В учебнике описывались разные пируэты, в том числе предельно откровенные. Имелись и такие позы, которые требовали невероятной гибкости и долгих изнуряющих растяжек.
«Проще узлом завязаться, чем так ноги вывернуть», — размышляла девушка, рассматривая схемы и фотографии.
Она выбрала два самых скромных упражнения, к тому же доступных для исполнения. Готовилась несколько дней, стараясь довести движения до автоматизма. И все равно стриптиз закончился полным провалом: мало того, что куртка, которую она сняла и небрежно бросила в зрителей, опустилась на голову Марии Борисовне, причем пряжка больно ударила наставницу по затылку, так еще и взмах ногой, который должен был выглядеть «воздушным, как бы парящим», кончился для девушки вывихом лодыжки.
Мария Борисовна с минуту молча наблюдала, как Лена, скривившаяся от боли, растирает саднящую ногу.
— Ну что, перебесилась? — произнесла она сурово, когда Рысева перестала стонать. — Все, хватит ныть. Ступай в медпункт. Через неделю возвращайся, будем танцевать гопак.
Гопак Лена ненавидела, но промолчала. Подволакивая ногу, поплелась она к врачу.
Вечером состоялся разговор с отцом. Лена ждала бурю. И не ошиблась. Отец взял со стола «Технику соблазнительного танца». Полистал. Отшвырнул в угол. Потом смерил Лену тяжелым взглядом и произнес:
— Да-а. Ну и дочь растет. Сегодня стриптиз танцуем, а завтра что? Бордель откроем?
— Но папа... — пролепетала девочка, кусая губы, едва сдерживая слезы. — Это же... Танец! Это... Это искусство! Это свобода, это пластика, это...
— Искусство, значит? Свобода, значит? Перед мужиками обнажаться. Бедрами голыми крутить. Да-a, Лен. Не ожидал. Ну ничего, дурь на то и нужна, чтоб ее выбивали. Сорок отжиманий с тебя и пятнадцать подтягиваний, — Святослав резко встал, давая понять, что разговор окончен, решение принято, приговор обжалованию не подлежит. — Тренируйся, вечером проверю.
Весь день в душе Лены клокотала обида на отца. Однако к вечеру она успокоилась, перестала прокручивать в голове их короткий тяжелый разговор. Трехчасовая тренировка в спортзале помогла побороть горечь обиды. А спустя некоторое время Лена, как это бывало почти всегда, признала правоту Святослава и больше об этой истории не вспоминала.
Но сейчас мимолетный опыт, полученный три года назад, пришелся как нельзя более кстати.
Прямо в душевой кабине, едва выключив теплую воду, Лена попробовала повторить одно движение, потом второе. Нагнулась. Подняла вверх ногу. Потом резко повернулась, едва не поскользнувшись на сыром полу. Конечно, до «соблазнительного танца» ее скромным потугам было далеко, но, посещая танцевальный кружок пять лет подряд, девушка выучила много движений. На их основе вполне можно было создать страстную, эмоциональную композицию.
«А ведь это почти боевое искусство, — пронзила сознание неожиданная мысль. — Танец и борьба в одном флаконе. Все эти выпады можно делать плавно. А можно и резко. И силу вложить можно разную. Ну, Фролов, держись!»
В идеале для стриптиза требовался шест, однако ничего такого в жилище торговца не было. Подумав, Лена решила, что справится и без дополнительного оборудования.
Азартно улыбаясь, девушка быстро вытерлась полотенцем, оделась полностью, даже куртку застегнула на все пуговицы, чтобы растянуть танец хотя бы минут на десять. А вот обуваться не стала — сапоги ужасно стесняли движения, в них не то, что танцевать, но и ходить было нелегко. К тому же она знала, как реагируют мужчины на босые женские ноги.
Фролов должен был расслабиться. Забыть об осторожности... Забыть обо всем на свете.
— Я буду не я, если не справлюсь! — сказала Лена, приближаясь к большому квадратному зеркалу, в котором можно было увидеть себя почти целиком. На Проспекте Большевиков у нее имелось только небольшое круглое зеркальце, сделанное из осколка, превращавшее утренний туалет в сложную задачу.
«Бывало и лучше», — вынесла Лена неутешительный вердикт.
Усталость и потрясения последних дней не прошли бесследно: темные пятна под глазами и слегка ввалившиеся щеки сильно портили впечатление. Можно было потребовать от Фролова раздобыть ей косметический набор, но это заняло бы много времени. Каждая минута, потраченная впустую, могла стать последней для Гриши... И отца.
