На них откровенно смотрели — и с восхищением, и с завистью. И другие пары невольно расступались в стороны.
— Я надеюсь, это никто не снимает, — со смехом заявила Вика, когда ее губы оказались возле его уха.
— С таким количеством СМИ — не надейся.
— И будет грязный скандал. Вот только думаю, чья репутация пострадает сильнее, моя или твоя. Ты с журналом или я со своими чокнутыми одногруппницами? Они на тебе повернуты!
— Подадим в суд. Будет весело.
— Мне и сейчас весело. Твоя длинная история смотрит.
Лукин тут же повернул голову в сторону Русланы, бросил быстрый взгляд, встретившись с ее, и отвернулся. А перед глазами запечатлелась картинка. Росомаха с кривой усмешкой вертит в руках пачку сигарет. И родинка над ее губой ярко выделяется на фоне молочно-белой кожи лица — или это здесь такое освещение?
Викины волосы в следующем движении взметнулись и обмотались вокруг его шеи.
— Кстати, — продолжила болтать девчонка, — кажется, она в группе поддержки моей конкурентки… ну вернее, Соловьева, мне не конкурент, она и в следующий тур не попадет, но все же… Конкурсы — штука непредсказуемая.
— Что за Соловьева? — спросил Лукин.
— Да из наших, киевских. По конкурсам красоты ездит, ничего серьезного. Если честно, даже странно, почему эта Руслана с ней работает. С утра вокруг скачет.
Егор снова посмотрел на Росохай, одновременно с чем в зале наступила недолгая тишина. И под звуки диско с едва уловимыми нотками инди он вернулся с Викой к своему столику.
— А серьезно — это как?
— Ну, если скажу, что как я, — будет самонадеянно. Но для меня это трамплин — сделать карьеру на телевидении. Для таких, как Алинка Соловьева, — попытка найти спонсора побогаче, чтобы ничего не делать… в смысле — продолжать украшать собой мир без лишних усилий.
При имени Алины Соловьевой в голове что-то щелкнуло. Чертова профессия не давала расслабиться даже там, куда занесло случайно. Память стала быстро, привычно перебирать файлы. На селебрити не тянет, тем более на персону для «À propos». Чья-то родственница или подруга… Лукин почти уже повернул в этом направлении, когда поисковик нашел верную информацию. «Мандарин», Либерман, чертовы памперсы под Ульяновкой.
Егор отыскал глазами Руслану. Так же, как весь сегодняшний день находил ее в шумном муравейнике участниц, обслуги, устроителей, фотографов. Не прилагая усилий — нельзя не заметить Росомаху, даже если она сменила прическу и надела юбку. И даже если ее фотограф для нее не только фотограф. А в этом сомневаться не приходилось. Слишком… тесными были их отношения. Этого разве что слепой бы не понял…
— А сюда ее кто пропихнул, знаешь? — спросил Лукин у Вики.
— Неа! Делать мне нечего — про конкуренток информацию собирать! — фыркнула она, стремясь походить на взрослую самодостаточную женщину. — Но с ней весь вечер мужчина какой-то возится. Они за тееем столиком сидели вместе с твоей длинной историей, — она кивнула подбородком туда, где сейчас гордо восседала одна Росомаха.
— Ясно, — кивнул Егор и, подозвав официанта, попросил кофе.
— Но у меня свита лучше, чем у Соловьевой, — продолжала болтать Вика. — Не такая многочисленная, зато мастистая. Если бы не ты, меня бы, наверное, и не отпустили. Не вовремя родители в санаторий свой собрались, вот не вовремя!
— В следующий раз предупреждай родителей заранее.
— Так вышло, — поникла она, снова сделавшись восемнадцатилетней. Но быстро пришла в себя, окинула зал ресторана восторженными глазами и спросила: — А ты про все это будешь писать? Или это совсем тебе не интересно?
— Не интересно, если честно.
— А у меня завтра первое интервью будут брать!
— Помочь или сама справишься?
— Справлюсь! Ты какой-то сегодня напряженный? Или мне кажется?
