Наташа скроила зверскую физиономию, резко махнула в сторону парнокопытного руками с широко растопыренными пальцами. И крикнула негромко, но пугающе: «У-у-у!!!»
Этого хватило. Животинка ударилась в бега, насколько позволяла длина веревки — и оказалась на другом фланге полянки.
Там все произошло очень быстро.
Хлопок — козленок высоко подпрыгнул, упал, вытянулся на траве, ни бекнув, ни мекнув при этом. Из кустов метнулся Руслан, неуловимым взмахом ножа рассек веревку — и исчез. Козленок исчез тоже.
Если бы Наташа не знала, что должно произойти, и на пару секунд отвела глаза — могла бы присягнуть хоть на Библии, хоть на Коране — никто с целями хищения к пропавшей скотинке не приближался.
Она поползла обратно, ежесекундно ожидая вопля: «Лю-ди-и-и-и!!! Караул!!! Козу-у-у-у украли-и-и-и!!!»
Но всё было тихо.
Ростовцев ел жадно, разрывая сырую плоть руками. И быстро — туша козленка исчезала с небывалой скоростью. Кости трещали на зубах. Рот и подбородок были в крови.
Наташа не могла на это смотреть. Отвернулась. Тошноту вызывали даже звуки — особенно негромкий, причмокивающий, с которым Андрей высасывал костный мозг…
Тоскливо спросила у Руслана:
— И что дальше? Каждый день надо охотиться за живым мясом? Или сойдет парное, с рынка?
Руслан тоже дебютировал в роли скотокрада. На его совести было много грехов и грешков, но эту статью УК он нарушил впервые.
— Не знаю, — досадливо сказал он. — Не доктор я, и не эскулап, я простой охранник, иногда слушавший, о чем профессора с доцентами болтают. Может, и не каждый день. Только после того, как очередную кирпичную стенку голыми руками выломает…
Наташа подумала, что для простого охранника знает on чересчур много. А доктор и эскулап, в общем-то, синонимы… (Что и Доктор, и Эскулап пишутся в данном случае с заглавной буквы и означают вполне конкретных людей, Наташа не догадывалась.)
…На подножный корм пришлось перейти не от хорошей жизни. Когда они втроем — поддерживая под руки мертво молчащего и слабого, как ребенок, Ростовцева, — вышли к краю пустоши, Руслан остановился. Присел. Заставил присесть их (впрочем, Андрея оказалось достаточно просто отпустить). И впервые за время знакомства с Наташей выругался — длинно, злобно и заковыристо. У машины Пасечника стояли два джипа и копошились какие-то люди. Наташа поняла, что тирада Руслана относится именно к ним. Потом он выдернул из-за пазухи пистолет — она оказалась-таки права в догадках о его наличии — странного и незнакомого Наташе вида, с толстым длинным стволом (о том, что глушители бывают не только навинчиваемые, но и встроенные, секретарь-референт «Строй-инвеста», естественно, не догадывалась). Прицелился, снова опустил оружие, покачал головой и сказал, словно бы даже виновато: «Далеко. И патронов всего четыре. Придется переходить в пехоту…» Наташа спросила шепотом. «Кто это?» Он ответил не слишком исчерпывающе: «Мастер, Мухомор и еще три лба из их оравы» Наташа никогда не слышала этих кличек, но поняла, что ничего хорошего от их обладателей ждать не приходится. Вскоре незнакомцы уехали, прихватив и машину Пасечника (что произошло с сидевшим в ней пленником, из-за тонированных стекол видно не было). А они перешли в пехоту, и первой операцией новоявленного пехотного подразделения стал акт скотокрадства — Руслан заявил, что Ростовцев имеет все шансы умереть от истощения, если его немедленно не накормить белковой пищей. Причем белки должны быть животные и свежие. Очень свежие. Почти живые… Наташа не поверила, что даже умирающий от истощения человек станет насыщаться таким образом.
Теперь убедилась.
Ей было страшно.
Лагерь свернули на закате.
Сложенные палатки, каяки, и прочее ненужное на операции барахло спрятали в тайник. Если все пойдет, как планировалось, забирать имущество уже не придется. Поэтому тайник заминировали, выставив таймер на максимум, на двадцать четыре часа — если что не сложится, разминировать уцелевшие успеют… Если таковые окажутся.
Захоронку, кстати, Лисовский приказал устроить в сырой лощине — не хотел испортить здешнюю красоту случайным лесным пожаром, вполне вероятным после взрыва. В тайник оставалось отнести лишь еще одну вещь: аппаратуру Оленьки— ту самую, весьма напоминавшую двухкассетник не то тайваньского, не то малазийского производства. Но ей, аппаратуре, предстояло выполнить задачу, не предусмотренную приказами и инструкциями, но превратившуюся в обычай. В ритуал перед операцией.
Лисовский достал старую потертую кассету, Оленька вставила, нажала клавишу, и они услышали хрипловатый, надтреснутый тенор человека, погибшего в далеком 86-м году:
Под Кандагаром шел неравный бой,
Опять спецурой затыкали дыры фронта…
Баллада была излишне длинная, стихи грешили неточностями ради размера и рифмы, расстроенная гитара фальшивила, но слушали все внимательно. Даже Стас, впервые шедший с Лисовским на операцию и не знакомый с этим ритуалом.
Хотя в Афганистан никто из них не поспел. Даже Лисовский, самый старший в группе, был на третьем курсе училища, когда сдали Афган…
Но именно из-под Кандагара вернулся в 80-м отец Ромы Лисовского — тоже майор Лисовский. Вернулся в цинковом гробу. Фронта там не было, и неравного боя не было, — просто какой-то удачливый душок разбогател на двести тысяч зеленых, всадив «стингер» в брюхо заходившему на посадку вертолету. За будущее умение летать над плюющимися огнем и смертью горами ювелирно, впритирочку, наши платили в тот год многими жизнями…
Серый ящик с крохотным стеклянным окошечком провел в жизни Ромы резкую черту, разделив на две неравные половины: мирную и военную. Дальше было суворовское училище в Питере, и вэдэвэшное в Рязани, и полтора года в гарнизоне, и никем не объявленная война, и другая война, и орден в зале с белыми колоннами… И третья война, ставшая последней. Но как выяснилось — не совсем.
Баллада закончилась. Тот же голос затянул что-то ностальгическое, о юнкерах-корнетах:
Не пишите, графиня, нет в живых адресата,
Упустили Россию, как сквозь пальцы песок.
Ах, Россия, Россия, разве ты виновата,
Что пускаю я пулю в поседевший висок…
Упустили, как в воду глядел, подумал Лисовский, и мы тоже ведь упустили… Но пули в висок не дождетесь… Он достал маленькую плоскую фляжку, разлил в металлические рюмочки-наперстки. Тост был простой: «За Победу!»
Магнитофон-рацию майор снес к тайнику сам. Но, прежде чем положить туда, откинул фальш-панель и дважды с хрустом воткнул нож в электронное чрево. На всякий случай. Двадцать четыре часа — немалый срок. Остальное имущество не тронул, было оно обычным туристским снаряжением…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
