она заботливо принесла с чердака, перестелила в нем коврики, поставила обеденный стол и три тарелочки с пластмассовой яичницей и сосисками.
Она так долго копила на то клетчатое платьице. А что, если и в самом деле родится мальчик? Она даже раскраснелась от досады на собственную глупость.
— Уж не температура ли у тебя, детонька? — забеспокоилась миссис Макфейл. — Не хочешь есть, и не надо. Я потом твою порцию подогрею. Яблочного пудинга хочешь?
Джилли мотнула головой.
— Нет, спасибо, — прошептала она и попыталась улыбнуться. За окном солнце опять скрылось, небо помрачнело; но сушка для белья стала ещё больше похожа на потерпевшего крушение ангела. Мысль о том, что он простоит там всю ночь, никому не нужный, никем не любимый, не в силах взлететь, показалась ей непереносимой.
— Давай-ка телевизор включим, — сказала миссис Макфейл. — А то, чего доброго, «Главную дорогу» пропустим. Не о чем и с соседками поболтать завтра будет.
Они сели на неуклюжий коричневый диван и стали смотреть шоу по расплывчатому, взятому напрокат телевизору. Но Джилли то и дело оглядывалась через плечо на серафима во дворе, наблюдая, как его крылья становятся тем больше и мощнее, чем быстрее падает снег. Может быть, он и взлетит, в конце концов.
Миссис Макфейл шумно сосала мятный леденец.
— Чего ты все вертишься, а, детка?
Сначала Джилли смутилась. Но почему-то поняла, что миссис Макфейл можно рассказать всё, и ничего не случится. В смысле, она никому не скажет, не то что бабушка, которая раз взяла и доложила папе с мамой все, что она говорила о школе.
— Ваша сушилка. Она как ангел.
Миссис Макфейл тоже обернулась и посмотрела во двор.
— Ты про крылья?
— Это всего лишь снег.
— А ведь ты права, детка. Так оно и есть. Чистый ангел. Серафим и херувим. Ты же знаешь, они всегда прилетают, когда рождаются младенцы. Это их долг хорошенько приглядывать за ними, за малышами-то, пока те не встанут на ножки как следует.
Джилли улыбнулась и покачала головой. Она не поняла, что имела в виду миссис Макфейл, но не хотела в этом признаться.
— У каждого ребёнка есть ангел-хранитель. У тебя твой; у твоего братика или сестрички будет свой.
«Это должна быть Алиса, — мелькнула у Джилли отчаянная мысль. — Не может быть, чтобы это оказался сын и наследник».
— Конфетку хочешь? — спросила миссис Макфейл и протянула ей мятый, липкий кулёк.
Джилли снова покачала головой. Она как раз отвыкала от сладкого. Если уж балериной стать не получится, так хотя бы супермоделью.
К четырём часам стемнело. Папа пришёл за ней в пять и стоял на крылечке дома миссис Макфейл, на его плечах лежал снег, а изо рта пахло виски. Он был худой и очень высокий, с крохотными усиками песочного цвета и яркими серыми глазами, похожими на раковины с Портобелло бич, какими те бывают, пока не высохнут. Волосы на его макушке уже редели и теперь торчали дыбом.
— Я пришёл за тобой, — сказал он. — Твоя мама в порядке, малыш тоже, и вообще все хорошо.
— А вы, видать, уже это дело отметили, мистер Драммонд, — сказала миссис Макфейл с притворным осуждением. — Ну, и правильно. А теперь расскажите нам, кто родился, и сколько весит, и всё-всё.
Папа положил ладони Джилли на плечи и посмотрел ей прямо в глаза.
— У тебя родился брат, Джилли. Он весит семь фунтов и шесть унций, и мы назовём его Тоби.
Джилли открыла было рот, но не смогла сказать ни слова. Тоби? Кто такой Тоби? И что случилось с Алисой? У неё было такое чувство, словно Алису тайно похитили, а нагретое ею местечко в материнской утробе занял неизвестный гадкий мальчишка, о котором она знала лишь одно: он подменыш, кукушонок.
— Шикарно! — сказала миссис Макфейл. — Неудивительно, что вы уже опрокинули стаканчик, мистер Драммонд! Да если бы и сигару выкурили, я бы не удивилась!
— Ну, Джилли? — спросил её отец. — Разве не здорово? Подумай только, как тебе весело будет с ним, с братишкой!
Джилли трясло от неподдельного горя. Её глаза налились слезами, и они текли по её щекам прямо на клетчатый шарф. «Алиса! Они забрали тебя! Они не разрешили тебе жить!» Она так часто думала о сестрёнке, что даже знала, как она будет выглядеть и о чем они будут с ней говорить. И вот Алисы не стало и не будет уже никогда.
— Джилли, в чем дело? — спрашивал отец. — С тобой всё в порядке?
В горле у Джилли стоял твёрдый комок, как будто она проглотила, не рассосав, один из леденцов миссис Макфейл.
— Я купила… — начала она, и тут же остановилась, потому что лёгкие у неё болели, и каждый вдох давался с большим трудом. — Я купила… я ей купила платье! Потратила на него все свои деньрожденные деньги!
Отец рассмеялся и прижал её к себе.
— Ну, ничего, не забивай свою маленькую головку такими пустяками! Мы с тобой вместе сходим в магазин и поменяем его на комбинезон или даже на штанишки! Годится? Не плачь больше, сегодня такой счастливый день! Не будешь больше горевать, обещаешь?
Но Джилли все шмыгала и шмыгала носом и вытирала глаза своими шерстяными перчатками.
— Ох, уж этот возраст, — мудро заметила миссис Макфейл. — Но вообще она сегодня была хорошей девочкой. В обед почти ничего не ела, правда, а так чистый ангел.
Пока они переходили Кларк-стрит, вокруг них бушевала настоящая метель. Отец оставил машину возле кинотеатра «Одеон», и она уже стала похожа на маленькую иглу на колёсах. В «Одеоне» показывали «Алису в Стране чудес», и Джилли почти поверила, что это никакое не совпадение, а заговор руководства кинотеатра с её родителями, чтобы подразнить её, Джилли.
Они сели в машину и поехали к центру. Метель почти скрыла очертания скалы и замка над Принцесс-стрит, а последние покупатели плелись по шероховатым, посыпанным солью тротуарам, точно заблудшие души во сне, от которого им не суждено проснуться.
Прошёл год, и снова наступила зима. Джилли сидела у своего туалетного столика перед зеркалом, намотав на голову скатерть, и думала о том, как стать монахиней. Из неё вышла бы симпатичная монахиня. Она была очень тонкой и худенькой для своих четырнадцати лет, с бледным лицом и большими тёмными глазами — печальными, проникновенными, какие иногда встречаются у шотландцев. Она помогала бы бездомным и больным, самоотверженно бинтовала бы их язвы и давала бы им попить.
Беда только в том, что монахини должны отказываться от мужчин, а ей ужасно нравился Джон Маклеод из младшего шестого