Выпили и Дерикот с Городецким, закусили балычком и каким-то диковинным салатом. Потом Антон Михайлович сообщил:
— Дорош-недобиток опять голову поднял. Вокруг меня кругами ходит. Узнал через моего, видно, человека о кое-каких финансовых операциях, о взаимоотношениях с главбухом. А эта дура по простоте душевной ходит и рассказывает, какой у нее начальник хороший, бесплатно материалы на дачу дал.
Дерикот с Каменцевым рассмеялись.
— Выгони ее, и все дела, — посоветовал Феликс. — Действительно, дура.
— Да, битому явно неймется, — думал вслух Ка-менцев. — Спровадили из ФСК, пенсию назначили, на работу устроился — ну и живи дальше спокойно, проиграл же! Нет, опять лезет.
Говорил Аркадий спокойно, даже бесстрастно, внешне казалось, что он только констатирует факт и никак к нему не относится, не принимает близко к сердцу. Городецкий и Дерикот хорошо знали своего друга, знали, что за маской спокойствия и бесстрастной реакции на сообщение стоял высокоорганизованный, почти мгновенно принимающий решения человек.
— Он и мне ведь пакостит, — признался Каменцев. — Старые дела тревожит. Вдруг узнаю на гормол-заводе, что является частный детектив по фамилии Дорош, интересуется прошлыми поставками масла в страны ближнего зарубежья… Оказывается, наш знакомец — большой любитель сливочного масла, а?
Друзья переглянулись.
— Из двери вытолкали, в окно лезет, — хмыкнул Городецкий.
— Надо думать, скоро и моей фирмой заинтересуется, — вставил и Феликс. — Тогда ему прямая дорога… гм.
— Если вы пришли спросить мое мнение, — прервал его Каменцев, — то оно однозначно. Дорош должен исчезнуть. Пропасть. Вышел из дома и не вернулся. Но, разумеется, без следов. Говорить тут много не надо. Найдите исполнителей. Расходы могу взять на себя.
— Расходы — мелочь, Аркадий, — сказал Феликс. — Этот тип теперь у всех нас в печенках сидит. Мои ребята сделают.
— Лукашин поможет, — добавил поспешно и Городецкий.
— Значит, так тому и быть. Аминь! — Каменцев прикрыл глаза. С минуту помолчали, как бы прощаясь с Дорошем.
— Еще одно важное дело есть, мужики, — продолжал Дерикот, поглощая вслед за доброй рюмкой коньяка великолепно приготовленное мясо, принесенное все тем же вышколенным официантом. — Знакомцы из Грозного приехали. Сначала позвонили мне в фирму, потом с КамАЗом своим заявились.
— «Мирные жители»? — усмехнулся Каменцев.
— Они самые.
— Понятно. Ну, как они там? С чем пожаловали?
— Война идет, оружие теряется. Грозный, судя по всему, им скоро придется оставить. Но присутствия духа они не теряют. Приехали за новой партией. Ребята надежные, я вам говорил. До войны еще с ними был знаком. Пару «Волг» они у меня брали, «жигуленка». Проколов не было ни одного.
— Ты хочешь сказать, что есть возможность еще подзаработать? — Аркадий спрашивал вроде бы нейтрально, но насторожившиеся его глаза выдавали повышенный интерес. — А верить этим людям можно? Какие у них полномочия? Кого представляют?
— Верить можно, — твердо заверил Дерикот. — Во-первых, я сам знаю их не первый год, во-вторых, они представляют солидных людей.
— Кого именно?
— Они мне одну фотографию показывали: на ней Дудаев, потом его начальник штаба, Масхадов, Руслан Лабазанов… помните, который у Джохара начальником охраны был?
— Это… который… что-то там с Грозненской тюрьмой связано? — Городецкий был все же далековат от разных подробностей, да и меньше, чем его друзья, интересовался событиями в Чечне.
— Он самый, — кивнул Дерикот. — В августе девяносто первого, когда в Москве путч был, этот Лабазанов поднял в тюрьме бунт, освободил себя и других заключенных. Дудаеву это понравилось, он позвал Ла-базанова к себе в охранники, и они жили в мире и согласии три года. А потом, в девяносто четвертом, поссорились, Лабазанов не может простить Дудаеву убийства родственника…
— Так от Лабазанова, что ли, гонцы? — перебил Каменцев.
— Нет. На фотографии есть еще один человек, Рустамом его зовут. Это один из приближенных к Дудаеву людей. Вот он и еще два «мирных жителя» и приехали.
— Ну, и что им нужно, твоим знакомцам?
— Шайтан-трубу, гранатометы. Штук пятьдесят. Можно больше. Еще снайперские винтовки, если получится… Деньги оставили. Деньги большие.
