению. Отбив контратаки, 4-я и 16-я дивизии русских окружили 81-й немецкий пехотный полк, австрийский Украинский легион и штурмовой батальон немецкой 54-й дивизии.
Ночью того же дня, 19-я австрийская дивизия попыталась отбить Зборув яростной контратакой. К трем ночи к месту ужасающего сражения с обеих сторон были подтянуты артрезервы — и началась бешенная дуэль. Попытки овладеть скромной точкой на карте Галиции продолжались вплоть до рассвета. Потери оказались настолько велики, что Лукомский и Линзинген задействовали едва не половину всех оперативных резервов. В остаток ночи с шестого на седьмое апреля в районе Зборува по очереди перемалывались 35я, 22я, 42я, 92-я пехотные дивизии русских, 75-я и 86-я стрелковые немецкие дивизии, 4-я и 6-я русские Финляндские дивизии, 49й армейский корпус австрийцев, а также австрийская Лейб-гусарская.
Жарким утром 7 апреля, когда едва оттаявшая от зимнего снега земля стала обугленной от артиллерийских снарядов, на «лунные руины» когда-то живописного Зборува, вошли новые русские резервы. Двоекратное превосходство в численности — решило ничтожный вопрос.
Прочти не имея в распоряжении хоть сколько-нибудь боеспособных соединений (все «дисциплинированные» дивизии уже примерно часов двенадцать удобряли собою дерн под Зборувом), и не имея ни малейшего основания полагаться на разложившиеся «революционные части» или новобранцев, Лизинген отдал приказ об общем отступлении группы армий в направлении к Тарнополю и Трембовли.
После этого Восточного фронта для немцев более не существовало! Огромная рваная полоса земли, изрытая траншеями, изгаженная колючей проволокой и воронками от снарядов тянулась на двести километров вдоль Вислы к Карпатам и никем более не охранялась. Линзинген отдал приказ отодвинуться на пять километров и зарываться в землю. Но после гибели кадровых соединений, приказы старого генерала выполнять не собирался никто. Все еще могучие, едва не стотысячные немецкие армии и австрийские корпуса распылялись по трактам потоками дезертиров — бросая тяжелую технику, осадные орудия, склады, броневики.
Всякое сопротивление гуннов немцев отныне теряло логический смысл. В обычных условиях (всего месяц назад) прорыв фронта даже на столь широком участке не принес бы решительного результата. Нырнувшие в брешь наступающие русские дивизии нуждались в снабжении: продираясь сквозь фронт, они отходили от своих баз, бредя по вражеской территории и теряя темп с каждым часом. За это время противник копил резервы, вгрызался в землю на новой линии обороны, и позиция замирала. Однако нынче резервов у немцев не было!
Над «брешью» Сахарова тянулись к Балтике Западный и Северный фронт, где оставались еще боеспособные немецкие части. Но ниже прорыва — лежали Румыния и Карпаты, где царил уже полный разброд. После смерти Императора Карла — последнего Габсбурга, которого еще могла принять измученная страна, правительство в Вене держалось исключительно по инерции, надеясь, что схватка с русскими за Карпаты либо приведет как каким-то мелким успехам, после которых будет возможно заговорить о новом наследнике, либо …
Сейчас наступало именно это, второе «либо», однако что кроется за ним — не знал уже никто. В Австро-Венгрии не было сильных рабочих партий, однако многонациональный состав «лоскутной монархии», являл собой даже более страшную взрывную смесь.
В мгновение ока, вслед за откатом под Зборувом, все мягкое подбрюшье Германской Империи протянувшееся через половину Европы вплоть до швейцарской границы оказалось обнажено.
Венгрия и Моравия, Чехия и Кроатия, Трансильвания и Словакия, Галиция, и Воеводина, оккупированная австрийцами Сербия, Тироль, Словения, сама Богемия наконец, — все эти огромные территории четыре года прикрывавшие Германию с юга и позволявшие ей вести войну на два фронта принялись требовать независимости от Вены и стали вдруг огромным пожарищем, полем для Революции, по которому двигались, затаптывая, а иногда и питая этот пожар оружием, союзнические войска.
Двух фронтов отныне не существовало — их стало двенадцать, двадцать! Каждый километр немецкой южной границы превращался теперь в новый фронт.
Маккензен, возвращенный в Берлин, и поставленный (безнадежно) во главе генерального штаба, все еще пытался сопротивляться. Он стягивал войска, топил в крови бунты (где мог), надрывался в патриотических воззваниях к нации и солдатам. Откатившись от Риги, немцы спешно заняли Чехию. Немногие боеспособные части сконцентрировались в Берлине, а отдельный гвардейский стрелковый корпус, сорванный прямо из Вердена, ворвался в Вену, пытаясь водворить там порядок. Но все было бесполезно — в.
