Толпа, завороженная этим властным жестом, затихла.
— Жители Даграда! Да свершится правосудие! Именем Священного Ареопага Безликих и его светлейшего величества Короля Вильфреда Завоевателя, приговаривается к смерти смутьян и вольнодумец, мятежник, посмевший усомниться в непогрешимости и богоизбранности правителей Маноры — Бальгаит Лаго! Лжепринц, псевдопророк и богохульник, твое имя навсегда будет проклято и предано забвению! — противным, срывающимся на визг голосом, кричал старик.
— Вильфред — завоеватель ночного горшка! — зычно рявкнул краснолицый, тучный мужчина, стоящий в нескольких шагах от Коэна.
— Вильфред — завоеватель языком задниц остроухих! — откуда-то поддержал его писклявый женский голос.
Толпа загоготала. Старик в красной тунике махнул рукой в сторону, откуда доносились выкрики, и несколько стражников, бесцеремонно работая локтями, бросились к подстрекателям.
Однако цепкие хватки десятков рук, под улюлюканье и гвалт остального сборища, быстро остудили пыл ретивых вояк, которые потеряв рукава, шлемы и достоинство, вынуждены были позорно ретироваться.
Мимо Коэна, в давке оказавшегося недалеко от эшафота, грубо толкнув его плечом, протиснулась накрытая темным плащом фигура.
— Эй! Осторожнее! — Коэн сердито схватил наглеца за плечо.
Незнакомец резко обернулся, сдернул руку Коэна и, сверкнув жесткими зелеными глазами, исчез меж двух дородных тетушек, взахлеб клянущих Вильфреда Завоевателя на чем свет стоит.
— Остроухий. Никак не могу привыкнуть. — процедил сквозь зубы Коэн.
Марат в ответ лишь пожал плечами.
— Кстати, что это еще за Ареопаг Безликих? — поинтересовался Коэн.
— Семеро высших эльфов, которые правят преисподней, в которую превратилась Манора. — бесстрастно сообщил Марат. — Никто не видел их лиц.
— А Вильфред? — спросил Коэн.
— Ты же слышал, что кричали люди? Так и есть. — сухо ответил Марат.
В этот момент на помосте пошло какое-то оживление, осужденный эльф вырвался из рук державших его дорнов и выпрыгнул на колоду.
— Ареопаг Безликих — самозванцы! Пусть откроют свои лица! — кричал эльф, которого дорны стащили вниз и, пытаясь скрутить, повалили на помост. — Они ведут вас в бездну! Всех вас!
— Заткнись! Изменник! Богохульник! — неистово заверещал старик в красной тунике.
Эльфу удалось подняться, но увесистый тычок в живот свалил его на колени. Дорны, протащив его по доскам, прижали головой к колоде.
— Прими свою смерть достойно. — прорычал один из дорнов, схватив остроухого за волосы.
— Смерть от руки пожирателя псов не бывает достойной. Тебе ли не знать, орчье отродье. — презрительно процедил эльф, за что тут же получил размашистый удар по лицу.
— Чего вы возитесь?! — зло прошипел старик. — Кончайте его!
Дорны переглянулись, и тяжелые молоты одновременно взмыли в воздух, готовясь размозжить говорливую голову приговоренного.
Толпа замерла в ожидании вожделенной развязки.
Неожиданно шуршащий шелест пера разрезал повисшую тишину, вслед за ним раздался приглушенный, хлюпающий звук и бульканье. Один из дорнов недоуменно выкатил глаза, поднес руку к горлу и, вцепившись в белое оперенье стрелы, бездыханным повалился на эшафот.
В тот же миг в плечо второго палача з глухим щелчком вонзился другой острый наконечник разящего стержня. Дорн яростно зарычал и, невзирая на рану, стремительно опустил молот. Эльф был обречен.
Повинуясь необъяснимому порыву, Коэн молниеносно метнул нож.
Беспощадное орудие замерло в руках палача, он неуклюже пошатнулся, качнулся в сторону и, вцепившись пятерней в тунику оторопевшего старика, рухнул замертво.
Из кровоточащей глазницы дорна, торчала тонкая рукоять метательного ножа.
Взгляды эльфа и Коэна на мгновение встретились. Глубокие зеленые глаза остроухого сверкнули ледяным холодом.
— Уходим. — Коэн подтолкнул остолбеневшего Марата и тихо проворчал. — Я об этом еще пожалею.
Не дожидаясь пока стражники опамятуются, эльф с разбега спрыгнул с помоста. Из-за связанных рук, он неудачно приземлился, однако его тут же подхватили две высокие фигуры в темных накидках и уже через мгновение они растворились в сутолоке.
Поднялся невообразимый гвалт. Старик в красной тунике истошно вопил. Стражники, ринувшиеся за беглецом ввязались в бой с его сообщниками, которые, ловко орудуя короткими мечами, имели явное преимущество перед неуклюжими, хотя и значительно превосходящими их в количестве, противниками.
В добавок ко всему, толпа, лишенная долгожданного развлечения, просто обезумела. Завязалась потасовка, в которой все сцепились со всеми. Пощады не было никому. Эльфы, люди, дорны. Дрались все без разбору. Кричали дети. Женщины тщетно пытались разнять дебоширов, но тех это лишь сильнее раззадоривало.
— Гляди! — Марат, схватив Коэна за плечо, кивнул головой в сторону торговых рядов.
Торговцы, как никто иной наученные держать нос по ветру, быстро сообразили, что бесчинства вскоре перекинутся на их драгоценное имущество. Лихорадочно распихивая товар по тюкам, они сворачивались с поистине умопомрачительной скоростью.
Во всеобщей суматохе, когда казалось, что весь мир рушится, на лавке невозмутимо сидела тщедушная, сгорбленная под тяжестью прожитых лет старуха. Ее жилистая, исхудалая рука крепко сжимала в руках веревку, обмотанную вокруг шеи белой, еще более тощей чем сама хозяйка козы. Животное производило откровенно гнетущее впечатление. По числу прожитых лет коза вполне могла потягаться со старухой: ее острые, торчащие ребра; обвисшее до земли вымя; отекшие веки, скрывающие воспаленные глаза; густые, разросшиеся брови; свалявшиеся клочья шерсти, — все это недвусмысленно намекало на то, что одним копытом она уже прочно стоит на пути в иной мир. О том, что этого еще не случилось свидетельствовало лишь ее вялое пожевывание немногими оставшимися зубами пучка сухой, жесткой соломы.
Коэн, бесцеремонно расталкивая дерущихся, направился к торговым рядам. Марат, следуя за ним по пятам, своими громадными ручищами невозмутимо отвешивал тумаки особенно рьяным задирам, напрочь отбивая у них желание поквитаться за такое «невиданное нахальство».
— Сколько за козу?! — выкрик Коэна едва пробился через невообразимый галдеж.
— Не продается! — скрипучий голос старухи противно резал слух.
— Понятное дело, это ж ходячая падаль. — фыркнул Марат.
Старуха сощурившись посмотрела на вора, кряхтя поднялась на ноги и неожиданно проворно схватила его за ухо.
— Убери грабли, карга старая! — воскликнул раскрасневшийся от злости вор.
— Во тебе, а не мою Метхильду! — старуха скрутила костлявые пальцы дулей. — Видал?!
— Так, мы плохо начали. — примирительно сказал Коэн. — Мой друг не хотел оскорбить Матильду, она прекрасно выглядит, для своего возраста.
— Метхильду, дурень ослоухий! — проскрежетала старуха, сурово посмотрев на Коэна.
— Да что с ней панькаться, сейчас по лбу дам раз и все! — сердито рявкнул Марат.
— Тебе, ворюга поганый, только полбу бы и бить! Бугай полоумный! — старуха, крепко ухватившись за веревку, закрыла собой козу.
— Марат, заткнись! — сцепив зубы прорычал Коэн и, натянув на физиономию кривую улыбку, спросил. — Бабуля, это ведь рынок?
— А ты небось подслеповат малеха? — старуха ехидно оскалилась — Рынок, что ж еще?
— Хорошо. — Коэн, прикусив губу, глубоко вдохнул. — А ты пришла на рынок продать козу?
— Нет, демон меня укуси, пришла на рожи ваши мерзостные поглазеть. — старуха нахально вздернула нос. — Ясен пень, пришла козу продать.
— Вот и чудно. — лицо Коэна побледнело как полотно. — А я хочу купить твою козу. И у меня есть монетка, серебряная. Хотя мы оба знаем, что твоя Мати… как там ее.
— Метхильда, чурбан. — перебила старуха, но уже не так враждебно, поскольку серебряная монета похоже возымела нее умиротворяющее воздействие.
— Да. Так вот, Метхильда стоит от силы три медяка, и то если покупатель слеп и туп как полено. — вкрадчиво продолжил Коэн. — Все так?
