покоев резко постучали.
С потрескавшихся губ сорвался сдержанный стон. Вялый, как дуновение сквознячка. Юншэн нехотя разлепил слезящиеся глаза и медленно сел. Сквозь широкое окно в комнату проникал утренний свет. Мягкий и нежный, он не тревожил взор. Из цветочного сада доносилось щебетание птиц. Запах цветов ласкал нюх и освежал голову. Слева в углу виднелась соломенная подстилка, на которой посапывал рыжеватый комочек.
— А тебе, мой старый друг, все нипочем.
Проведя скрюченной ладонью по лицу, Юншэн зевнул и буркнул:
— Я велел не беспокоить меня до обеда.
— Почтенный бо! — раздался тревожный голос по ту сторону двери. — Беда случилась!
— Какая беда может накрыть Хучен? — советник снова зевнул. — Небось опять с южных полей на крыс жалуются? Передай, что я посещу их на следующей неделе. Сегодня великий день и...
— Господин, посевы померзли!
Юншэн вздрогнул и тупо уставился на дверь.
— Что? — прохрипел он. — Ты съел слишком много чая сегодня по утру? До холодов еще несколько месяцев!
— Клянусь всеми предками, почтенный бо!
В речи слуги было столько ужаса, что советник невольно почувствовал мороз на затылке.
«Да как такое возможно-то? Явно чжуны что-то путают».
Облизав пересохшие губы, Юншэн уточнил:
— На каких полях?
— Везде, бо! — обреченно взвыл слуга. — На всех, на всех полях все вымерзло!
В последние годы сердце Юншэня билось тихо и медленно. То ли жизнь была спокойная, то ли старость брала свое. Но вот сейчас он услышал — оно зашлось, как в молодости. А отзвуки биения отдались в висках громким стуком. Советник опустил слегка дрожащие ноги на прохладный пол. Чистый, без намека на трещины. Четыре новые циновки, уложенные друг поверх друга, служили мягкой и удобной кроватью. Но Юншэн сейчас об этом даже не думал.
— Заходи, — прохрипел он.
Дверь распахнулась. Слуга, юноша шестнадцати лет, не успел ее придержать, и та с треском впечаталась в стену. Полетели кусочки глины. Зверек сонно пискнул и испуганно приподнялся на подстилке.
Юншэн глядел прямо в широко раскрытые глаза юнца и видел в них страх. И этот страх начинал передаваться ему. Он уже забыл это мерзкое липкое чувство. Последний раз советник испытывал его очень давно. Когда годы еще не оставили на волосах следов седины...
— Поведай мне все, — просипел Юншэн.
Слуга сцепил пальцы перед собой и стал лихорадочно мять их, будто пресс толчет зерно. Голос юноши подрагивал, когда он затараторил.
— Люди вышли на поля с первыми петухами и... и... рис стоял во льду. Вода покрылась морозной коркой. Посевы пшеницы к северу побиты... — юнец не справился с чувствами, дыхание перехватило.
Ощущая, как кровь начинает покидать лицо, Юншэн молвил:
— Я должен увидеть сам.
— Иней тает под лучами солнца, — залепетал слуга, — но люди говорят, посевы уже не спасти.
Советник резко поднялся. В спину вступило, в глазах потемнело. В голове взвился рой мыслей, подобный стае потревоженной мошкары. Но одну из них главный советник уловил надежно и крепко. Нельзя дать страху охватить слабые умы. Кто сеет панику, тот жнет бурю. Поэтому он должен лично убедить чжунов, что все хорошо. Даже если это не так. А потом переговорить с Лаоху.
— Приготовьте для меня гуаньцзяо, — прохрипел Юншэн, откашлялся и добавил уже уверенным голосом, — я выезжаю немедленно.
Слуга поклонился чуть ли не до земли и стрелой вылетел из покоев.
Из окна по-прежнему доносилось щебетание птиц и благоухающий аромат цветов. Солнечные лучи проникали в покои и согревали своим теплом. Но они не смогли растопить душу советника, на которой начинал скапливаться лед.
— Останешься сегодня дома, мой старый друг, — прошептал Юншэн, — не по душе мне это все.
Тот пробурчал что-то себе под нос и свернулся калачиком. Однако глазки-бусинки с тревогой посматривали на любимого хозяина. Зверек шкуркой чувствовал страх, исходивший от него. И он заставлял маленькое сердечко учащенно биться в груди.
***
Закусив нижнюю губу и прищурив глаза, Лаоху стоял возле окна зала приемов и смотрел на глиняные стены внизу, что обрамляли огромный сад с прудами и цветами всевозможных оттенков. Однако задумчивый взор не видел благоухающих красот и ярких переливов воды в рассветных лучах солнца. Взгляд терялся в пустоте. Правитель думал о своем. Пальцы левой руки непроизвольно выбивали дробь по доспеху.
Янь стоял в нескольких бу от повелителя. Почтительно склонив голову и вытянув руки вдоль тела, он выжидал, что скажет Лаоху. В зале повисла тишина. Со стены позади трона за всем молчаливо наблюдал огромный лик ху. В окружающем безмолвии выбиваемая по доспеху дробь была слышана особенно четко.
Наконец Лаоху молвил:
— До сих пор никаких вестей?
Янь едва заметно кивнул, хоть ван и не видел этого. Правитель продолжал взирать вниз.
— Да, светлейший бо. Гонцы с севера так и не
