Я распаковался, сделал несколько звонков и пошел к месту сходки, все равно делать мне больше было нечего. Собственники дач собрались, чтобы решить, что в данном случае наиболее эффективно: писать петицию властям, в которой заявить свое право на сохранение живописного уголка природы и его охрану от вандализма поклонников пьяных гулянок на свежем воздухе, или составлять заявление в полицию об угрозах жильцам. Как я понял, компании буйной молодежи облюбовали это место не так давно, благодаря его географическому положению и близости трассы, по которой было удобно добираться и из города, и из ближайших деревень. Когда компании появлялись на пляжах, дачникам в поселке делать было уже нечего: приезжие занимали все пространство, включали рэп на полные децибелы, пили до потери пульса и оставляли за собой горы мусора, бутылки и лужи блевотины. Установка шлагбаумов вызвала протест со стороны «свободных отдыхающих», которые выражали его как умели: то писали письма в редакции газет и электронные СМИ, а то и просто били окна в тех дачах, до которых им было сподручнее добраться. А ведь мне эти беспорядки, пожалуй, на руку.
Я внимательно вглядывался в лица собравшихся, тщетно пытаясь понять, не смотрит ли кто-то на меня с каким-то особым интересом, не следит ли исподтишка, но ничего подозрительного не заметил. Если кого-то ко мне уже и подослали, он сумел ничем себя не выдать.
День я провел в мучительном ожидании, вздрагивая от каждого шороха на веранде, от шума, который производили птицы, перебирающиеся от дерева к дереву по своим птичьим делам. Если у шлагбаума раздавался автомобильный сигнал, мне казалось, что это приехали по мою душу. Умом я понимал, что, когда в поселке неспокойно, активисты ходят по домам, чтобы подписать заявления у тех, кто не был на сходке, вряд ли ко мне кто-то сунется по светлому времени суток. Любой посторонний человек на фоне борьбы с чужаками будет особенно заметен. Разве только приедет не чужой… Но тот, кто здесь бывал раньше, тем более не останется без внимания, если не торчит в Соловьях целыми днями. Нет, вряд ли гости могут нагрянуть ко мне до наступления темноты.
Я не отлипал от окон, выходил на крылечко, прохаживался вокруг дома, не выпуская из рук телефон – ждал, когда позвонит Рита, чтобы справиться о моем здоровье. По всем моим расчетам она должна была это сделать, иначе ей просто не узнать, разболелся ли я и сколько времени еще собираюсь пробыть в Соловьях. Но пришло только сообщение от Алиски в Ватсапе: «Как ты, па?» Я ответил: «Пока не ясно, побуду тут». Для Риты эта информация могла сыграть очень важную роль. Мне-то ничего не стоило напялить маску, изобразить слабость и якобы отбыть на самоизоляцию. Для меня самой сложной частью плана представлялось быстро выйти на частников и проинструктировать их. Но Борька по моей просьбе еще несколько дней назад предупредил своих знакомых, что они могут понабиться в любой момент, так что никакой неожиданности в ночном вызове для них в принципе не было. Поздний звонок и срочная мобилизация – пустяк в сравнении с новым заказом от денежного клиента по двойной гонорарной оплате. При их-то профессии. Рита – другое дело, ей я преподнес сразу несколько сюрпризов: свои туманные мысли о разводе, намерение продать рестораны, так что ее задача покончить со мной окончательно упрощалась тем, что я подсунул ей такую удобную возможность, какой еще долгое время может не возникнуть. Но и определенная сложность тут тоже имелась: действовать следовало быстро, времени на подготовку у нее не имелось. Алекса в парк еще надо было выманить, а я – вот он, в отдельном домике, один, в момент свары между жителями и вандалами, разбрасывающими листовки с угрозами спалить поселок. Считай, на блюдечке себя преподнес. С голубой каемочкой. Кстати, насчет Алекса… В тот роковой вечер он ходил гулять с Мотей без телефона, Наташа с уверенностью утверждает это. А вернувшись, сказал, что ему срочно нужно ненадолго отлучиться. Значит, тот, кто назначил ему встречу, не посторонний человек, Алекс встретился с ним (или с ней) неподалеку от дома, во время прогулки с собакой. Только одним способом можно договориться о встрече с человеком, не используя телефон, – лично. Каким-то образом Рита узнала, кем мне приходится Алекс, и поняла, что в случае моей смерти мальчик будет доказывать, что он мой сын. И при современных методах экспертизы, конечно, докажет. Больше смерти Алексу желать не мог никто. Разве что сама Наташа, в случае если он изменил ей или собирался от нее уйти. Нет, отмахнулся я от нелепой мысли, ее горе было так искренне, так неподдельно… Наташа простая женщина, вовсе не актриса, не могла она так убедительно сыграть. Да и где бы она научилась стрелять, откуда у нее такое умение? И опять назойливым насекомым зажужжал в моем мозгу вопрос, который я задавал себе уже не один раз: а кто научил стрелять Риту?
С этими мыслями я кое-как дотянул до вечера. Когда начало темнеть, мне стало не только тоскливо, но и страшно. А не слишком ли рьяно я ринулся в бой? Не слишком ли поторопился со своими выводами? И вообще – правильны ли они? Ведь с точностью я могу сказать только одно: моему несостоявшемуся убийце, видимо, известно обо мне все, а вот я ничего о нем не знаю. Не сделал ли я непростительную ошибку, скрыв от следствия выстрелы в окно «Матрешки»? Тогда я не хотел выносить сор из избы, но после убийства Алекса должен был переменить свою точку зрения, просто обязан. Почему я этого не сделал? Откуда такая самонадеянность? Несчастный хренов горе-следователь-психолог!
В какой-то момент у меня даже мелькнула мысль по-быстрому собраться и ехать в город, попробовать поспать и назавтра идти к следователю, который ведет дело об убийстве Алекса, как бишь его, смазливого такого, зовут? Артур Анатольевич, что ли? Я уже почти созрел, но что-то никак не давало мне сделать первый шаг в сторону двери. Аля. Я даже зажмурился, чтобы не сойти с ума, настолько реальным мне показался в наступающих сумерках ее образ.
Как-то раз после тренировки мы пошли к ней в квартирку, чтобы принять душ, по дороге взяли бутылку красного сухого. Какого? Мне почему-то вдруг захотелось вспомнить. Это было какое-то каберне, тогда все вина мы называли «шмурдяк а-ля натурель». Мы пришли, искупались, выпили вина, повалялись в кровати, посмотрели новые рисунки, а потом Аля сказала, что ей скучно, мол, наше времяпрепровождение превращается в рутину. И я спер у папы