Напряженным он был который месяц. Прошедшее время представлялось Лукину бесконечным — так медленно тянулись дни, порой, будто в обратную сторону, как стрелки на часах на его рабочем столе, словно не желая превращаться в недели, что вполне подходило ему. Он неторопливо и прочно обустраивался в новом витке собственной жизни — купил квартиру, писал статьи, мотался по конференциям, проводил выходные у дяди Севы, уволил Сухорук, встречался с адвокатом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На одном из слушаний Ольга неожиданно заявила о желании получить часть «À propos». И это стало единственным, с чем он не согласился. Свой журнал Егор не собирался делить на новых условиях ни с кем. Мистер Твистер предложил помощь своей юридической службы, адвокат Лукина советовал запастись терпением, а сам истец, подтвердив намерение оставить долю в журнале за собой, уехал в очередную командировку на очередной семинар.
— Тебе кажется, — сказал Егор.
— Ты слишком много работаешь, — сверкнула Вика белозубой улыбкой. — Так мама папе говорит, когда он замороченный становится.
— Спасибо за заботу.
— Пожалуйста, обращайся, — она придвинула к себе шампанское, собралась с духом и добавила: — Если тебя это все уже утомило, то я пойду спать. А то напьюсь и начну приставать по делу и не очень, что не лучшая идея перед первым конкурсным днем.
— Спокойной ночи, — сказал Егор. — Я еще останусь ненадолго.
Викин быстрый взгляд в сторону столика, за которым все еще обреталась «длинная история» Егора Лукина, правда, теперь в компании Алины Соловьевой, был слишком заметен и красноречив, чтобы не сделать вывода, что она сознает основную причину, почему тот решил не следовать ее примеру. Но к чести начинающей модели, заострять на этом внимание она не стала.
— Спокойной ночи! — прощебетала Вика, подхватившись со стула, подошла к Егору и, быстро наклонившись, запечатлела на его щеке поцелуй. После чего процокала каблуками на выход из ресторана под продолжавший что-то наигрывать в ритме блюза оркестр.
Лукин не смотрел ей вслед. Он смотрел на Руслану. И модель, которых в ресторане было более чем достаточно на один квадратный метр площади. Наверняка та самая Алина Соловьева.
Егор негромко выругался — Росомаха все-таки влезла в это гребаное расследование, иначе не вилась бы вокруг глянцевой барышни. Не внять всем возможным предупреждениям было вполне в духе Русланы.
Алина что-то щебетала с улыбкой, «сыщица» не менее весело кивала в ответ. Наконец, Соловьева поднялась и, поставленным жестом откинув назад ламинированную шевелюру, вышла из ресторана так, словно уже сейчас была на подиуме. Следом поднялась и Росомаха, бросила неожиданно открытый взгляд на Егора, потом будто сама испугалась этого взгляда и ломанулась к выходу.
Спустя минуту он нашел ее на улице. Она сидела на скамье, глядя на море, вдыхая вечерний воздух, и поеживалась от холода в своем излишне открытом платье. Не раздумывая, Егор приземлился рядом.
— Много нарыла? — поинтересовался он.
Руська едва не подпрыгнула на месте от неожиданности. Но зато подпрыгнули ее чуть взлохмаченные короткие волосы и подлетели вверх по лбу привычным ему жестом брови.
— Что, прости? — переспросила она.
— Много, спрашиваю, нарыла? Про памперсы.
— Про памперсы? — Росомаха расплылась в улыбке. — Мне при моем образе жизни про памперсы не интересно. Не моя тема.
— Даже когда ими промышляет дядя Людоед?
— Ты же не любишь сказки. Хотя, кстати, пора начать озадачиваться… как и памперсами.
— С чего ты взяла, что я сказки не люблю?
— Черт! А что? Любишь, да? Прости, не знала. Я как-то вообще дохрена не знала.
— Потому что не интересовалась. Так что там с памперсами?
— Не понимаю, о чем ты.
— Об Алине Соловьевой. Только не рассказывай, что это тезка, а ты увлеклась конкурсами красоты.
Руслана внимательно и долго смотрела на него, будто ощупывая его черты в полумраке освещаемого фонарями бульвара — лоб, нос, губы, подбородок. Спустилась к булавке на галстуке. Снова вернулась к лицу, откровенно разглядывая и будто бы то ли вспоминая, то ли сравнивая с тем, что помнила. Потом кривовато усмехнулась, отчего родинка над губой приподнялась. И демонстративно хлопнула ладонью по лбу. А после, не отнимая руки, глухо спросила:
