основном, понятны… А вот мелодия… Буду воспроизводить так, как пока вырисовывается…
Оба зрителя коротко кивнули и, не мигая, уставились на меня.
«Ну, и семейка… Интересно было бы посмотреть на фотографию Альдониной мамы… как-нибудь…»
И замычал вступление:
— Там-там-та-та-там-та-таааааа… (— Это клавиши и скрипки! — новые кивки.) Та-там-та-таа-та-та-таааа…
На протяжении всего вечера "папаша Веверс" успешно изображает "домашнюю расслабленность". А когда мы с Альдоной слегка попикировались на тему "съедобной дворняжки", он даже растянул мышцы лица в имитации малопривычной для него улыбки. Со стороны прибалт больше напоминает не человека, а сытого крокодила, лениво наблюдающую за партией в пинг-понг. Моя реплика — он смотрит на меня, отвечает Альдона — смотрит на дочь. А улыбка, прям, как приоткрытая зубастая пасть, и захочешь — не поверишь.
И это не Чурбанов, который встретил нас с Клаймичем у себя дома в вязаной кофте и тапочках! Веверс одет в костюм-тройку и, лишь сев за стол, повесил пиджак на спинку стула и ослабил галстук.
Закончив махать руками и изображать музыкальное вступление, я загундосил:
— Жил-был худооожник одиииин, домик имееел и холстыыыы, но он актрииису любииил, туу, что любилаа цветыыыы…
Риск был небольшим. По интернету гуляла байка, что эта мелодия написана Паулсом в 70-е годы, но я наткнулся на его интервью, где он прямо говорил про 1981 год. Слова Вознесенский писал уже на музыку, так что, соответственно, еще позже. Кто-кто, а семейство латышей мне точно бы указали, что эта мелодия мною сплагиачена у латышского композитора. На что уже была готова отмазка: "А! Значит где-то слышал… А думал, что из головы…". Неприятно, хотя и не смертельно.
Впрочем, обошлось без сюрпризов.
— …кто влюблеен, и всерьееез. Свою жизнь, для тебя, превратииит в цветыыы…
Молчание.
— Забавно…
Это задумчиво изрекает Альдона. И по всей видимости это — похвала…
— Очень симпатично… Ты сочиняешь одновременно и музыку и стихи? — ее папа, даже в оценке "моего" творчества, сегодня более щедр, чем дочь.
— У меня слова рождаются в голове, обычно, сразу с мотивом… — тут я ничем не рискую, как говорилось (или еще скажется!) в одном известном фильме: "голова — предмет темный и исследованию не подлежит", так что никто меня оспорить или уличить не сможет.
Переведя дух, я снова уплетаю за обе щеки, какие-то "волшебные" маленькие шашлычки, принесенные Альдоной с кухни. Нежнейшие кусочки мяса и куры, попеременно с запеченными овощами, откровенно намекали, что есть в жизни вещи, за которые можно совершить пресловутую "продажу Родины"!
Занимательный монолог Веверса о древней истории Кореи, вообще, и о корейской кухне, в частности, периодически прерывался "невинными" вопросами, любезно дававшими гостю возможность тоже поговорить.
— И как давно ты сочиняешь песни? А почему раньше никому о своих песнях не рассказывал? Откуда ты знаешь итальянский язык? Сколько ты его учил? Какими самоучителями пользовался?
Имант, мать его, Янович неплохо маскируясь и изображая саму любезность, проводит банальный допрос! Возможно, при других обстоятельствах, я и среагировал бы иначе. Даже, скорее всего, послал бы Веверса на хер, сначала вежливо, а потом уже и вполне конкретно, если бы тот не понял "мягкого" варианта. Но сегодня, после всего приключившегося, я воспринимал этот допрос, как "подарок судьбы". Как наглядную демонстрацию того, о чем будут спрашивать в КГБ, если, так или иначе, им представится возможность задать свои вопросы…
— …это-то и было порадоксально: сама Корея в войне не участвует, а на ее территории ведут сражения армии Японии и Китая! Но, как говорится в жизни бывает много странного… Вот ты — например! Ха-ха… Надежда Алексеевна — ваш учитель итальянского, говорит, что специалисты не знают других случаев, когда неноситель языка мог бы писать на нем песни… Как только у тебя получается рифмовать чужой язык, да еще и под мелодию? Что значит "и на других"? Ты знаешь еще какие-то языки? Ты самостоятельно выучил ШЕСТЬ языков?!
На этом месте псевдодобродушие "папаши Веверса" единственный раз дает сбой и он, буквально, вгрызается в меня взглядом.
А вот к моей версии это огромный плюс! Непонятное владение одним иностранным языком — подозрительно, а вот шестью — это уже закономерность. Да, пусть ГЕНИАЛЬНАЯ, но — закономерность!
Вообще-то, я тоже удивился, хотя и сумел не показать внешне. А повод для удивления у меня был, как бы, и не меньше, чем у отца Альдоны. Это что же получается, что дочурка не передала папе наш разговор про языки?! Меня или обманывают, или это очень странно…
В целом наш разговор пока не представлял особой сложности. Что мне чужое удивление или недоверие, я же языки ЗНАЮ. Я же их ВЫУЧИЛ. Я же — МОГУ. Хотите проверить?! Готов пообщаться на любом! Да, не все в совершенстве, конечно, но я говорю и понимаю на итальянском, немецком, испанском, английском, французском и португальском… Ах, да… ну, и песни пробую на них сочинять. Не на всех пока получается… не одинаково хорошо, но я стараюсь!
И на этой позиции я собирался стоять незыблемо и до конца!!! Конечно, были и слабые места. Самое слабое — это мама. Почему о моих успехах полиглота не знает даже родная мать?
Но и здесь я собирался обратить свою слабость в силу. Типа, ненавижу что-то делать "из-под палки" — мама хотела, чтобы я научился играть на пианино — мой мозг принципиально не усваивал ничего из того, что в него пытались втиснуть четыре(!) преподавателя! Стоило бы мне рассказать маме про свои лингвистические успехи и "хобби" превратилось бы в каторгу. А самоучители я покупал в Ленинграде на барахолках — там дешевле всего. Правда потом, по мере изучения языка, приходилось опять продавать — на завтраках много денег не сэкономишь.
Как понимал, что уже выучил? У дедушки приемник есть, ловил радиопередачи на нужном языке и, конечно же, песни!
Дома у меня лежал сильно потрепанный самоучитель португальского, с величайшим трудом найденный на барахолке в Питере. Его замызганные страницы и "поюзаный" внешний вид создавали необходимый антураж. А вот самоучители купленные в букинистическом, на Невском, пришлось выбросить — обнаружилось, что все они имели магазинные штампы с датой продажи.
«— Борман, почему этот офицер фотографирует секретные документы во время совещания в моей Ставке? — Так это же советский разведчик штандартенфюрер Штирлиц, мой фюрер! — Но почему вы его не арестуете?! — А смысл, мой фюрер? Он опять отболтается…»
Верил мне Веверс или нет, по его лицу понять было совершенно невозможно. Важно другое
