А Лукашин, завершив дела в офисе, договорившись с боевиками о месте и времени встречи, примерно через час звонил Дорошу по служебному номеру. Предупредил, слегка изменив голос:
— Это Олег Петрович. Сегодня ночью жди у себя на квартире гостей! — И бросил трубку.
Дорош спокойно отодвинул телефон, глянул на своего шефа, Боброва, склонившегося над бумагами:
— Витя, поможешь?
— А что случилось?
— Знакомые бандиты зашевелились опять. Сегодня ночью на квартиру ко мне должны явиться… Надежный человек сейчас позвонил.
— Да ты что?! — не поверил и испугался Бобров. — Что за люди? Ты их знаешь?
— Да, некоторых знаю. Видно, ребята из «Мечты». Мы уже общались. Один из них тот, что на пропавшую «БМВ» завязан, я тебе говорил.
— Понятно. За машину тебе решили отомстить?
— Не только. Лукашин этот, начальник охраны, — мелкая сошка. Там, над ним, рыба покрупнее, Городецкий. У того в приятелях — некий Дерикот да сам Аркадий Каменцев. И темных делишек за ними — целый хвост.
— Погоди-погоди, — начал вспоминать Бобров. —
Лукашин… что-то знакомая фамилия… Он в милиции, во вневедомственной охране не служил?
— Он самый, — подтвердил Дорош.
— Слушай, Толя, чего темнить. Если знаешь, где украденный «БМВ», давай подкинем информацию Городецкому…
Дорош рассмеялся.
— Я на девяносто девять процентов уверен, что он в курсе, где машина. Там же круговая порука, в «Мечте» — тянут все, кому не лень. Жаль, что акционеры об этом не знают. Вот бы кому информацию подбросить.
— Давай подбросим, — согласился Бобров.
— Погоди немного, я уже об этом думал. Нужно поглубже в «Мечте» копнуть. Там не один Городецкий. Дай время, Витя, я кое-что интересное тебе предложу. Только, думаю, нам одним не справиться. Милицию придется подключать. Но это потом, потом. Когда я господина театрального критика на крючок насажу. Ты не читал его рецензий? Городецкого, я имею в виду?
— Да нет, знаешь, как-то до театра руки не доходят, а точнее, ноги, — засмеялся Бобров. — Раньше с женой в кино ходили, а теперь — телевизор. А там — опять мы с тобой, только с американскими именами: Джон да Майкл. И бесконечное пиф-паф! Так что я программу «Время» посмотрю, гляну на этот беспредел в Грозном, да и на боковую. Лучше утром пораньше встать.
— Ну вот, а я читал. И по долгу службы, и по любви к театру. Статьи он хорошие пишет, разбирается в лицедействе. Он и сам лицедей… да еще какой! Интересно будет с ним поговорить и на темы об искусстве. Прямо жажду встречи!
— Ты о сегодняшней лучше думай, — напомнил Бобров. — Они к тебе придут не про театр рассказывать.
— Да это точно. На этот раз убивать придут.
— Ладно, Толя, встретим, как полагается. Жена твоя где сейчас?
— На работе, где ж ей быть.
— Позвони, скажи, чтобы к моей Ольге ехала. Я предупрежу.
Детективы обменялись понимающими взглядами. Не сговариваясь, вытащили из кобур, на проверку, оружие: Бобров газовый свой пистолет «дженерал», а Дорош — «Макарова», который он отобрал у Лукашина.
Оружие было в порядке.
Дорош намеренно-шумно демонстрировал, что он дома: зажег в комнатах свет, то и дело выходил на балкон, гремел там чем-нибудь из хозяйства жены, взялся даже что-то пилить и постучал молотком. На кухне долго стоял у окна, даже занавески пошире раздвинул, то открывал, то закрывал форточку. Пусть думают наблюдающие — он занят пустяшными домашними делами, что разговаривает с женой (он в самом деле произносил длиннющие фразы) и ни о чем не подозревают. Собственно, и Лукашина нельзя было подводить, нужно принять его игру.
Бобров спокойно сидел то на кухне, то переходил в комнату, где шторы были плотно задернуты. Но шеф Дороша особенно не прятался, не было нужды: квартира Анатолия на третьем этаже, в нее ниоткуда не заглянешь, напротив окон других домов не было и деревья поблизости не росли. Люди Лукашина, конечно, будут судить по окнам — есть в квартире кто-нибудь или нет.
…К полуночи, когда дом затих и окна Дороша погасли, Лукашин дал последние наставления боевикам:
— Еще с часик подождем. Пусть разоспятся как следует. Да и окно, вон, над ними светится.
— Все его соседи по площадке дрыхнут, — нетерпеливо бубнил Васек, зябко подергивая плечами: мороз хоть и был небольшим, но всех пробрало уже до костей. — Я обошел дом со всех сторон, почти везде темно, тут рано ложатся, живут работяги, в шесть уже подымаются. А с четвертого этажа ничего не услышать, по-тихому все сделаем.
