Блуждающий взгляд мисс Марлоу наткнулся на Простака.
— Приветик, — ласково сказала она.
— Здравствуйте, — отозвался Простак.
— Вы англичанин, верно?
— Да.
— То есть «ага». Какие у вас красивые волосы!
— Спасибо.
— Как сливочное масло!
— В общем, да.
— На меня это действует, — проговорила мисс Марлоу. все так же ласково.
Берни упустил нить своих рассуждений.
— Послушайте-ка, — подозрительно спросил он, — что это там у вас происходит?
— А ты занимайся своим делом, — откликнулась Пэгги. Леман воздел руки к небесам. Он сразу проникся жгучей антипатией к мисс Марлоу.
— Берни, вы что, не можете избавиться от этой мамзели? — заорал он.
— Пусть только попробует, — ровно произнесла мисс Марлоу. — Что я ним тогда сде-елаю…
— Мы будем обсуждать спектакль или нет? — полюбопытствовал Леман.
— Я против, — вступила Фанни.
— А я за то, — заметила Пэгги, — чтобы кто-то плеснул мне в бокальчик шипучки. Прямо удивляюсь, как это ты сам мне не предложил, лапочка, — продолжала она, укоризненно обращаясь к Простаку. — Ты меня за кого принимаешь, за трезвенницу? Я тебе что, сухой закон?
— Налейте ей, — властно распорядился Леман, подбородком указуя на Простака, а большим пальцем тыча в шампанское, и Простак кинулся исполнять приказ с живостью человека, уверенного, что уж в этом деле он мастер. У него начало складываться впечатление, что участники конференции, особенно Леман, не умеют слушать. Хорошо, ему не удается завладеть их вниманием, но уж шампанского-то он сумеет налить. Он наполнил бокал мисс Марлоу, и мисс Марлоу, осушив его, выдохнула:
— Уф-ф!
— Так как же? — Леман поймал, наконец, взгляд Берни, норовящий уплыть в направлении молодой дамы. — Вы говорили, что сделали сцену…
— Да. Надо чем-то заменить эпизод в кабаре. Это ведь прямо поцелуй смерти, — содрогнулся Берни. — Хотя, конечно, — продолжал он тоном человека, анализирующего проблему со всех точек зрения, — может, вся закавыка в режиссуре. Не знаю, кто ставил спектакль, но из всех паршивых работ…
Сесил Бенхэм выпрямился во весь рост.
— Прошу прощения, мистер Джексон…
— Берни Сэмсон.
— В самом деле? А я — Сесил Бенхэм.
— Вот как?
— Возможно, вы не знаете, кто я.
— Дело не только в этом…
— Я десять лет проработал с Дэвидом Беласко. Я ставил для Назимова. Я был режиссером у Эдмунда Бриза. Я был режиссером у Лоуэлла Шермана, Сирила Скотта и Джинн Иглз.
— Где они все теперь? — спросила Фанни, размахивая бокалом.
— И я не привык, чтобы мою работу характеризовали тем словом, которое употребили вы!
— Послушайте! — возмущенно взорвался Берни. — Я приехал сюда из Нью-Йорка, оказывая любезность Джо…
— Тем не менее, я настаиваю…
— Слушайте, прекратите стычку! — взмолился Леман.
— Если ему позволить…
— Что толку заводиться…
— Да, но…
— Он ничего такого не хотел сказать. Просто шутил, понимаешь? — уговаривал мистер Леман, пока уязвленный режиссер медленно усаживался на место.
— Как, и это все? — вознегодовала мисс Марлоу. — Ладно, кликните меня на следующий раунд. — И вольготно растянулась на кровати, нарочно не заметив взгляд, каким Неман одарил ее. До сих пор он приберегал их только для Простака или подруги своих радостей и печалей.
— Продолжай, Берни, — попросил мистер Леман, медленно считая до десяти, как и рекомендовал ему доктор в случаях, когда подскакивает давление. — Так какая там была сцена?
— Вот какая. Она точнехонько падает на то место, где тут у вас кабаре. Сцена — шик-блеск, но шоу в Нью-Йорке так и не пошло, так что ее никто не видел. Курильня опиума в Гонконге, представляешь?
— Ну что это? — возмутился Бенхэм с превеликим достоинством.
Даже мистер Леман засомневался:
— Берни, мы должны придерживаться сюжета! Не можем же мы выбросить всю пьесу.
— А что такого? — поинтересовалась Фанни.
— Ладно, давайте начнем с самого начала… Кто это? — спросил мистер Леман, услышав стук в дверь.
— Полиция, если в Сиракузах есть хоть какой-то закон и порядок, — высказалась Фанни. — Ныряй в окно. Я бы на твоем месте выпрыгнула. Не давайся им в руки живым.
— Откройте дверь, — велел мистер Леман.
— Я? — уточнил Простак.
— Да.
— Ладно.
