по вкусу, мясной суп!
Шампанское и молдавский "Дынный" ликер закончились, поэтому в обед я распечатал экспортный пятизвездночный "Арарат" в хрустальной бутылке. Слово за слово, глоточек за глоточком… Да, меня алкоголь, действительно почти, не берет, а вот Вера… поплыла уже с чуть-чуть… Много ли надо непривыкшей девчонке, да "на утренние дрожжи"?!
Опьяневшая Зая, по-первости, начала терять нить разговора, затем её, без повода, пробило на "хи-хи", а вот потом… Потом, отчаянно заплетающимся языком она стала признаваться… как сильно меня любит! А затем началось… Не могло не "начаться"! Наверное, под воздействием алкоголя у девочки, наконец-то, снесло последние психологические и физические барьеры. И, в это раз, получился не секс, а какой-то… — ТАЙФУН нежного разврата!!!
Когда все закончилось, мы оба были без сил, голодные, как волки и трезвые, как стеклышко…
Шпроты… Снова, те самые, спасительные чудесные шпроты. Колеблющийся свет свечей причудливыми тенями бегает по лицам. Мы кормим друг друга рыбешками с рук. Руки в масле… На сердце тихая нежность. И Верины губы…‥ сладкие от чая и любви…
***
Дураку спокойно не живется — ни дня без приключений! Похоже это теперь станет моим девизом по жизни. И хоть бы что-нибудь хорошее, или доброе, или… хотя бы не такое тупое и детское. Но нет… Не то что я "не ищу легких путей", кривые дорожки сами находят меня.
На второй перемене, ко мне подошли две десятиклассницы. Та, которая посимпатичнее и постройнее, была секретарем комсомольской организации и, уже не в первый раз, стала донимать меня идеей написать песню для "родной" школы. Но сегодня появилась и "свежая заготовка": девчонка чуть ли не прямым текстом напрашивалась в гости — "послушать новые песни"! До меня даже не сразу дошло, что эта старшеклассница, на два года старше меня, просто и банально меня , "клеит"!
Вполне возможно, что это "не дошло" и до нее, но факт — есть факт!
К тому же, история, к сожалению, имела продолжение… Такое же тупое и детское, как и начало. На меня "наехали" четверо десятиклассников! Уже на следующей перемене, после разговора с девицами, они зажали меня в угол коридора, и один из них стал долго и нудно что-то мне втирать про "мое место", про поведение "новичка" и про "уважение к старшим". Даже до его друганов дошла вся нелепость ведущегося разговора и они принялись нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.
Вот только этого мне сейчас и не хватает… Ну, нет у меня других проблем, как выслушивать ревнивый бред прыщавого верзилы с таким острым дергающимся кадыком, что казалось он прорвет кожу на горле своего хозяина.
«Один удар ребром ладони, и ты — покойник… Впрочем, за что тебя дурачка убивать?!»
Попытку "прыщавого мачо" стиснуть мое плечо, я воспринимаю за разрешение к действию. Выпускаю из рук ручку портфеля и, стараясь двигаться, как можно быстрее, наношу подряд четыре несильных удара, с обеих рук.
«С левой опять стало улетать слабее… Бокс пора возобновлять, а то мои чисто постельные "тренировки" Вера долго не выдержит! Вон сегодня с утра искала в аптечке детский крем…»
Я переступаю через лежащую на полу, держащуюся за животы и хрипящую четверку. И сразу же натыкаюсь на… директора школы.
— Здравствуйте, Юлия Захаровна! Мы вот тут с ребятами… баловались, — несу первую чушь, которая приходит в мою голову.
— Я ВИЖУ… — сарказм в голосе директрисы неподражаем, — портфель свой не забудь и иди на урок. Звонок уже прозвенел…
Однако, уже с середины алгебры, меня все же выдергивают в директорский кабинет. Морально готовлюсь к "выяснению отношений", но застаю директора в одиночестве. Она молча указывает мне на лежащую на столе телефонную трубку:
— Тебя…
Изображая одновременно смущение и благодарность, цапаю трубку:
— Алло!
Звонил Клаймич. В Студию, с утра, нагрянула "представительная" военная делегация в лице целого майора Певческо-пляшущих войск. Бдительный милицейский сержант, специально заинструктированный мною и директором, не пустил нежданных гостя даже в здание:
— Не положено!
Так и просидел незадачливый служивый больше часа в своем УАЗике, пока на работу не приехал Григорий Давыдович.
— Витя! Он из ансамбля Александрова, приехал за "Бородино", а у нас есть единственная запись… На коленке тогда слепили… ни слов, ни нот на бумаге нет… — Клаймич был слегка растерян, а фоном в трубке слышался чей-то возмущенный бас.
Демонстрирую проницательность:
— Он там чем-то недоволен?
— Ну… негостеприимноством… что на улице держали… и ноты требует готовые, и слова напечатанные… вот…
Косясь на директора школьного, заполнявшую какие-то таблицы, но явно прислушивающуюся к разговору, я, приглушив голос, выдаю инструкцию директору музыкальному:
— Григорий Давыдович, сделайте для него копию записи. О встрече он заранее не договаривался и подготовить никто ничего не просил. А будет повышать голос… так скажите, что тогда вообще ничего не получит и как будет объясняться со своим начальством — то не наша забота. А если что… то пусть сержант его опять на мороз выставит! И не забудьте ему напомнить, что слова и музыка уже давно зарегистрированы в ВААПе…
Выходя из кабинета, я, буквально, спиной ощущал задумчивый взгляд директрисы.
Леха подъехал к школе уже традиционно после четвертого урока — сегодня мне выпало прогуливать биологию и географию. Пока я учился "высокому, доброму, вечному", "разруливал конфликты" по телефону и "бился за честь прекрасной дамы", "Большой брат" успел встретить на вокзале приехавшую из Ленинграда маму, записаться сразу в две районные боксерские секции и даже затовариться продуктами.
Советские продовольственные магазины — дело сложное и неоднозначное. Разумеется, сейчас хлеб — это хлеб, а докторская колбаса — это реально вкусно, но первоначальный экстаз "переноса" и детская ностальгия прошли, а умиление иссякло…
С утра продуктовый выбор в советской торговой сети чуть разнообразнее, чем вечером, когда после работы набегает трудовой народ. Пустых прилавков времен "пятнистой твари", конечно, нет и в помине, но, в целом, это — постоянные очереди, крайне скудное разнообразие продуктов и перманентное хамство продавцов.
Не так давно, судьба забросила нас в магазин за молоком и, проходя овощной отдел, я испытал футурологический шок — замер и завороженно пялился, как из квадратного отверстия в стене ползет черная лента конвейера, груженная мокрым и грязным картофельными кругляшами разных размеров и форм. Все это ссыпалось продавщицей в железный лоток подвесных весов, а потом через специальный проем в прилавке вываливалось в подставленную покупателем сумку. Периодически картофель застревал, то при подаче из бункера, то в проеме прилавка, и тогда