— Береженого Бог бережет. — Лукашин огляделся. Они кучкой стояли в тени соседнего девятиэтажного дома, наблюдали за подъездом дома Дороша. Никто не входил и не выходил. С полчаса назад, пугливо озираясь, пробежала загулявшаяся девушка, потом, шатаясь, прошел крепко подвыпивший жилец с первого этажа — зажегся в угловой квартире свет. Потом и эти окна погасли. Жизнь подъезда замерла, скорее всего, до утра. С высокого столба лился на спящую панельную пятиэтажку тусклый желтоватый свет, дверь нужного подъезда освещалась довольно прилично, но если пойти вдоль стены и незаметно шмыгнуть под козырек подъезда, то никто ничего не увидит.
Так и поступили. Васек снова занял пост под окнами Дороша, а Пилюгин с Лапшиным тенями прокрались вдоль стены в подъезд. Лукашин шагнул за ними, но остался пока внизу — на «шухере», для контроля. И еще он должен был выключить свет, ждал условного сигнала — легкого покашливания Пилюгина. Это значило бы, что парни у цели, дверь открыта, выдавлен замок, и свет в подъезде можно гасить.
Кашель вскоре раздался, Лукашин щелкнул выключателем и замер на месте, во входном тамбуре, ждал. Он хорошо представлял, что там, в квартире Дороша, сейчас происходит: Пилюгина и Лапшина мордуют по-черному, как пить дать. Дорош справится с ними, учить его ломать руки-ноги не надо. Пальцы у Лукашина все еще ныли, один плохо сгибался. Испытывать дикую знакомую боль Лукашин больше не собирался. Пусть Дорош потешится над боевиками, отведет душу. Эти двое, Пилюгин и Лапшин, как раз и усердствовали тогда, у помойки, да и Васек не стоял в стороне. Пусть в этот раз они отведают настоящих диверсантских приемов, не одному Лукашину отдуваться. Главное же — он предупредил Дороша о готовящемся нападении. Это зачтется, можно надеяться, что Дорош наконец отстанет и забудет про «БМВ».
Прошло минут десять, Пилюгин с Лапшиным не появлялись, и Лукашин встревожился. Как быть? Самому нос в квартиру совать? Не годится, примут не за того.
Он обежал дом — Васек был на месте.
— Ну, что там, Николай? — хрипло прошептал он, дохнув водочным перегаром.
— А хрен его знает, — с недоумением отвечал тот. — Чай, что ли, они сели пить. Пошли, быстро! Зайдем в квартиру.
Они двинулись неслышными широкими шагами наверх. Лукашин у самой двери велел Ваську войти первым, как бы на разведку. Не иначе, парни, сделав свое дело, устроили в квартире Дороша шмон, набивают карманы какими-нибудь безделушками, не устояли перед соблазном. Вариант «ограбление» предложили Дерикот с Городецким, признаки должны быть, но Пилюгин с Лапшиным, кажется, забыли об установке — грабят всерьез.
Васек проскользнул в приоткрытую дверь (свет в квартире, разумеется, тоже не горел, у Васька был с собою фонарь), а Лукашин «замешкался», споткнулся о свою же собственную ногу, остался на лестничной площадке. В следующее мгновение он услышал, как Васек, охнув от удара, рухнул на пол в прихожей. Потом снова раздались удары, Лукашин не стал испытывать судьбу, бесшумно ступая, сбежал вниз, радуясь, что в этот раз ушел от Дороша целым и невредимым. Но где-то между вторым и первым этажом он натурально оступился, зацепился за чей-то коврик, покатился по лестнице. У него, однако, хватило сил преодолеть боль в ноге (вывихнул, наверное, в лучшем случае, потянул сухожилие), хромая, вышел из подъезда. Вслед за ним скатился сверху охающий и приглушенно матерящийся Васек. Поддерживая друг друга, «коллеги» нисколько теперь не таясь и не оглядываясь, как можно быстрее заковыляли от подъезда — лишь бы убраться побыстрее.
— Гад!.. По ноге!.. Как рельсой саданул! — несколько переигрывая, стонал Лукашин. — А потом в пах, в живот, ногами. Тебя же туда, внутрь, затащили, я видел, а меня прямо возле двери били. Кто-то стоял на площадке между третьим и четвертым этажом, ждал. Наверное, знал, что еще и мы с тобой должны появиться. А ребята… что с ними? Не знаешь?
Васек сплевывал кровь.
— Борьке с Юркой хана, Николай! Трупы! Лежат на кухне, как бревна. Сам видел. Свет с улицы достает. А я только фонарь включил, тень какая-то из комнаты напротив прихожей на меня навалилась, фонарь выбила, в ребра мне чем-то железным… У меня аж в глазах засверкало, даже вырубился на какоё'-то время.
— Вот и меня тоже! — по-прежнему постанывая, хромая больше, чем требовалось, подхватил Лукашин.