У Простака возникло чувство, что ему недостает одного, чтобы превратиться в швейцара, — фуражки с козырьком и формы руританского адмирала. Но нрав у него был мягкий и услужливый, а дядя Теодор помыкал им в юности слишком долго, и теперь он уже не обижался на мелкие поручения.
Подойдя к двери, Простак открыл ее.
17
Вошла Глэдис Уиттекер в самом воинственном расположении духа, готовая отразить любые атаки на ее мастерство. Фанни встретила ее аплодисментами, но та этого не оценила.
Заняв место в самом центре комнаты, она разразилась речью.
— Прежде чем кто-то что-то скажет, — тихим угрожающим голосом начала Глэдис, — та пауза — не моя вина. Мистер Спендер подал мне неправильную реплику, из третьего акта, так что мне пришлось остановиться и подумать.
— Такой чудесный вечерок вы выбрали для раздумий! — посочувствовала Фанни.
— Могли бы поставить кого-нибудь в кулисах, чтобы подавать реплики!
Сесил Бенхэм зловеще раздулся. Бенхэмы не воюют с женщинами, пока те сами не напрашиваются. А мисс Уиттекер, рассудил он, как раз напрашивалась.
— Я подсказал вам реплику!
— Ну, а я не расслышала.
— Это уж не моя вина.
— Чудненько! — Пэгги Марлоу резво села на кровати. Возбужденные голоса обещали сражение, которые она обожала.
— У меня весь день была дичайшая головная боль, — сообщила мисс Уиттекер, и голос ее задрожал от жалости к себе. — Если вы полагаете, — продолжила она, вдруг перенося атаку на Простака, — что артистке легко играть спектакль, да еще главную роль, когда в гримерку к ней без конца вламываются посторонние с идиотскими замечаниями…
Простак испытал чувства Цезаря, которому Брут вонзил нож в спину.
— Черт подери! — закричал он, удивляясь такой неблагодарности. — Вы же сами хотели, чтобы я делал идиотские замечания… Тьфу, то есть я хочу сказать…
— Нет, правда, мистер Фиппс! Я же куда дольше вашего служу в театре…
— И вот это уже совсем не сказки, — вставила Фанни. Мисс Уиттекер подобралась.
— Прошу прощения?
— Да прекратите вы! — рявкнул мистер Леман. — Ну, а теперь — начнем сначала и пройдемся по всему спектаклю.
Джека осенило:
— Джо, а хочешь честного и откровенного мнения? Свежий взгляд на пьесу?
— От кого?
— От телефонистки. Молоденькая девушка, хваткая, как стальной капкан. Она видит все, что тут происходит, и я сунул ей сегодня пару баксов.
— Недурная мыслишка. Тащи ее сюда. Пусть кто угодно, только не Фричи.
Мисс Марлоу, которая было снова легла и повернулась на бок, приготовившись заснуть, перекатилась на спину и села. На лице у нее появилось напряженное выражение, словно у леопарда, изготавливающегося к смертельному прыжку.
— Он сказал «телефонистка»?
— Ну, крошка! — взмолился Берни. Он и раньше слышал такие нотки в ее голосе.
Джек говорил в трубку:
— Китти? Это МакКлюр. Слушайте-ка, вы можете оставить там все на минутку и подняться в 726-й?.. Скажу вам, когда придете. Правильно. Пока.
Мисс Марлоу все еще размышляла.
— В этом отеле одна барышня?
— Ну, крошка! — уговаривал Берни.
— Я вроде бы с ней сцепилась, вот потому-то и хотелось бы знать…
— Берни, — возвысил голос мистер Леман, — ты не мог бы отвести эту дамочку…
— В другой как-нибудь раз, крошка.
— Ну, на всякий случай, если это та самая, выпью-ка я еще бокальчик, — решила мисс Марлоу.
— Внимание, слушайте! — призвал собрание к порядку мистер Леман. — Ни-ка-ких больше перебивок. Рассматриваем все сцены по порядку. Итак, мы остановились на прологе. Он годится?
— Да, — согласился Берни.
— Да, — подтвердил Джек.
— Ну а вы, Бенхэм? Как вам пролог?
— О, я вполне удовлетворен!
— Ну, не стоит дуться. Запишите, — обернулся мистер Леман к Динти. — Пролог годится.
— Годится, — сказал и Простак, внося безвозмездную лепту и, поймав взгляд босса, схватился за ближайшую бутылку шампанского. Как странно, подумал он уже не в первый раз за вечер, до чего же круто поменялось к нему отношение Лемана сегодня вечером. Прежнего сердечного дружелюбия и в помине нет. Что случилось с добродушным другом, так часто называвшим его «дорогушей»?
Высказала свое соображение и мисс Уиттекер:
— Вот что не так в пьесе. Героиня не вызывает сочувствия. Я все время сражаюсь с публикой. Я им не нравлюсь.
Фанни изо всех сил постаралась встать.