«И так сойдет», — решила девушка. Она расчесала рыжие локоны гребнем, который нашелся на полочке под зеркалом. Одернула одежду. Попробовала несколько улыбок: скромную версию, потом хищную, агрессивную. Получилось даже лучше, чем Лена ожидала.
«Ну, с богом. Страхи долой — вперед!»
Лена уже взялась было за ручку двери, но тут улыбка сползла с лица девушки. Она вспомнила о телохранителях Фролова. Торговец выгнал своих мордоворотов из комнаты, но наивно было бы ожидать, что они ушли далеко. Скорее всего, ожидали за дверью. Лена решила пока не думать об охранниках вовсе, оставив эту задачу на потом.
Другая проблема, которую она не учла, состояла в отсутствии музыки. В полной тишине танец выглядел бы блекло. На занятиях кружка имелось звуковое сопровождение, дети сделали маракасы, бубны, простенький металлофон. В квартире Фролова ничего подобного быть не могло.
Лена вошла в комнату, где дожидался ее Владимир Михайлович, и в ту же секунду откуда-то зазвучала плавная, нежная мелодия, включавшая неторопливый аккомпанемент на фортепиано и чарующее соло флейты. Девушка так и застыла на пороге, пытаясь понять, откуда звучит музыка.
— Что, не ожидала? Вот, полюбуйся. Работает, чертяка, — усмехнулся Фролов и с гордостью продемонстрировал Лене черный пластмассовый предмет с кнопками и динамиками. — Обычный тайваньский ширпотреб. Зато и ломаться нечему, простой, как топор. Ну, где же твой стриптиз? Я жду, — с этими словами купец выключил две лампочки из трех.
Комната погрузилась в полумрак. Лена еще несколько мгновений стояла неподвижно, спиной к Фролову, стараясь уловить ритм музыки. А потом медленно закружилась на одном месте. За плавными движениями следовали резкие. За стремительными рывками — долгие паузы, во время которых Лена застывала, точно статуя, заставляя единственного зрителя, затаив дыхание, ожидать продолжения. Танец точно повторял музыку, звучавшую из колонок магнитофона. Мелодия то затихала, так, что становилась едва слышной, то звучала громче. В ней проскакивали тревожные нотки, плавно сменявшиеся энергичными, бодрыми пассажами. Каждый раз Лена предчувствовала изменения музыки и перестраивалась вместе с ней.
«А я, оказывается, неплохо танцую», — отметила про себя Рысева. И тут же едва не споткнулась. Больше она не отвлекалась. Танец требовал полной концентрации всех мыслей и чувств.
Про необходимость раздеваться девушка тоже не забывала. Одну за другой расстегнула она пуговицы. Оголила правое плечо, потом левое. Соблазн накинуть верхнюю одежду на голову Фролову и наброситься на него с кулаками, был велик, но Лена решила не рисковать. Куртка упала на пол у самых ее ног. Затем рядом опустились широкие армейские брюки. На Лене остались только тельняшка и черные трусики. Но их снимать она не собиралась — Фролов и так увидел больше, чем имел право.
Теперь ничто не мешало Лене нанести сокрушительный удар ногой. Оставалось поймать нужный момент.
Купец реагировал на ее движения именно так, как и было нужно. Вялое любопытство, с которым он поглядывал на Лену в самом начале представления, сменилось искренним восторгом. Глаза Фролова ловили каждый ее жест, каждое движение сильного молодого тела. Широкий лоб бизнесмена покрылся испариной. Он уже не сидел, откинувшись и положив ногу на ногу, а переместился на самый краешек кресла.
«Идеальная мишень», — отметила про себя Лена. Момент казался самым подходящим. И все же она не спешила. Несколько раз приближалась Рысева к креслу. Несколько раз ее ноги рассекали воздух в считаных сантиметрах от головы Фролова. Первый такой пируэт слегка удивил его и даже испугал, но уже к третьей попытке нужный эффект был достигнут: жертва потеряла бдительность.
«Сейчас или никогда. Сейчас», — сказала себе Лена. Она просчитала траекторию удара и даже приготовилась второй ногой закончить работу, если Фролов успеет уклониться.
Удар вышел великолепным. Фролов, секунду назад сидевший на самом краю кресла, кубарем полетел на ковер... И тут же вскочил на ноги, рыча и брызгая слюной. Увы, для того, чтобы этот мощный организм лишился сознания, одного пинка оказалось недостаточно. А нанести повторный удар девушка не смогла, так как и сама здорово ушибла голень.
Маска вальяжного сибарита слетела с Фролова в один момент. Лицо его побагровело, крупные капли пота заструились по лбу, зубы угрожающе скрежетали, кулаки сжимались и разжимались. Владимир Михайлович больше не играл, не притворялся. Он был самим собой. Хищным зверем.