Каменцев помолчал, отпил из хрустального фужера лимонного напитка. Вытер губы салфеткой. Подумал. Произнес:
— Принято. Поговорю. Гранатометы, конечно, проще, завод в городе, а винтовки… С Ижевском надо говорить, с вояками… Ты вот что, Феликс, Рустама и его людей на меня не выводи, ни в коем случае. И сам старайся лишь разговоры говорить. Дело серьезное… А что, эти твои знакомцы долго собираются воевать? Ты смотри, что наша армия с Грозным делает — камня на камне не оставляет.
— Ну, Грозный не вся Чечня, Аркадий. В горы уйдут, а перед этим за другие города биться будут: Аргун, Гудермес, Шали… Патронов много потребуется.
— Ну-ну.
«…Зачем они связываются с чеченцами? — тоскливо размышлял Городецкий. — Ясно же любому дураку, что Дудаеву долго не продержаться. Грозный рано или поздно будет взят. А вдруг раскроется, что мы… нет, Аркадий с Феликсом, я-то не при чем!.. Вдруг раскроется, что они помогали Чечне с оружием? Попадется крохотная какая-нибудь информация тому же До-рошу… Масла им мало!»
— Значит, я людям могу хорошие деньги обещать? — поинтересовался Аркадий.
Дерикот назвал привезенную чеченцами сумму. У двоих прыгнули вверх брови — сумма впечатляла.
Глава двадцать восьмая
Ночное нападение на квартиру Дороша спланировали так: два боевика, Лапшин и Пилюгин, быстро взломав дверь, входят в масках в дом; третий, Васек, страхует операцию с улицы, под окнами. Дорош жил на третьем этаже, балкон его выходил в глухой темный переулок, с него можно было спуститься на балкон второго этажа, а оттуда спрыгнуть на землю. Или же подняться на четвертый этаж — от бывшего чекиста-диверсанта всего можно было ожидать.
Руководил операцией Лукашин; место себе он определил неконкретное: «Буду в подъезде, на подхвате», — объяснил подчиненным, и объяснение всех устроило. Конечно, на такого зверя, как Дорош, надо бы еще пару-тройку крепких ребят. Городецкий, страхуясь, вел разговоры с Дерикотом, но оказалось, что у того ряды бойцов поредели. Жорка Бизон запил по-черному, сгорел в гараже (и, кажется, тоже по пьянке) Серега Бородкин, запропастился куда-то Вадик Башметов. У Феликса были, разумеется, и другие парни, но, к примеру, своего водителя Игоря он не дал (комплекция не та, да и выйдет, чего доброго, из строя), а о других сказал, мол, пока зелены для серьезных операций. Могут только навредить, испортить дело. А нужно действовать наверняка — тихо войти в квартиру и задушить Дороша и его жену. Вот и пришлось Лу-кашину обходиться своими проверенными кадра-ми — этих он знал, как облупленных, рассчитывал вполне, убеждал Дерикота и Городецкого, что ребята не подведут. Четверо хорошо подготовленных парней против спящего Дороша и бабы — куда больше? Шума никакого не будет: дверь отожмут специальным приспособлением, винтом с лапами, потихоньку войдут в квартиру, применят против спящих газовые баллончики, а потом задушат. Несколько минут и — нет опасного разоблачителя, царство ему небесное!
Городецкий и Дерикот, выслушав план операции, одобрили его. Похвалили Лукашина за детально разработанную схему передвижения по квартире («Отличная мизансцена!» — машинально подумал Антон Михайлович) и за решительность. Да, с такими, как Дорош, нужно расправляться безжалостно и быстро. Разумеется, жена его, Людмила, не при чем, баба хорошая, к ней в поликлинике относятся с уважением, и Дора Григорьевна о ней как о враче высокого мнения (она передавала сведения о Дороше через жену Феликса, тоже врача) — но что поделаешь… К тому же, если оставить Людмилу в живых, то она, естественно, поднимет шум, явится милиция, начнутся поиски по горячим следам. А так в запасе у группы Лукашина будет примерно день. Можно хорошо спрятаться, главное, успокоиться.
— Может, Людмилу все же только усыпить? — спросил Лукашин, персонально не обращаясь ни к Городецкому, ни к Дерикоту. Говорили об операции в кабинете Феликса, при закрытых дверях, вещи называли своими именами.
Те переглянулись.
— Пожалеешь бабу, беду на хвосте притащишь, — жестко отрезал Дерикот. — Сколько уже исполнителей на жалости прокололись!
Городецкий высказался дипломатично и более гуманно:
— Смотри сам, Лукашин. Но если она потом кого опознает… Мы, разумеется, знать ничего не знаем.
— Не опознает! — уверял Лукашин, и по его ожесточившемуся лицу Городецкий с Дерикотом поняли, какое именно решение принял начальник охраны в отношении жены Дороша.
А Лукашин, завершив дела в офисе, договорившись с боевиками о месте и времени встречи, примерно через час звонил Дорошу по служебному номеру. Предупредил, слегка изменив голос:
