class="p1">Она уже давно себе не удивлялась. Подумать только, всего несколько лет назад она ничего подобного не смогла бы сделать, а тут — спокойно отправляла на тот свет одного за другим. «Это все дед проклятый!» — в сердцах подумала она. Но в глубине души понимала, что дед тут совершенно не при чем. Это она, Нина, получает удовольствие, глядя, как бьется, сползая на пол, крепкий сильный парень, как расплывается под ним дурно пахнущее пятно мочи, как жадно он пытается дышать, раскрывая рот, в который не идет воздух, и, что самое интересное, при виде этой картины она получила что-то отдаленно напоминающее сексуальное наслаждение. Во всяком случае, сладко заныло между ног. Картина была отвратительной, и оторваться от нее было невозможно.
Она дождалась, пока он затих, вышла в коридор, тайком утащила большую каталку. Раздела Тома догола, отметив, что парень он и в самом деле был видный. С трудом взвалила тело на брезент каталки, накрыла простыней, покатила подземными переходами к моргу, постучала. Заспанный служитель удивленно уставился на нее.
— Попросили отвезти, — объяснила Нина. — Помер, бедный. Да ты иди, спи, я сама его выложу.
«Представляю себе его рожу! — забавлялась она, толкая затем каталку с накрытой простыней Майей. — Решит, что это ему снится!» Служитель действительно сильно удивился такому наплыву покойников за столь короткий промежуток времени.
Пулю Нина достала, перемазавшись в крови, а крохотное отверстие в груди зашила. Конечно, никого не обманешь, но какое-то время пройдет, пока сообразят, что это — пулевое. А там видно будет. Что будет видно, она сообразить не могла, но что было делать?
Оставалась одна надежда на деревню.
Она так ничего и не придумала. Сбежать означало заранее признаться, что это она — убийца. Остаться — арестуют, вопрос времени.
Через несколько дней за ней и пришли.
Дознаватели провели обыск в квартире — но ничего не нашли. На вопросы не отвечали, все и так, собственно, было понятно. Сдала ее Майечка своим неловко заштопанным входным отверстием. Сдал ее Том, ни в каких реестрах не значившийся. Сдал ее служитель, рассказав, как за одну ночь привезла она ему в холодильник двух покойников. Осмотрели дознаватели и процедурную, дотошно сверились с документами, выявили перерасход морфина. Вот это уже было серьезно. Нину отправили на обследование, пытаясь найти следы наркотика в крови, но ничего не нашли.
Зато в теле неизвестного молодого мужчины нашли легкий след от укола в районе шеи и такое количеством морфина, что можно было угробить десятерых таких как он. А два и два дознаватели складывать умели.
Потом особо дотошные сложили еще несколько составляющих, эксгумировали тело майора — и все стало совсем понятно.
Она сидела в общей камере следственного изолятора вместе с еще парой перепуганных проституток, дрожавших от одной мысли, что их вышлют в половецкие степи на перевоспитание трудом. В углу, у окна, лежала молчаливая пожилая женщина — воровка. К Нине относились с осторожностью, как всегда относятся в камерах к убийцам. Кто-то пустил слух, что она убивала своих любовников и любовниц своих любовников. Она ничего не отрицала и не подтверждала. Зачем? Все равно никто ничего не поймет. Что тут объяснишь?
Раза два в неделю — так уж неторопливо шло в Каганате следствие — ее вызывал к себе дознаватель.
Ее долго вели тоскливыми коридорами, заставляя держать руки за спиной, останавливали перед бесчисленными дверьми, которые надо было отпереть, наконец, конвоир заводил ее в крохотную каморку без окна, где надрывно гудел кондиционер. Она садилась на привинченный к полу табурет, складывала руки на колени, уставившись на строгого мужчину средних лет, который долго листал бумаги в картонной папке. Очевидно, все это время она должна была изнывать от нетерпения, но ей было только скучно. И немножко смешно — настолько наивными были все их уловки.
— Ну что, госпожа Зорах, — наконец начинал дознаватель. — Мы с вами вот уже несколько дней выясняем один и тот же простой вопрос: с какой целью вы убили своего бывшего жениха майора Алекса Гур-Арье и еще двоих неизвестных?
— Господин дознаватель, — в тон ему отвечала она. — Я вот уже несколько дней объясняю вам, что никого я не убивала — ни своего жениха майора Алекса Гур-Арье, ни еще двоих неизвестных.
Дознаватель жевал губами, сдерживаясь.
— Как в таком случае вы объясняете, — он наклонялся к листам дела и начинал загибать пальцы. — А. Серьезный перерасход наркотических средств. Б. Наличие этих самых наркотических средств в телах Гур-Арье и еще одного неизвестного. В. Показания служителя морга, что это именно вы привезли каталку с телом неизвестной девушки, предположительно застреленной. Г. А застрелена она была из зарегистрированного на ваше имя пистолета, который в свое время не был вами сдан на армейский склад, и из него же был застрелен неизвестный пожилой человек, когда более года назад в вашей квартире был обнаружен труп другого вашего жениха, врача вашей же больницы, Заура Рамаданова. Вам эти все совпадения не кажутся странными?
— Кажутся, — честно отвечала она. — Но совпадения случаются, вы же дознаватель, вы с таким не единожды сталкивались, правда? Кажется, ну все против подозреваемого, а потом — бац! — и все факты объясняются простым совпадением. Не бывало?
— Бывало, — так же спокойно соглашался следователь. Он ей даже нравился своей бюрократической невозмутимостью. — Но как вы все эти факты объясняете?
— А никак. Я вам ничего объяснять не должна. Это вы мне объясните, приведя неопровержимые доказательства, что все эти убийства совершены мной. А пока вы этого не доказали — я вам ничего не обязана.
— Ну, хорошо, — его, казалось, ничто не может вывести из себя. — А как вы можете объяснить тот факт, что пистолет, который хранился в сейфе полицейского управления Саркела, вдруг оказался в вашем рабочем кабинете? И что из него совсем недавно было произведено несколько выстрелов?
— Тоже никак, — глядя ему прямо в глаза, отвечала она.
— Ну, вот и поговорили, — он закрывал папку с делом и исчезал на несколько дней, а то и на неделю.
Долго так продолжаться не могло. Дознаватель в какой-то момент, не теряя своего знаменитого спокойствия, объяснил ей, что сроки поджимают, что он передает дело в суд, и то, что она ушла в глухую несознанку, суду ох как не понравится! Это было объяснимо, она понимала.
Помявшись, рассказала ему про деревню. Чистую правду, между прочим! Про Леля и Майю, про бабу на березах и про речку, из которой можно было путешествовать туда-обратно. Про пистолет, который чудесным образом появлялся и исчезал. Про хитрого Демиса
