Он поклонился ей.
— Дражайшая кузина, ужин ожидает вас. Вы позволите проводить вас вниз?
Доминика сразу же поднялась и пошла к двери. Она даже позволила кузену вести себя под руку. В молчании они спустились по лестнице и через зал прошли в гостиную, отделанную панелями из тутового дерева. Луис почтительно ожидал, стоя за спинкой стула. Доминику проводили к столу, и она села, стараясь казаться как можно спокойнее. Задернутые шторы не пропускали угасавший дневной свет, и комнату освещали свечи, горевшие на столе. Сельская тишина окутывала дом. Доминика почувствовала себя совсем одинокой и с трудом подавила чувство тревоги.
— Милая кузина, боюсь, что угощение очень скромное, но вы меня простите. Луис — неискусный повар.
Она наклонила голову. Стол был хорош, и она решила, что дон Диего просто хотел дать ей понять, что в доме они втроем с Луисом. Это и без того ясно, подумала она.
Он налил ей в кубок вина.
— Вы выпьете немного аликанте, кузина?
Доминика быстро взглянула на него, пытаясь что-то вспомнить. Эти слова показались ей знакомыми и о чем-то странным образом напоминали. Она задумалась. Глядя на дона Диего, она видела не его, а смеющееся лицо и глаза, синие, словно море, волнуемое ветром…
«Как вы полагаете, сеньор, ваша дочь примет вино из моих рук?..»
Доминика вздрогнула и на минуту прикрыла глаза, пытаясь удержать это краткое видение, затем вновь открыла их, и кают-компания «Отважного» вернулась в прошлое.
— Благодарю вас, кузен, — спокойно ответила она и твердой рукой подняла кубок.
Она едва касалась еды и почти ничего не пила, односложно отвечая дону Диего, который весьма непринужденно беседовал с ней. Наконец был подан десерт — сладости и спелые гранаты с юга. Луис удалился, и они остались наедине.
Слегка отодвинувшись от стола, Доминика посмотрела на дона Диего:
— Кузен, я жду ваших объяснений.
Он молча поднял кубок и выпил.
— Они заключаются в одной короткой фразе, моя дорогая. Я люблю вас.
— У вас своеобразный способ доказывать свою любовь, сеньор. Может быть, вернее предположить, что вы любите мое состояние?
При этих словах дон Диего нахмурился — он не обладал откровенностью своей матери.
— Оно ничто по сравнению с вашими чарами, Доминика.
— Боюсь, что вы мне льстите, кузен.
Диего наклонился к ней и с умоляющим видом протянул руку.
— Доминика, давайте не будем обмениваться пустыми фразами. Поверьте, что я с ума по вас схожу!
— Мне нетрудно поверить, что вы сошли с ума, сеньор.
— Да, сошел, но от любви к вам. Позвольте мне все сказать! Вы несправедливы ко мне, предполагая, что я хочу только завладеть вашим богатством. Не отрицаю, что это было моей первой мыслью, но тогда я еще не знал вас и не почувствовал на себе ваши божественные чары. Я женился бы на вас, даже если бы вы были бедны. — Увидев, что она собирается его перебить, дон Диего заторопился. — Мне показалось, что нет другого способа, и я выбрал самый прямой и быстрый путь для исполнения своих желаний. Вы не станете винить меня в этом. Сейчас вы рассержены и уязвлены, и я вижу, как сверкают ваши глаза. Однако поразмыслите немного, и вы меня поймете и посочувствуете тому, кто кажется вам безумным.
— Я могу посочувствовать вашему безумию, сеньор, но жалость не заставит меня обвенчаться с вами, — сказала она.
— Доминика! — Он попытался взять ее за руку, но девушка сразу же отняла ее. — Мне бы не хотелось применять силу. Вы полюбите меня, даже если сейчас ненавидите. Выкиньте этого английского пирата из головы…
— О Боже милосердный, сеньор, вы снова возвращаетесь к этой сказке, — воскликнула она. — Вы хотите вывести меня из терпения?
— Он погиб, — продолжал Диего. — Ему не сбежать. Забудьте его, с ним все кончено.
Теперь Доминика смотрела ему прямо в лицо, и взгляд ее был суров.
— Сеньор кузен, вы говорите глупости, но если бы шевалье де Гиз был моим возлюбленным, я осталась бы ему верна, даже если бы он умер и мне грозила из-за него смерть.
Лицо Диего исказила уродливая гримаса.
— Ваши речи очень смелы, кузина, но есть более ужасные вещи, чем смерть.
Наконец-то начинался настоящий поединок, и она была этому рада. Все что угодно, лишь бы не его ухаживание.
— Кузен, — сказала она, и ее рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак, — вы напрасно считаете меня кисейной барышней. Повторяю еще раз, что никакая сила на земле не заставит меня выйти за вас замуж.
Диего небрежно развалился в кресле, пристально глядя на нее.
— Подумайте о своем честном имени, Доминика, — вкрадчиво сказал он.
— Оно мне безразлично.
— Да? — улыбнулся он. — Смелые слова, кузина, но вы об этом еще не думали. Вы не проявляете ко мне ни доброты, ни жалости, почему же я должен вас жалеть?
— Не сомневаюсь, что не пожалеете, — быстро ответила Доминика. — Но если вы хотите вырвать у меня согласие на брак подобными средствами, вы ошибаетесь. Вы меня еще не знаете.
Диего поднес к губам кубок с вином, отпил глоток и продолжал его держать, опершись локтем о ручку кресла.
— Я могу погубить вас, моя дорогая, — сказал он. — Если вы выйдете отсюда необвенчанной, то нигде не сможете показаться.
— Неужели вы думаете, сеньор, что, если мне придется выбирать между таким, как вы, и монастырем, я не предпочту монастырь?
Было ясно, что дон Диего не подумал об этом. Он со стуком поставил кубок на стол, пристально глядя на нее из-под нахмуренных бровей. Через минуту он характерным для него жестом дернул плечом и издал короткий смешок.
— Пустые слова!
— Попробуйте — и вы увидите, сеньор.
Он налил еще вина, но не стал пить.
— Вы думаете, я не знаю, какие у вас еретические взгляды, — язвительно заметил он.
Она даже бровью не повела.
— Все это в прошлом. Я верная дочь церкви, и вам не доказать обратное. Можете быть совершенно уверены, что церковь примет и меня, и мое состояние.
— Вы сами не знаете, что говорите. — Он выпил до дна и поставил кубок. — Вы просто дразните меня, вот и все.
— Вы тешите себя иллюзиями, кузен. Нет такой крайности, к которой я бы не прибегла, чтобы расстроить ваши грязные планы. А что хорошего ждет меня в миру, чтобы я за него цеплялась? Я одинока, среди врагов — ведь вы с тетей показали, что вы мне враги.
— Есть еще Эль Бовалле, — напомнил он и пристально посмотрел ей в лицо.
Она опустила глаза, но ответила терпеливым тоном:
— Я не стану больше спорить с вами, кузен, — выдумывайте что хотите. Если бы шевалье де Гиз был Эль Бовалле и моим возлюбленным, что бы мне теперь оставалось, как не уйти в монастырь?
